Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Вскоре она добавила более твердым тоном:

— Я утешаю себя по крайней мере тем, что все это было лишь игрой моего воображения и кроме меня никому не причинило вреда.

— Джейн, дорогая, — воскликнула Элизабет, — ты слишком добра! Это — доброта и самоотверженность ангела. Я не нахожу подходящих слов, но мне кажется, что я никогда тебя не ценила и не любила так, как ты этого заслуживаешь.

Мисс Беннет категорически отвергла подобное восхваление своих качеств, объяснив его родственным чувством своей сестры.

— Послушай, Джейн, — сказала Элизабет, — ведь это несправедливо. Ты готова хвалить решительно всех на свете и расстраиваешься, если я хоть о ком-нибудь выскажусь неодобрительно. А когда я всего-навсего назвала совершенством только одну мою бедную сестричку, ты сразу начала со мной спорить. Не бойся, это не распространится на многих и я не покушаюсь на твою исключительную привилегию смотреть на мир сквозь розовые очки. Этому не бывать — на свете слишком мало людей пользуется моей любовью. И еще меньше таких, которых я по-настоящему уважаю. Чем больше я наблюдаю мир, тем меньше он мне нравится. Каждый день подтверждает мне несовершенство человеческой натуры и невозможность полагаться на кажущиеся порядочность и здравый смысл. Два отличных урока я получила в последние дни. Об одном я не хочу говорить. А другой дала мне своим обручением Шарлот. Оно для меня до сих пор остается непостижимым, право, непостижимым, как бы я на него ни смотрела.

— Лиззи, милая, не давай волю подобным чувствам. Они разобьют твое сердце. Ты не принимаешь во внимание характер и условия жизни каждого человека. Подумай, какое достойное место занимает мистер Коллинз в обществе и как свойственны характеру Шарлот здравый смысл и благоразумие. Вспомни, как много у нее братьев и сестер и насколько это замужество устраивает ее при ограниченных средствах ее семьи. И постарайся ради нас всех поверить, что она в самом деле может высоко оценить нашего кузена и отнестись к нему с некоторым расположением.

— Ради тебя я, кажется, готова поверить во что угодно. Но от этого едва ли кому-нибудь станет легче. В самом деле, если бы меня убедили, что Шарлот чувствует к Коллинзу расположение, я стала бы думать об ее уме еще хуже, чем думаю сейчас об ее сердце. Джейн, дорогая, ты не меньше меня знаешь, что мистер Коллинз — человек самодовольный, чванный, глупый и ограниченный. А потому ты, подобно мне, должна сознавать, что женщина, выходящая за него замуж, не может руководствоваться естественными побуждениями. Не пытайся же ее защищать, если этой женщиной оказалась Шарлот Лукас. Ради одного человека нельзя изменять взгляды на порядочность и добродетель. И ты не сможешь убедить меня или себя в том, что корыстолюбие это — благоразумие, а пренебрежение здравым смыслом — верный путь к счастью.

— Мне кажется, ты судишь о каждом из них слишком сурово, — ответила Джейн. — И, надеюсь, ты сама в этом убедишься, когда увидишь, как счастливо сложится их жизнь. Но довольно об этом. Говоря о двух полученных тобою уроках, ты ведь намекнула еще на одного человека. Я не могла тебя не понять. Умоляю тебя, Лиззи, дорогая, не делай мне больно, обвиняя этого человека и говоря, что и он упал в твоем мнении. Мы не должны быть склонны к предположению, что нам причинили зло умышленно. Нельзя же требовать от жизнерадостного юноши, чтобы он всегда был настороже и следил за каждым своим шагом. Нас очень часто обманывает собственное тщеславие. Женщины придают слишком большое значение единственному восхищенному взгляду.

— А мужчины стараются их в этом заблуждении поддержать.

— Если мужчиной руководит расчет, он не заслуживает оправдания. Но я вовсе не думаю, что мир настолько расчетлив, как кажется некоторым людям.

— Я далека от мысли хоть в какой-то мере объяснять расчетом поведение мистера Бингли, — сказала Элизабет. — Но даже не стараясь причинить зла и сделать кого-то несчастным, можно совершить ошибку и нанести душевную рану. Стоит лишь проявить легкомыслие, недостаток внимания к чувствам других людей, бесхарактерность.

— И ты находишь, что ему свойственно какое-нибудь из этих качеств?

— Все три — от первого до последнего. Но я могу тебя огорчить, если стану тебе говорить все, что думаю о людях, которых ты оцениваешь так высоко. Постарайся остановить меня, пока не поздно.

— Ты продолжаешь считать, что на него влияют его сестры?

— О да, так же, как и его приятель.

— Не могу этому поверить. К чему это им? Они должны желать ему счастья. А если бы он в самом деле меня полюбил, ему не найти счастья ни с какой другой женщиной.

— Ошибка заключается в исходной посылке. Кроме его счастья, они могут преследовать и другие цели, например, увеличение его богатства и веса в обществе, или его женитьбу на девушке из хорошего рода, обладающей большими деньгами и связями.

— Конечно, им хотелось бы, чтобы выбор его пал на мисс Дарси, — ответила Джейн. — Это можно объяснить более благородными чувствами, чем те, которые ты им приписываешь. С ней они познакомились значительно раньше, чем со мной. Понятно поэтому, что они должны были сильнее к ней привязаться. Но каковы бы ни были их намерения, не станут же они препятствовать стремлениям самого мистера Бингли. Какая сестра, не будучи к этому вынуждена, поступила бы так со своим братом? Если бы они считали, что он меня любит, они не пытались бы нас разлучить, — такая попытка не имела бы успеха. Предполагая в нем такую склонность, ты приписываешь всем ложные и неестественные поступки, а меня ранишь в самое сердце. Не заставляй же меня страдать, настаивая на этой мысли. Я не стыжусь своей ошибки, или, по крайней мере, этот стыд — пустяк, ничто по сравнению с той болью, которая овладела бы мной, если бы мне пришлось плохо подумать о нем или об его сестрах. Позволь же мне смотреть на все в благоприятном свете — в таком, в котором их поведение выглядит вполне естественным.

Элизабет не могла отказать ей в этой просьбе. И с этого времени в разговорах между старшими мисс Беннет имя мистера Бингли почти не упоминалось.

Миссис Беннет все еще продолжала удивляться и горько сетовать по поводу его отсутствия. И хотя редкий день проходил без того, чтобы Элизабет не попыталась растолковать ей истинное положение вещей, трудно было надеяться, что ее мать когда-нибудь сможет отнестись к отсутствию мистера Бингли с меньшей досадой. Сама не веря своим словам, дочь старалась убедить мать в том, что ухаживание Бингли за Джейн было следствием легкого и преходящего увлечения, которое исчезло, как только он перестал с ней встречаться. Но хотя миссис Беннет со временем и начала признавать правдоподобность такого объяснения, ей приходилось по крайней мере раз в день повторять все с начала до конца. По-настоящему ее утешала только мысль о том, что мистер Бингли все же должен вернуться в Незерфилд к началу лета.

Мистер Беннет отнесся к случившемуся совсем иначе.

— Итак, Лиззи, — сказал он как-то раз, — у твоей сестры, насколько я понимаю, немного разбито сердечко. Поздравь-ка ее от моего имени. Барышни любят время от времени разбивать себе сердце, почти так же, как выходить замуж. Это дает пищу для размышлений и чем-то выделяет их среди подруг. Ну, а когда придет твой черед? Ты ведь не допустишь, чтобы Джейн намного тебя опередила, не правда ли? Пора, пора. В Меритоне хватит офицеров, чтобы разбить сердца всем девицам в округе. Не остановиться ли тебе на Уикхеме, а? Отличнейший малый — может вскружить голову кому угодно.

— Благодарю вас, сэр, но меня устроит и не столь блестящий кавалер. Не всем же должно везти так, как Джейн.

— Это верно, — сказал мистер Беннет. — А как приятно сознавать, что у тебя имеется заботливая мамаша, которая при подобных обстоятельствах ничего не упустит…

Общество мистера Уикхема принесло жителям Лонгборна немалое облегчение, рассеяв уныние, в которое впали многие члены семьи Беннет под влиянием печальных событий последнего времени. Они видели его весьма часто и в их представлении к остальным его положительным качествам добавилась еще одна черта: полная откровенность. Все, что Элизабет когда-то услышала от него — история его обиды на мистера Дарси и нанесенного ему этим человеком ущерба — было объявлено теперь Уикхемом во всеуслышание и обсуждалось публично. И окрестные жители с удовольствием сознавали, насколько Дарси был им антипатичен еще задолго до того, как раскрылось его подлинное лицо.

Старшая мисс Беннет была единственным существом, которое допускало, что в этой истории могут быть какие-то неизвестные хартфордширскому обществу смягчающие обстоятельства. С неизменной кротостью она всегда стремилась к снисхождению и всякое зло объясняла недоразумениями. Но все остальные осуждали мистера Дарси, как последнего негодяя.