Обезличенные (СИ) - Смитт Таня

«Где тебя носило, приятель? — по-простому поинтересовался он, дружески укладывая мне на плечо привычную ладонь. Однако в его интонации отчетливо сквозили оттенки недоверия, настороженности, которые я сравнил с допросами моей Ульяны, если мне приходилось надолго выпадать из поля зрения. Я погасил в себе желание поделиться только что полученными наблюдениями и сделал незаметно знак Волкову, предлагая ему молчать тоже.

Я отговорился пешими прогулками и привычно пожаловался на разыгравшийся аппетит, которого больше не испытывал. Матвей с явным изумлением поглядел на мою предельно честную рожу и промолчал, исчерпав желание заново озвучивать преимущество потустороннего бытия.

В тесной клетушке нашему вниманию было представлено два спальных места на троих и это вызывало бытовые неувязки. Где нам отыскать недостающую койку, а также с комфортом разместиться на ограниченном пространстве, Матвей не знал и выглядел растерянным. Гошка, воспитанный в суровых условиях государственного учреждения, предложил всем разместиться на полу, и поскорее, иначе он займет любую из двух коек и заснет так. Воспитанный Матвей только хмыкнул и послушно стащил на пол свой матрас.

Среди ночи меня разбудила невнятная возня, доносившаяся сбоку. В прозрачной темноте я отчетливо различил узнаваемую фигуру своего коллеги, склоненную над безвольно раскинувшимся Гошкой. Матвей проводил странные манипуляции у горла спящего, при этом сохраняя отрешенное выражение на круглом лице. Гошка безмятежно спал, вольготно откинув назад лохматую голову, но сколько бы я не приглядывался, я так и не мог сообразить, что именно делает мой старинный знакомец. От его рук тянулись почти невидимые в темноте трубки, которые он пытался прикрепить к Гошке. Я в замешательстве приподнялся, обнаруживая свой интерес, и тут же в моих мозгах вспыхнула обжигающая мысль. «Не суйся не в свое дело, парень, ты здесь только гость»

Мысль была здравая и я, повинуясь ей, безвольно откинулся на матрас, погружаясь в сон.

Глава 24.

Утром Матвей привычно исчез, а проснувшийся Гошка терпеливо дожидался моего пробуждения, сидя на матрасе.

«Доброе утро, — хмуро хмыкнул Волков, заметив мое внимание, — твой Матвей решил свалить, или это его обычный утренний променад? Не слишком-то вежливо заставлять гостей маяться от скуки в запертой клетушке.»

Гошка был явно недоволен и всячески демонстрировал свое настроение. Я мало знал дальнобойщика и поэтому не мог сказать с уверенностью, было ли это его обычным состоянием, либо ночные манипуляции Матвея сделали свое дело. Гошка только хмыкнул, прочитав мои мысли.

«Я не могу выспаться, лежа на полу, — доверительно сообщил он, — и это не капризы избалованной принцессы. В интернате нас иногда наказывали изгнанием в карцер, где не было даже доски, чтобы на нее присесть. Когда-то то помещение служило бытовым складом, но мудрая администрация решила отточить свое мастерство перевоспитания, превратив бетонную коробку в спальню для провинившихся. Там по полу бегали огромные крысы, а сквозь стены выл ветер, изображая песни сатаны. Меня однажды закрыли там на неделю, не могу сказать, что это были радостные дни. И сегодня мне снились вампиры, вурдалаки и всякая нечисть. Поэтому я такой злой.»

Обстоятельный Гошкин рассказ напомнил мне Матвея и его трубки, и я, решив проверить догадки, поинтересовался, не покусали ли Гошку вампиры прошлой ночью. Волков недовольно хмыкнул и провел ладонью по горлу.

«Не покусали, Гурий, а если бы и да, то мертвее я все равно не стану. — невесело засмеялся он, — придумай лучше, Гурий, как нам выбраться из этой темницы»

Я поднялся и легко распахнул дверь, предлагая Гошке подышать воздухом. Тот искренне удивился, тут же поведав мне щемящую историю про тысячи попыток преодолеть простую преграду. Я согласно кивнул и резво покинул тесную комнатку. Волков шмыгнул за мной, озвучивая планы на день.

«Как ты думаешь, Гурий, — по-деловому начал он, прыгая по ступенькам, — то, что мы видели вчера на пустыре, не могло стать нашей общей галлюцинацией? Сложно представить, чтобы вот так просто из обычной заготовки получился новый человек, и даже другого пола. Ты врач, ты сталкивался с таким раньше?»

Я мог бы шокировать наивного Гошку, рассказав, каким образом на моем закрытом счету тухнет некоторое количество денег, наверняка вгоняющее в депрессию мою жадную тетку. Я промолчал, и неопределенно фыркнул, выражая высшую степень возмущения, недоверия и чего угодно еще, это Гошка мог решить для себя самостоятельно.

Нам без препятствий удалось пересечь половину парковых аллеек, когда мы расслышали знакомое настойчивое бормотание.

«Эй, заработок нужен?» — прошамкал невнятный абориген, уставившись на нас безглазой рожей. Я привычно обернулся, рассчитывая отыскать истинного адресата, однако в это время суток улицы были непривычно пусты. Посыл относился к нам двоим. Гошка настороженно покосился в мою сторону и медленно кивнул, явно ожидая подвоха. Невнятный тип протянул нам скомканные листочки, проворно поднялся и беззвучно ушлепал прочь, делая вид, что невероятно занят и нами не интересуется. Бумажки представляли собой некое подобие карты, изображающей неровный круг с не менее неровной стрелкой, направленной в его центр. Схема, если это была она, вызывала много вопросов, но я, имея некоторое представление о способах местного заработка, уверенно потащил Гошку к башне из красного кирпича. В этот раз желающих подлатать свой бюджет набралось штук семь, включая нас с Волковым. Этапы большого пути в точности повторяли мой предыдущий опыт знакомства с местным трудоустройством. Мы поднялись к круглой площадке, обнесенной со всех сторон высокими стенами без крыши, и уселись в круг. Один из безглазых водрузил в его центр небольшую емкость с приделанными к ней трубками и коротко лязгнул, призывая к началу процесса. Гошка с удивлением покрутил в руках гибкий шланг, не зная, какое практическое применение включал в себя сей предмет, и вопросительно обернулся ко мне.

«В чем смысл работы, Гурий? Что мы с этого будем иметь? — с долей сомнения пробормотал он. — и что за странное приспособление, как им пользоваться?»

Вопросов было слишком много, а ответов не было вовсе. Прошлое мое наблюдение за так называемой работой, закончилось изгнанием с территории, поэтому для меня все тоже было в новинку. Безглазые прижимали трубки к горлу и мерно покачивались, издавая едва слышное дребезжание. Я на всякий случай тоже прислонил свободный край шланга к подбородку, но не ощутил ничего. Так, во всяком случае, мне показалось в первую минуту. Некоторое время я неподвижно сидел, с интересом поглядывая на коллег и ожидая продолжения. Внезапно в мою голову закралась мысль, что я зря теряю время, что пора действовать и как-нибудь проявить себя в серьезном деле. Мысль росла и крепла, и заполняла собой все полезное пространство моего сознания. Я покосился на сидящего рядом Волкова и с удивлением прочитал на его роже отголоски своих собственных эмоций. Ему тоже не сиделось на месте, это проявлялось в нетерпеливом ерзанье и попытках подняться на ноги. Охватившая меня эйфория не стала дожидаться особых распоряжений, приподняв меня с бетонного пола и потянув на лестницу. Мне хотелось немедленно совершить какой-нибудь подвиг, чтобы вызвать одобрение. Вот только чье именно одобрение я собрался вызывать, оставалось для меня за кадром, да это не имело значения. Выскочив на улицу, я крепко уцепился в Гошкину руку и поволок его вперед, следуя неясным маршрутом, который, однако, был мне откуда-то знаком. Следом за мной так же целеустремленно и уверенно двигались остальные, испытывая, по всей видимости, похожие ощущения. Дорога вела нас через городские аллейки, мимо разноцветных домов, и чем дольше она длилась, тем сильнее нарастало нетерпение. Наконец, перед нами возник знакомый холм, поросший зеленой травой. Волков, явно узнав локацию, только удовлетворенно хмыкнул, и решительно направился на склон. Я едва успевал за ним, и это казалось мне безмерно обидным, поскольку я первым хотел отметиться и заслужить поощрение. Подобное состояние было для меня откровенно неизученным. Даже учась в начальной школе я не испытывал такого поглощающего желания проявить себя, сейчас же я был готов растерзать приятеля только за то, что он первым взобрался на вершину.