Смерть швейцара - Ирина Дроздова

— Ну и как, по-вашему, могла сложиться ее судьба? — спросила Ольга, чувствуя, как у нее по спине волной прокатилась дрожь.

— Как, как? Сгорела в печке у какого-нибудь Михрюты, — сообщил Евлампий, доставая из кармана большие, на цепочке, часы луковицей и справляясь по ним о времени. — Или увез кто-нибудь за границу, и украшает она теперь частное собрание в очень богатом доме. Этого Ван дер Хоолта можно теперь разве что в дорогом каталоге увидеть, где, кстати, рядом всегда пишут — «полотно утрачено».

— Скажите, Евлампий — извините, не знаю, как вас по батюшке, — загораясь новой идеей, обратилась к знатоку первозванских древностей Ольга, — Рогир ван дер Хоолт — это кто?

Евлампий по поводу своего отчества ответа давать не стал. Ольга догадывалась, что оно было, скорее всего, не менее причудливым, чем его имя. Зато о Рогире ван дер Хоолте он произнес маленькую прочувствованную речь. Из нее явствовало, что означенный мастер был не только предтечей Иеронима Босха, Рубенса, Рембрандта, ван Дейка, но являлся основоположником голландского Возрождения как такового..

— Ну это вы уж наверняка преувеличили, — сказала Ольга, оглядываясь, как школьница, и от волнения закуривая свои «Севн майлд». Православный человек Евлампий тоже попросил у нее сигарету и закурил. — по-вашему получается, что этот самый «молящийся юноша» стоит столько, что на него можно весь Первозванск купить?

— Не «Молящийся юноша», а «Юноша с молитвенно сложенными руками», — поправил ее Евлампий и опять сверился со своим будильником на цепи. — Да что, черт побери, он там делает, этот посетитель? — гаркнул он таким неожиданно зычным голосом, что Ольга поняла: любитель фресок когда-нибудь и в самом деле узнает, где и когда по распоряжению Ивана Третьего был замазан лик князя Георгия в виде Архангела Михаила.

— Полотна такого класса стоят несколько десятков миллионов долларов, но это, как вы понимаете, лишь самая приблизительная оценка, — сказал Евлампий, отвечая на вопрос собеседницы. Вспышка гнева, которая его посетила, прошла мгновенно. — Вы меня извините за вспыльчивость, но годы хождений по инстанциям окончательно расшатали мне нервы.

Ольга вспомнила Константина Сергеевича, бабку из раздевалки музея, всех тех чиновников, чьи кабинеты ей пришлось посетить в течение жизни, и пришла к выводу, что у Евлампия, принимая во внимание существование, которое он вел, выдержка все еще находится на должном уровне.

— Там, в кабинете директора, сидит мой друг, — пояснила она. — Так что вы не очень-то кричите. Я могу обидеться. Он, между прочим, тоже занимается делом. Пытается получить копию списка собрания картин князя Усольцева.

— С чем я вас и поздравляю, — едко бросил Евлампий, ударяя серой заячьей шапкой по коленке. — У этой мегеры фиг два что вытянешь. Да и где еще этот список? В последний раз коллекцию князя описывали большевики — году, примерно, в двадцатом. Поди ныне, сыщи его.

— Мой приятель по роду своей деятельности неоднократно имел дела с архивами и знает, как обращаться с архивариусами. Если этот список существует, клянусь, он его найдет! — с энтузиазмом сказала Ольга. — Мне прямо не терпится заглянуть в него хотя бы одним глазком и увидеть молодого человека, сложившего ручки.

— Если вашему приятелю повезет, описание картины вы, может, еще и получите, — сказал Евлампий. От желания попасть в заветный кабинет или от волнения другого рода он то комкал свою шапку в руках, то снова надевал ее на голову. — Но вот увидеть там ее репродукцию — хотя бы фотографию, вам не удастся. Утрачена ведь картина, сказано уже. — Тут знаток первозванских древностей важно развалился на лавке и со всего размаха хлопнул себя в грудь, да так гулко, что Ольга вздрогнула. — А у меня такая репродукция есть! Отличная, на старинной открыточке — любо-дорого посмотреть.

Хлопнула дверь, и из кабинета директора появился Аристарх с целой кипой бумажек в руках. Но на лице его Ольга особой радости не прочитала. Он подошел к лавке и плюхнулся рядом с Ольгой — с противоположной от Евлампия стороны. Последнему было настолько любопытно узнать, чем завершилась миссия друга Ольги, что он, забыв на время про собственные нужды и непременное желание попасть в кабинет директора архива, буквально прирос к скамье.

— Ну и как? — спросила Ольга, подпрыгивая на деревянной лавке от нетерпения. — Получил список?

Аристарх, краем глаза обозрев странного субъекта, сидевшего рядом с Ольгой, довольно робко произнес:

— Получил.

— Да, я забыла вас представить, — всколыхнулась вдруг подруга. Она поняла сомнения Аристарха Викентьевича и решила поскорее разрешить недоумение. — Это Евлампий, знаток местных ценностей. — Девушка указала на человека, которому Собилло вряд ли рискнул бы при обычных обстоятельствах пожать руку. — Он знает про коллекцию князя Усольцева как никто. Рассказал мне такие вещи, Листик, что закачаешься... Но ты-то чем недоволен, а?

— Я недоволен тем, что из списка украли страницу, — строго ответил Аристарх. — Ту самую, где говорилось о пропавших шедеврах из коллекции князя. Вернее, одного.

— О Рогире ван дер Хоолте, да, Листик? — вскричала с торжеством Ольга, откидываясь на спинку скамьи и складывая на животе ладони. Можно было подумать, что она выиграла в лотерею.

— А ты откуда знаешь? — недовольно пробурчал Аристарх, приберегавший эту новость как сенсацию. Про Рогира ван дер Хоолта ему в качестве особой любезности сообщила директриса архива, сраженная напрочь его мужскими достоинствами и светской манерой объясняться. — Я сам об этом только что узнал.

— А я на что? — влез в разговор Евлампий, срывая с головы свою шапку-ушанку и хлопая ею по полированной доске скамьи. — Я уж, слава Богу, не один десяток лет в этом городе живу и знаю, что здесь к чему. Эта страница более всего и имела цену. Все остальные бумажки вы, Листик, — тут он с издевкой посмотрел на Аристарха, так и не пожелавшего официально с ним познакомиться, — можете выбросить в отхожее место. — Евлампий с торжествующим видом потер руки.

— Меня зовут не Листик, а Аристарх, — сообщил наконец свое имя Собилло и коснулся длинными ухоженными пальцами шершавой ладони Евлампия. — Если вы знаете о Ван дер Хоолте — честь вам, конечно, и хвала, но и я, с вашего позволения, вышел из кабинета тоже не с пустыми руками. Ты что, ему обо всем рассказала? — между делом поинтересовался Аристарх, вскидывая на Ольгу свои красивые глаза.

— Ну и что такого? — обиделась Ольга, не без основания полагая, что Аристарх считает, будто она сделала глупость. — Евлампий знает про коллекцию князя Усольцева лучше нас с тобой. И при этом, — тут она надула губы, — не принимает такого важного вида, как ты!

Собилло неожиданно расхохотался, и инцидент с Евлампием был сам собою исчерпан. Последний не догадывался, какие бури проносились в эту минуту в сознании этих двух молодых людей, но, будучи человеком неглупым, понимал, что какие-то изменения в их душах произошли несомненно.

«Какой он все-таки душка, мой Листик, — подумала Ольга. — Я бы на его месте, наверное, вообще с обычными людьми не зналась. Разговаривала бы только с избранными, да и то — через день. Видно, ему непросто переломить себя и вылезти из своей ракушки. Для этого нужно иметь не только ум, но решительность и характер».

— Послушайте, господа, что же мы здесь сидим? Прошу покорно пожаловать ко мне домой. Это совсем рядом, на улице Героев Панфиловцев. Всего две трамвайных остановки. Я вам репродукции покажу — того самого Рогира ван дер Хоолта. Я уже вашей знакомой говорил, — обратился Евлампий к Собилло, — у меня есть изображение «Молодого человека, с молитвенно сложенными руками». Неплохая литография, надо вам сказать, но за определенное вознаграждение, может быть, или гонорар, как вам будет угодно.

— А как же ваша фреска с замазанным ликом князя Георгия? — спросила краеведа Ольга и недвусмысленно посмотрела на Аристарха. Они переглянулись. Новый знакомый интриговал и возбуждал живой интерес к картине.

— А вы? — с изумлением спросил Евлампий, разглядывая Собилло. — Уж не князь ли вы Усольцев? Потомок древнейшего рода, явившийся, так сказать, чтобы выяснить, как распорядились наследием его предков на родине?

— Не потомок, не волнуйтесь, — ответил Аристарх, надевая перчатку кордовской кожи и делая ему знак, что согласен на предложение. — Хотя, если разобраться, — тут Собилло привычно возвел глаза к потолку, — князья Усольцевы приходились нам двоюродными кузенами через графов

Тарпановых — это по женской линии, и были в чуть более дальнем родстве через принцев Цу Гротенау.

Евлампий с благоговением снял шапку и в очередной раз скомкал ее в руках. Казалось, ничего более удивительного ему не приходилось в жизни слышать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ