Призраки оставляют следы - Вячеслав Павлович Белоусов

посуетился среди незнакомой шоферни с красной книжечкой, но лучше бы её не доставал, кроме угроз и мата, не услышал ни помощи, ни сочувствия, все спешили попасть домой, опасаясь и надвигающейся стужи, и падающей наземь ночи. Рыжий мордастый экспедитор, работник их райзаготконторы залебезил было, узнав первого секретаря, начал покрикивать на шофёров, но его быстро остудили, и он, скиснув, пропал. Хансултанов пешком пробрался к парому, но милиции не оказалось, паромщик спал на корме тщедушного баркасика, и на все его попытки растолкать горького пьянчужку рулевой буксировщика только горестно вздыхал. Погрузкой на паром руководили сами переезжающие, матюгаясь и рыча друг на друга почище цепных псов.

«Часа три-четыре уйдёт, даже если повезёт протиснуться», – прикинул Хайса, с горечью возвращаясь к машине. Один из курящих в кучке шофёров, глядя на мытарства Хансултанова, сплюнул на грязный снег и посочувствовал:

– На легковушке-то чё? Если позарез надо, гони по льду, проскочишь и не ахнешь.

– У меня «Волга», – уцепился за подсказку тот. – В ней весу ого-го!

– Ерунда. Вон тропка видна, – парень махнул на речку, покрытую ледовым настилом. – Я ещё утром, когда в город гнал, видел – сельские перебирались на «козлике». Без помех, только пассажиров высадил и перемахнул. Занесло следы, но ещё видно. Приглядись!

– А знаки? – возразил его товарищ, ловко щёлкнув окурок так, что тот, описав дугу, заскользил по блестящему ледовому зеркалу. – Были бы хоть вешки какие.

– Где ж ты их видел? – отвернулся советчик. – Будь у меня «Волга», задницу здесь не протирал бы. Пока светло, ещё можно. А вот нам с тобой как бы ночевать здесь не пришлось.

Хансултанов вернулся к автомобилю, полез к заветному бардачку, где хранил втайне от жены пачку «Беломора». Галина и врачи старались отучать его от старой привычки, но поделать ничего не могли, тайком он покуривал.

Закурил, откинувшись на сиденье, всё больше и больше приходя в ярость. Как будто не в советское время живут здесь люди! Кто-то допекал его поставить телефон на переправе?.. Какой тут к чёрту телефон, если дорог маломальских нет! У руководства нескольких сельских районов этот треклятый паром как бельмо на глазу! Сколько времени зазря теряется, особенно в уборку урожая! Все в области понимают, что надо строить мост, он сам язык оббил на разных трибунах, а начальство только коситься стало, мол, не хватает денег. Злые мысли ещё больше раздражали его. Если он сегодня не успеет, вывезут гэбэшники архив – эта мысль долбила и бередила мозг. Всё вертелось теперь вокруг этого, единственного и ужасного известия, способного обратиться в реальность.

Много страшного в тех бумагах… Их собирал и формировал его подручный, верный когда-то помощник Топорков. Когда это было?.. Травой, бурьяном заросли могилы тех, кого закапывали без крестов и поминания – враги и есть враги, нет им ни прощения, ни памяти. И сам Топорков сгинул, лишь Хан ему про бумаги те заикнуться успел. Где они, те бумаги, которыми гордился всю жизнь, а теперь страшится пуще смерти? Хорошо, если под надёжными замками в городе, а если ещё там, в избе архивной, или погрузили их да везут на всеобщее обозрение?.. Спина враз похолодела от таких мыслей. Кровь от головы отлилась. А если утаил их, припрятал для какой своей гадости сам Топорков? С него станет. Из-за сына, сопляка, он теперь на всё готов. В тюрьме тому место, конечно. Только не на такой срок надо было. А Каримов перестарался, закатал на пять лет!.. Если что припрятал Топорков, сдаст Хана со всеми потрохами. Не устоит от соблазна, чтобы не отомстить… Гори всё синим огнём, себя Хайсе не жалко. За детей он страшился. Испортят всю жизнь и дочери любимой, и сыну, которому он пророчил большое будущее, чтобы пошёл по его стопам, повторил отца и вознёсся выше!..

Хансултанов и не заметил, как дрожащие пальцы обжёг окурок уже второй папироски. Отбросил, новую задымил. Кровь из носу, а следует опередить проклятущую машину с архивом. Надо во что бы ни стало задержать её в районе. Самому в бумагах разобраться. Пересмотреть всё. С Усыкиным он договорится. Найдёт предлог.

Хансултанов впился глазами в тропку, о которой говорила шоферня, вон она, отсюда глазом видна: едва приметный след колёс на заснеженном ледяном покрывале реки вился от берега, косил на центрину и, перевалив за середину, терялся у противоположной полоски земли. Широким было это место, но зима застудила водицу. Манил, притягивал едва заметный след.

– Будь что будет! – ругнулся он вслух. – Поеду осторожно. Если полынья, так её за версту видать.

Он отбросил папироску и захлопнул дверцу. Движок, остыв, закапризничал, будто почуял недоброе, нехотя завёлся. Он дал ему проработаться, набрать силу. Свернув с трассы и едва не увязнув в сугробах снега, застеливших затаившуюся колею, перевалил на машине через обочину, погнал «Волгу» вдоль берега, пробуя лёд. Никаких признаков слабости его не ощущалось, хотя Хансултанов приоткрыл дверцу и чутко прислушивался к малейшему шуму: лёд стелился под колёсами глаже асфальта, автомобиль держался прочно и уверенно. Он начал выруливать на середину – та же успокаивающая картина, ледяная поверхность реки держала массу движущегося металла словно пёрышко. Он плавно развернул по следу неизвестного смельчака, раньше его испытавшего ледяную твердь, и аккуратно повёл «Волгу» к другому берегу.

Когда автомобиль миновал середину, у него совсем отлегло от сердца. До берега, казалось, рукой подать, единственное тревожило: потерялся след, видно, снегом замело на открытой местности. Гнал теперь наугад, оставалось чуть меньше половины, когда внизу под колёсами и днищем затрещало; слегка присев, машина стала оседать всё больше и больше, словно волоча за собой зацепившуюся за багажник неведомую тяжесть.

– Промоина! – охнул Хансултанов, но крепче вцепился в баранку и, стараясь сохранять хладнокровие, плавно поддал газ до упора. Машина, вырываясь, устремилась вперёд. Не помня себя, он давил и давил на газ, хотя педаль давно плотно прижалась к днищу. Рёв двигателя вернул ему сознание, автомобиль вылетел на берег, разметав снег, промчался с десяток метров, и он отключил ключ зажигания. В обрушившейся внезапной тишине завалился боком на сиденье, не в силах произнести слово или двинуть рукой, так и пролежал несколько минут. Его тянуло наружу. Выбрался, шатаясь, сел, а потом упал на спину. Лежал на снегу в распахнутой куртке, чувствовал спиной неведомый внутренний огонь и тёплые струйки пота, заливавшие майку и проникающие сквозь сорочку. Небо над головой высветилось яркой луной и мелкими пуговками звёздочек. Впервые вот так валялся без дела, ни о чём не думая и беспричинно рассматривая опрокинувшийся над ним небосвод. Бескрайняя глубина тёмной