Жизнь после жизни - Александра Маринина

— Господи! — ахнула Настя. — Что с ним? Кто это его так изуродовал?

— Похоже, кислотой облили, — глухо пояснил Костя. — Сегодня утром привезли. Ветеринар уже смотрел, сказал: лечение будет долгое и дорогое. Я вот пришел фотографию сделать, чтобы на сайте разместить, может, найдутся добрые люди, подкинут на лечение. А вы гулять?

— Гулять, — подтвердила она.

Прогулка получилась короткой, два свитера не спасали, у Насти сильно мерзли ноги в тонких ботиночках и руки в тонких кожаных перчатках, и ей казалось, что собака тоже околевает от холода. Подружка дисциплинированно шла рядом, ни на что не отвлекаясь, кроме мест, которые она использовала в качестве туалета. Они быстрым шагом дошли до ротонды, где Настя сделала несколько очень красивых снимков собаки на фоне сугробов и заснеженных кустов, и вернулись в зверинец, где компьютерный гений Костя продолжал сражаться с фотообразом нового найденыша.

— Понимаете, нужно сделать, с одной стороны, жалостливо, чтобы давали деньги на лечение, а с другой стороны, чтобы было видно, какой это будет после лечения красивый пес, — посетовал он, когда Настя завела Подружку в вольер и несла в кладовку поводок и ошейник — А у меня все снимки получаются такие, что жуть берет. Раны видны, а красоты никакой. Ума не приложу, какой ракурс выбрать.

Настя посмотрела на раненого пса, и ей вдруг показалось, что она знает, как нужно его снять, чтобы получилось одновременно красиво и жалостливо. Она достала фотоаппарат.

— Можно я попробую?

Костя насмешливо хмыкнул.

— Ну, пробуйте, если хотите.

Она несколько раз щелкнула камерой, меняя ракурс, при этом постоянно что-то говорила несчастной собаке. Та слушала, склоняя голову набок и следя за Настей глазами.

— Вот, посмотрите, — Настя протянула Константину свою камеру. — По-моему, что-то получилось.

Тот посмотрел внимательно и присвистнул.

— Ничего себе! Вы что, учились этому? Занимались фотографией?

Настя скупо улыбнулась. Фотографированием она занималась в университете на занятиях по криминалистике, но это было, во-первых, тридцать лет назад, а во-вторых, носило, мягко говоря, весьма специфический характер. Объектовая съемка, узловая, панорамная — то, что нужно уметь для осмотра места происшествия. Делать выразительные портреты, а уж тем более портреты животных, ее никто не учил.

— У вас просто дар! — продолжал восхищаться Костя. — Божий дар! Вы не имеете права его не использовать. Это большой грех — не пользоваться тем, что тебе дано свыше.

Глаза его лихорадочно заблестели, на губах блуждала странная улыбка, и все это Насте очень не понравилось. Да и разговоры эти про то, что «дано свыше», «грех» и «божий дар»… Нет, определенно, у компьютерного гения с головой не все в порядке. Или он типичный наркоман с внезапными перепадами настроения и неадекватной реакцией, или он… А что? Почему не может этого быть? Очень даже может. Кто сказал, что сумасшедший потомок Румянцевых должен быть непременно в солидных годах и обладать гуманитарной профессией? Он вполне может оказаться молодым компьютерщиком.

Костя между тем продолжал горячо рассуждать о предназначении каждого человека, о каких-то неведомых Насте путях и космических силах. Общий пафос его выступления сводился к тому, что человек должен прислушиваться и присматриваться к этим самым силам, которые подсказывают ему, каково его предназначение и каким путем ему следует идти. Она слушала вполуха, одновременно делая снимки всех животных подряд прямо через решетку вольера.

Костя наконец остановился и, кажется, немного успокоился.

— Покажете, что получилось? — в его голосе прозвучали просительные нотки.

— Пожалуйста, — Настя протянула ему камеру.

— Здорово! Просто потрясающе! Зачем вам социология? Ваша прямая дорога — фотография. Вы и прославитесь, и денег заработаете, и людям радость принесете.

Вступать в дискуссию ей не хотелось.

— Я подумаю, — уклончиво ответила она, разглядывая огромного пушистого кота, которого еще не успела сфотографировать.

Кот был невероятной красоты, серо-голубой, с яркими апельсиновыми глазами и поистине королевским выражением округлой морды. Однако как только Настя поднимала камеру, он немедленно отворачивался и делал вид, что происходящее его ни капельки не интересует. Несколько попыток его сфотографировать оказались неудачными, на снимке во весь кадр красовалась либо его широкая спина, либо толстая пушистая шея и одно ухо с изящной кисточкой, торчащей изнутри.

— Можно открыть вольер? — спросила она. — Я хочу запечатлеть эту красоту. Возьмите кота на руки, пожалуйста.

— Это кошка, а не кот, — буркнул Костя, открывая засов.

Глаза его снова стали тусклыми, лихорадочный блеск погас, голос звучал монотонно и невыразительно. Кошка, которая оказалась не котом, немедленно отреагировала на возможность выйти и царственной степенной походкой выдвинулась из вольера.

— Снимайте.

Настя предприняла еще несколько попыток, но животное упорно не желало позировать и все время двигалось, не давая возможности снять себя так, чтобы была видна его красота.

— Костя, возьмите, пожалуйста, ее на руки, — повторила Настя.

Костя неохотно выполнил просьбу.

— Ну зафиксируйте ее как-нибудь, чтобы она не вертелась.

Настя снова начала искать удобный ракурс и вдруг обратила внимание на то, что Костя пытается скрыть лицо от камеры. Он либо отворачивается, либо опускает голову так низко, что все лицо оказывается скрытым высоко поднятым воротником куртки и низко надвинутой на глаза шапочкой. Странно… Впрочем, может быть, и не странно, если учесть другие аномалии его поведения. Ведь только что он был оживленным, увлеченно, с горящими глазами говорил о чем-то, а теперь в нем как будто рубильник опустили и ток выключили.

Ей удалось наконец сделать хорошие снимки красавицы с апельсиновыми глазами, и кошку благополучно вернули в вольер.

— Анастасия Павловна, вы мне свою флэшку не дадите? — попросил Костя.

— Зачем? — удивилась она.

— Я в свой комп снимки перекачаю, а потом на сайте размещу. Ваши фотки намного лучше тех, которые мы сами делали.

— Ну, возьмите.

Настя вынула флэшку и протянула ему. Интересно, он действительно думает только о более эффектных снимках животных или хочет убедиться в том, что его лицо ни в каком виде не попало в кадр? И если попало, то принять соответствующие меры. Ладно, пусть берет и принимает эти свои меры, Настя все равно успела перегнать все снимки с флэшки в память камеры. Так оно надежнее.

Выйдя из зверинца, Настя немедленно отправилась искать Тамару. Она хотела поподробнее поговорить с ней о Косте.

Тамару она обнаружила в костюмерной, примыкающей к «музыкальному салону». Невеста Андрея Сергеевича Бегорского стояла, склонившись над столом, и конструировала выкройку.

— Вы шьете? — не сдержала удивления Настя.

— А почему вас это удивляет? Я много лет была замужем за мастером по пошиву одежды, причем мастером высочайшего класса. Шить меня еще бабушка в свое время научила, а с мужем я уже прошла курсы повышения квалификации.

— И что это будет?

— Это будет платье для нашего спектакля, — улыбнулась Тамара. — А конкретно — для Елены Станиславовны, вернее, для ее героини. Наша Елена Станиславовна так носится со своими европейскими корнями, что спит и видит выйти на сцену в чем-нибудь не русском и не советском. Очень ей хочется почувствовать себя живущей в Европе. Ну, пусть почувствует, порадуется. А вы почему меня искали? Что-нибудь нужно?

— Я хотела про Костю спросить.

— Про Костю? А что не так? Он был с вами невежлив?

Любопытно, откуда у Тамары Николаевны мог появиться такой вопрос? Неужели компьютерный гений давал повод так о себе подумать?

— Предельно вежлив, — заверила ее Настя. — Но он производит очень странное впечатление. Как будто у него не все в порядке с психикой. Мне даже показалось, что он может быть наркоманом. Нет?

Тамара разогнулась, сняла очки и положила их на кальку, на которой строила выкройку.

— Вроде бы я не замечала, — задумчиво протянула она. — Хотя я тот еще специалист. Во времена моей молодости наркоманов было так мало, что они мне как-то не попались на пути, а сейчас, когда их пруд пруди, я уже в том возрасте, когда с молодежью не пересекаются. Не знаю, возможно, вы и правы. А знаете, вам имеет смысл разыскать Аллу Ивановну и поговорить с ней.

— Аллу Ивановну? — переспросила Настя. — Ту самую?

— Ну да, Ярцеву. Во-первых, она все-таки специалист, а во-вторых, она очень дружила с Костей.

— Дружила? — недоверчиво повторила вслед за ней Настя.

— Настенька, вы прекрасно поняли, что я имею в виду. Ну да, они были любовниками, и об этом знал весь клуб и все работники усадьбы. На первый взгляд, эти отношения были очевидным мезальянсом, но если вдуматься, то все достаточно закономерно.