«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов - Борис Корнилов

30 сентября 1934

Н. Петергоф

Одиночество

Луны сиянье белоесошло на лопухи,ревут, как обалделые,вторые петухи.Река мерцает тихаяв тяжелом полусне,одни часы, тиктикая,шагают по стене.А что до сна касаемо,идет со всех сторонугрюмый храп хозяина,усталый сон хозяина,ненарушимый сон.Приснился сон хозяину:идут за ним грозя,и убежать нельзя ему,и спрятаться нельзя.И руки, словно олово,и комната тесна,нет, более тяжелогоон не увидит сна.Идут за ним по клеверу,не спрятаться ему,ни к зятю,и ни к деверю,ни к сыну своему.Заполонили поле,идут со всех сторон,скорее силой волион прерывает сон.Иконы все, о господи,по-прежнему висят,бормочет он:— Овес, поди,уже за пятьдесят.А рожь, поди, кормилица,сама себе цена.— Без хлеба истомилися,скорей бы новина.Скорей бы жатву сладили,на мельницу мешок,над первыми оладьямибы легкий шел душок.Не так бы жили грязненько,закуски без числа,хозяйка бы для праздникабутылку припасла.Знать, бога не разжалобить,а жизнь невесела,в колхозе, значит, стало быть,пожалуй, полсела.Вся жизнь теперьу них она,как с табаком кисет…Встречал соседа Тихона:— Бог помочь, мол, сосед…А он легко и просто таксказал, прищуря глаз:— В колхозе нашем господане числятся у нас.У нас поля — не небо,земли большой комок,заместо бога мне быты лучше бы помог.Вот понял в этом поле я(пословица ясна),что смерть,а жизнь тем болеемне на миру красна.Овес у нас — высот каких…Картошка — ананас…И весело же все-такисосед Иван, у нас.Вон косят под гармонику,да что тут говорить,старуху Парамонихупослали щи варить.А щи у нас наваристы,с бараниной, с гусем.До самой точки — старости —мы при еде, при всем.

На воле полночь тихая,часы идут, тиктикая,я слушаю хозяина —он шепчет, как река.И что его касаемо,мне жалко старика.С лица тяжелый, глиняный,и дожил до седин,и днем один,и в ночь один,и к вечеру один.Но, впрочем, есть компания,друзья у старика,хотя, скажу заранее, —собой невелика.Царица мать небесная,отец небесный царьда лошадь бессловесная,бессмысленная тварь.

Ночь окна занавесила,но я заснуть не мог,мне хорошо,мне весело,что я не одинок.Мне поле песню вызвени,колосья-соловьи,что в Новгороде,Сызранитоварищи мои.

15 ноября 1934

Как от меда у медведя зубы начали болеть

Вас когда-нибудь убаюкивали, мурлыкая?Песня маленькая,а забота у ней великая,на звериных лапках песенка,с рожками,с угла на угол ходит вязаными дорожками.И тепло мне с нейи забавно до ужаса…А на улице звезды каменные кружатся…Петухи стоят,шеи вытянуты,пальцы скрючены,в глаз клевать с малолетства они приучены.И луна щучьим глазом плывет замороженным,елка мелко дрожит от холодателом скореженным,а над елкою мечетсяптица черная,птица дикая,только мне хорошо и уютно:песня трется о щеку, мурлыкая.

   Спи, мальчишка, не реветь —   по садам идет медведь,   меду жирного, густого,   хочет сладкого медведь.   А за банею подряд   ульи круглые стоят,

   все на ножках на куриных,   все в соломенных платках,   а кругом, как на перинах,   пчелы спят на васильках.

Спят березы в легких платьяхспят собаки со двора,пчеловоды на полатях,и тебе заснуть пора.

Спи, мальчишка, не реветь,заберет тебя медведь,

он идет на ульи боком,разевая старый рот,и в молчании глубоком

прямо горстью мед берет,прямо лапой, прямо в пастьон пропихивает сласть.

И, конечно, очень скоронаедается, ворча.Лапа толстая у ворався намокла до плеча.

Он сосет ее и гложет,отдувается: капут, —он полпуда съел, а может,не полпуда съел, а пуд.

Полежать теперь в истомеволосатому сластене.

Убежать, пока из Мишкине наделали колбас,захватив себе под мышкутолстый улей про запас.

Спит во тьме собака-лодырь,спят в деревне мужики,через тын, через колодыдо берлоги, напрямкион заплюхал, глядя на ночь,волосатая гора,Михаил — медведь — Иваныч, —и ему заснуть пора.

   Спи, мальчишка — не реветь —   не ушел еще медведь,   а от меда у медведя   зубы начали болеть.

   Боль проникла как проныра,   заходила ходуном,   сразу дернуло,   заныло   в зубе правом коренном.   Засвистело,   затрясло.   щеку набок разнесло.   Обмотал ее рогожей,   потерял медведь покой,   был медведь — медведь пригожий,   а теперь на что похожий —   с перевязанной щекой,   некрасивый, не такой.

Скачут елки хороводом,ноет пухлая десна,где-то бросил улей с медом —не до меду,не до сна,не до сладостей медведю,не до радостей медведю.

Спи, мальчишка, не реветь,зубы могут заболеть.

Шел медведь,стонал медведь,дятла разыскал медведь.Это щеголь в птичьем свете,в красном бархатном берете,в тонком черном пиджаке,с червяком в одной руке.

Нос у дятла весь точеный,лакированный,кривой,мыт водою кипяченой,свежей высушен травой.

Дятел знает очень много,он медведю сесть велит,дятел спрашивает строго:— Что у вас, медведь, болит?

Зубы?Где? —С таким вопросомон глядит медведю в роти своим огромным носому медведя зуб берет.

Приналеги сразу грубо,с маху выдернул его…Что медведь — медведь без зуба?Он без зуба ничего.Не дерисьи не кусайся,бойся каждого зверька,бойся волка,бойся зайца,бойся хмурого хорька.

Скучно —в пасти пустота,разыскал медведь крота.

Подошел к медведю крот,поглядел медведю в рот,а во рту медвежьем душно,зуб не вырос молодой —крот сказал медведю: нужнозуб поставить золотой.

Спи, мальчишка, надо спать,в темноте медведь опасен,он на все теперь согласен,только б золото достать.

Крот сказал ему: покудаподождите, милый мой,я вам золота полпуданакопаю под землей.И уходит крот горбатый,и в полях до темнотыроют землю, как лопатой,ищут золото кроты.

Ночью где-то в огородахоткопали самородок.

Спи, мальчишка, не реветь,ходит радостный медведь,щеголяет зубом свежим,пляшет Мишка молодой,и горит во рту медвежьемзуб веселый золотой.

Все синее, все темнеенад землей ночная тень.Стал медведь теперь умнее,чистит зубы каждый день,много меду не ворует,ходит пухлый и не злойи сосновой пломбируетзубы белые смолой.

Спи, мальчишка, не реветь,засыпает наш медведь,спят березы,толстый кротспать приходит в огород.Рыба сонная плеснула,дятлы вымыли носыи заснули.Все заснуло —только тикают часы…

1934