Обезличенные (СИ) - Смитт Таня

Психиатр не довел мысль до финала и, бросив короткий взгляд на окно, предложил мне немного развеяться. Предложение было как нельзя кстати, поскольку на смену моему трудовому порыву пришло обычное равнодушие и отрешенность. Мое нынешнее настроение напомнило обычный отходняк, и я послушно направился к двери, не встретив со стороны последней никакого сопротивления. Я без проблем добрался до выхода и неожиданно почувствовал нарастающее беспокойство. Мне отчетливо стало казаться, что прямо сейчас откуда-то из-за стен на меня набросятся неведомые твари и растерзают меня в клочья. Я затравленно огляделся, и ноги сами понесли меня к круглой башне из красного кирпича. По дороге я успел подумать о том, могут ли призраки лишиться рассудка, но мысль развить не успел, поскольку, едва увидев очертания неприметной двери, бросился к ней со всех ног, забыв обо всем на свете.

Глава 25.

Никакой сопроводительной бумажки у меня с собой не было, однако мне беспрепятственно удалось попасть на круглую площадку и занять единственное свободное место в тесном круге штопаных работяг. Никакие другие мысли, кроме одной, включающей в себя пункты о всеобщей пользе и поощрении, не задерживались в сознании, заставляя меня проявлять небывалую активность. Пока шла подготовительная процедура загадочного сидения вокруг емкости, в мою голову вкралось новое понимание. Теперь я должен был привести с собой «друзей», чтобы получить еще больше одобрения и стать дважды героем. Почему-то последнее обстоятельство всколыхнуло во мне волну небывалой активности, и, не дождавшись окончания ритуала, я рванулся на улицу. Ободренный очередным заданием, я несся вдоль улиц, впрочем, не привлекая к себе никакого внимания, однако я старался успеть и опередить тех недотеп, что еще покачивались вокруг цилиндрического сосуда. Взлетев на зеленый холм, я на секунду замер и почуяв знакомое холодное сдавливание, в нетерпении зажмурился.

Меня вынесло на ту же улицу напротив моего бывшего дома. Возможно еще пару недель назад эти пейзажи вызвали бы у меня трогательную ностальгию, однако теперь вид серого холодного здания рождал только неприятие. «Мне нужно привести еще больше людей, — билась в голове неотвязная мысль, — много, так много, насколько это возможно. Я должен убедить их пойти со мной.»

Мысли были правильные относительно моего нового задания, но с их реализацией возникали сложности. Я был невидим, неосязаем, безмолвен для всех тех, кого должен был увести с собой. Люди не реагировали на мои настойчивые попытки убедить их оставить глупые земные заботы и отправиться в интересное путешествие. Тем самым рождали во мне лютую злобу, которую я тоже никак не мог им продемонстрировать. Я метался в толпе от одних к другим и наталкивался на отрешенно-равнодушные взгляды. Мыслей в их голове было уже не так много, эмоции исчезли вовсе, однако это было все, что я мог понять из пристальных наблюдений.

«Поощрение!» — щелкнуло в мозгах и прогнало по венам новую порцию активности.

Внезапно перед глазами проплыло туманное облако, в котором я с неудовольствием рассмотрел своих безглазых коллег, и меня охватила злость. Они не должны опередить меня, никак не должны. Но видимо, это были очень опытные собиратели, поскольку уже через пару минут за одним из них тянулась небольшая толпа обычных граждан, молча и сговорчиво пялящихся прямо перед собой. От отчаяния я присел на асфальт и обхватил руками гудящую голову.

«Что я делаю? — пронеслось в мозгу, — какие на хрен поощрения, на кой черт они мне сдались?»

Мысль тут же сменилась обжигающей болью и заставила меня подняться на ноги. Я медленно брел вдоль тротуара, равнодушно поглядывая по сторонам. Я, разумеется, помнил про задание, про весьма сомнительную награду, про неоценимую пользу обществу, однако больше не чувствовал приятной приподнятости. Ноги принесли меня в промышленный район города, и я несколько минут тупо пялился на серые стены какого-то предприятия. Здесь мне тоже друзей не собрать, равнодушно подумал я и наудачу двинулся вперед, к железным воротам. Те неожиданно распахнулись, выпуская на волю груженую металлом ГАЗель. Я уныло забрел на территории и пораженно остановился, увидев возле проходной знакомую тщедушную фигурку Георгия Волкова. Он о чем-то весело болтал с высоким плечистым мужиком, иллюстрируя повествование картинками в телефоне.

«Гошка! Волков! — не веря глазам, воскликнул я, устремляясь к приятелю, — что ты тут делаешь?»

Парень, названный мной Гошкой, удивленно поднял рожицу и уставился куда-то мимо меня. Мужик-собеседник за компанию оглянулся и снова уткнулся в Гошкин телефон, с интересом рассматривая картинки.

«Гоша, — более сдержанно обратился я к Волкову, — как тебе удалось снова сбежать? Ты ходил на работу? В башню?»

Огромный мужик вернул Волкову телефон и направился в здание. Гошка, оставшись один, с интересом рассмотрел меня, будто видя впервые, и переспросил: «Вы у меня спрашиваете?»

Больше тут мне спрашивать было некого, и я согласно кивнул, больше не рискуя издавать любые звуки.

«Я работаю на этом перерабатывающем предприятии, — с неуловимой гордостью проговорил Гошка и для убедительности наклонил лохматую голову, — я сортирую железо.»

Речь моего недавнего приятеля была лишена привычных красок и нелитературных вкраплений, отличающих манеру Волкова излагать мысли. И в целом она звучала механически, без эмоций. То, за что я так ратовал полчаса назад, теперь вызывало настороженность и откровенно пугало.

«Что с тобой? — продолжал допрашивать я, — ты работаешь с людьми? Они тебя видят? Но почему? Так быть не должно!»

Мои вопросы любому другому могли бы показаться бредом, однако Гошка, вероятно понял, о чем я спрашиваю.

«Я уже давно работаю на перерабатывающем предприятии. — так же заторможено пояснил он, — я делаю нужную работу, я сортирую железо. Вот посмотрите.»

Гошка вне всякой связи с только что озвученным, протянул мне телефон, демонстрируя картинку. То, что с таким интересом минуту назад разглядывал огромный мужик, являло собой оранжевый кривоватый кружок на бирюзовом фоне. Я из вежливости глянул и вопросительно поглядел на Волкова.

«Она набрала пятьдесят плюсов, — с невероятной гордостью поведал мне Волков, — я выложил ее вчера утром.»

«Зачем?» — отгоняя нехорошие подозрения, уточнил я, в тайне все же надеясь, что за оранжевым кружочком скрывается глубинный философский смысл. Смысл не скрывался, поскольку Волков непонимающе уставился на меня и снисходительно объяснил:

«Это моя вторая фотка, первая набрала сотню. Не понимаю, что в этом плохого? Людям нравится, они смотрят, и это дает им надежду создавать собственные творения. Это искусство.»

Гошка, тот которого я знал, за все время нашего с ним знакомства ни разу не обернулся на потрясающей красоты граффити, украшающие некоторые Питерские здания, он не знал фамилий ни одного известного художника, а на мои цитаты классиков только кривился. Волков был далек от настоящего искусства, как я от балета, и вот на тебе! Выкладывает творения в интернет и еще хвалится, что другие идиоты оценивают эти потуги, искренне считая, что это так же роднит их с прекрасным.

«Георгий Волков, — неожиданно протянул он мне раскрытую ладонь для приветствия, а я откровенно испугался. — я предлагаю вам посетить открытие нашего нового театра. Сегодня там премьера спектакля. Новое веяние и интерпретация. Это смело и современно!»

Гошка, что с тобой?! Хотелось заорать мне, но я боялся спугнуть ценителя и продолжал тупо кивать, делая вид, что разбираюсь в материале.

Волков, видимо уже забыв про нужную и ответственную работу по сортировке металла, убрал, наконец, руку вместе с оранжевым шедевром и потащил меня за территорию перерабатывающего предприятия.

«Где ты живешь?» — наудачу спросил я, приготовившись к любым неожиданностям.

«Я живу на Рижском, в бывшей коммуналке, неплохо, в целом. Стильно и современно.» — светским тоном отозвался бывший работяга и в свою очередь поинтересовался, где проживаю я.