Железнодорожница - Вера Лондоковская

посмотрела на меня, как на первоклашку — глупую, не понимающую простейших вещей.

— Да, я тупая! — признала я, смотря ей прямо в глаза. — Я не понимаю ваших законов и положений. Вы все это знаете, вы здесь работаете, вам это все понятно. Так объясните, пожалуйста, мне, тупой, почему человек должен прописываться на Енисейской, если у него есть своя жилплощадь?

Я, конечно, понимала, что в СССР не было частной собственности. И назвать квартиру «своей» можно было с большой натяжкой. Квартира могла быть условно «твоей», если ты там прописан.

— Смотрите, если ваш муж с вами разводится, то ему дадут в новом доме однокомнатную квартиру, — решила снизойти до объяснений чиновница. — Так? Так. Если он с вами не разводится, тогда вы с дочкой должны быть прописаны с ним. И тогда на троих вам дадут двухкомнатную. А ваш отец останется один в четырехкомнатной. Но одного старика никто в четырехкомнатной не оставит, ведь норма на человека — двенадцать квадратов. Тогда вы с семьей переезжаете в новую двухкомнатную квартиру, а вашему отцу подселяют других людей.

— Но там же смешная четырехкомнатная, — попробовала я возразить. Я чувствовала, что на лбу появилась испарина от переживаний. — Одна комната отдельная и три смежные!

— Ну и замечательно, — кровожадно улыбнулась тетка, — ваш отец останется в отдельной комнате, а в три смежные въедет другая семья, из числа нуждающихся.

У меня было такое впечатление, что все это происходит не со мной! Такого же просто не может быть! Перед глазами поплыли картины — одна страшнее другой, — как дед не может лишний раз зайти на кухню или в туалет, как у него за стенкой прыгают и орут чужие дети.

— То есть, вы хотите сказать, что пожилому человеку, ветерану войны, подселят чужую семью? — пробормотала я с ужасом и возмущением одновременно.

— Таков закон, — отрезала тетка, — если каждому ветерану выдавать отдельную четырехкомнатную квартиру, то жилого фонда на всех не хватит. И не обижайтесь на нас, мы всего лишь исполнители.

— Должны же быть еще какие-то варианты? — не сдавалась я. — Может быть, пусть дед переедет в однокомнатную в новом доме, а мы останемся в его четырехкомнатной?

— Нет, — тетка поджала губы. — Вас останется трое, это тоже перебор. Не забывайте — двенадцать метров на человека. И еще мне очень подозрительно — почему вы вдруг выписались из квартиры на Русской и прописались к отцу? Хотели схитрить и заполучить обе квартиры? Нехорошо, нехорошо…

Тут молодая девица не выдержала и подала голос.

— Гражданка сказала, что они с мужем проживают раздельно. Должно быть, по этой причине она и выписалась с Русской. Тогда им самое простое — развестись официально, и пусть муж получает ордер на новую квартиру, а она с дочерью остается на площади отца. Зачем огород городить?

Тетка в синем костюме метнула на нее гневный взгляд и со стуком переложила журнал в другое место.

— Вы уже подали на развод с мужем? — обратилась она ко мне.

— Нет, только собирались.

— Ну, так подавайте. Тогда ваш бывший супруг переедет в новую квартиру, а вы останетесь на Енисейской.

— Но ведь быстро не разведут, наверно, — предположила я. — Сколько у нас есть времени на развод?

— Месяц точно есть, — пожала тетка плечами, и бриллианты в ушах засверкали новыми красками, — как разведетесь, пусть Новосельцев приходит за ордером.

— Ладно, — вздохнула я, поднимаясь со стула, — спасибо.

Я медленно пошла по коридору на выход.

В вестибюле райисполкома меня догнала та самая молодая девушка, которая занимала в кабинете стол справа.

— Я сказала, что в туалет вышла, — она запыхалась от быстрого бега, — так что вы смотрите, не выдайте меня.

— Конечно, не выдам, — я смотрела на нее с самой доброжелательной улыбкой.

— Короче, есть еще способы. У вашего отца есть дети, кроме вас?

— Да, у него еще двое детей.

— Так вот, можете прописать к нему кого-нибудь из родственников. Ну, чтобы не подселили никого. Потом потихоньку выпишите, и все. Только я вам ничего не говорила, понятно?

— Понятно, — заверила я. — Девушка, милая, спасибо вам огромное!

Но она уже убегала по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

А я чуть не прослезилась. Ну надо же! Не ошиблась я в своих студентах! Тьфу, в каких студентах? В молодежи я не ошиблась.

Я бесцельно брела по улице. Мне было все равно куда идти, лишь бы отдохнуть от душного, тесного, нервозного кабинета.

Прошла мимо магазина «Галантерея» и побрела вдоль ровных рядов пятиэтажек. Идти было одно удовольствие. Машин мало, людей мало, никаких самокатов на тротуарах! Так, проедет кто-нибудь на велосипеде, и все. Наверно, только об этом я буду жалеть, когда вернусь в свое время, когда мы с Альбиной опять телами поменяемся. Я погрустнела — если вернусь…

Уютные пятиэтажки прятались среди множества высоких, раскидистых, пышных шапок деревьев. У тротуара теснились кусты, некоторые усыпаны гроздями ягод. Почти летнее солнце припекало асфальт, но дышалось легко и приятно.

По пути мне встретилось несколько магазинов со стеклянными витринами, и сразу за ними пошли кирпичные пятиэтажки. Первые этажи занимали общественные и деловые помещения. Я разглядывала надписи. Библиотека, багетная мастерская, а вот и ЗАГС.

Я постояла немного на крыльце ЗАГСа, но зайти не решилась. Прошла еще несколько метров, и оказалась возле небольшой дороги. На той стороне высились большие белые здания. На крыше самого главного, первого здания, сверкали огромные буквы «Завод АМЕТИСТ». Что за завод, интересно? Ювелирный?

Вдруг двери главного здания распахнулись, и на улицу высыпала толпа галдящего народу. Все они устремились в одну сторону — в невысокое помещение с надписью «Столовая». Обед начался?

Да, все строго по расписанию, по звонку. В восемь начало рабочего дня, потом с двенадцати до часу — обеденный перерыв, в пять вечера — по домам.

От толпы людей отделилась какая-то женщина и внимательно посмотрела в мою сторону. Мы с ней знакомы? Она на меня смотрит? Я огляделась по сторонам. Никого поблизости не было.

Между тем женщина махнула мне рукой и стала переходить дорогу в мою сторону. Она была немолода — лет пятидесяти, с короткими волосами, выкрашенными хной, и мелко завитыми. На ней был костюм — слава Богу, не синий, а бежевый. Довольно красива, несмотря на возраст. Кого-то она