Мартин-Плейс - Дональд Крик

В хранилище Дэнни увидел, что в малом сейфе торчит ключ. Он вынул его и передал Риджби.

— Лори Джадж забыл свой ключ, — сказал он.

— Сейф заперт, Дэнни?

— Да.

Риджби взвесил ключ на ладони. Несколько секунд он смотрел на него, а потом сунул его в карман.

— Не понимаю, как мог Лори допустить такую оплошность, — сказал он. — Лучше никому об этом не говорите. Ведь он отвечает за малый сейф.

— Должно быть, это второй ключ, который он хранит у себя в кассе, — заметил Дэнни. — Обычно он пользуется ключом, который носит на кольце вместе с другими.

Риджби кивнул.

— Стоит отступить от привычного распорядка — и ошибка становится почти неизбежной. Ну, а теперь, будьте добры, закройте дверь, я ее запру, и мы пойдем.

На улице газетчик выкликал:

— «Сан», вечерний выпуск, «Сан»!

Риджби купил газету и пробежал взглядом заголовки. Привычка, подумал он, складывая газету и чувствуя, что все это его не трогает. И лестные сплетни и события, потрясающие мир, утратили какое-либо значение. Он поглядел на Дэнни, выжидавшего удобный момент, чтобы попрощаться, и вновь почувствовал внутреннюю близость с этим мальчиком, и ему захотелось загладить то неприятное впечатление, которое он мог произвести. Он нащупал в кармане ключ — это тоже был залог доверия между ними. Доверия, думал он, которым Дэнни, возможно, станет дорожить и, если ему будет известно больше, возможно, не нарушит.

— У вас есть какие-нибудь планы на этот вечер, Дэнни? — спросил он. — Если нет, то не хотите ли поужинать со мной? То есть, конечно, если вы можете дать знать родителям, что задержитесь.

Они вернулись в «Национальное страхование», и Дэнни позвонил миссис Сэдлер, которая сказала, что, разумеется, забежит предупредить его мать, это ей совсем нетрудно.

Они вновь стояли на тротуаре, выжидая, когда можно будет перейти улицу.

— Осторожней на мостовой, — сказал Риджби, — автомобили так мчатся, что не успеешь оглянуться, как окажешься под колесами. В наши дни главное — скорость. Мне иногда кажется, что мы движемся слишком быстро, чтобы знать, куда, мы, собственно, направляемся.

В трамвае он рассказывал о том Сиднее, которого больше не было, об омнибусах и конках, о булыжных мостовых, о мусорщиках с их совками, о знаменитых шайках хулиганов из Рокса и кварталов вокруг Ирландского рынка — пока они не доехали до Кингс-Кросс.

Вестибюль «Маноа» был очень внушителен, а когда Риджби повернул выключатель и Дэнни увидел квартиру, он удивился еще больше. Ковры, мебель, гардины и бронзовая фигура рыцаря с мечом в руке на мраморной консоли были намного изящней и дороже всего, что ему до сих пор доводилось видеть в частных домах.

— Мне нравится ваша квартира, мистер Риджби, — сказал он и увидел, что его слова были приятны старику.

— А теперь займемся ужином, — сказал Риджби. — На углу есть кулинарная лавка. Может быть, вы сходите туда и купите парочку бараньих отбивных, пока я все тут приготовлю? — Он вынул из кармана деньги. — Плох тот хозяин, который посылает своего гостя покупать обед, но у меня нет поварского таланта.

Когда Дэнни вернулся, Риджби уже переоделся: домашние туфли, домашняя куртка, перепоясанная шнуром с кисточкой, свежая рубашка и галстук.

Стол был сервирован с большим тщанием, тихо играло радио. Второй раз Дэнни видел перед собой Риджби, освобожденного от его служебного двойника, и в течение всего ужина изумлялся этой перемене. Ему казалось, что старик вдохнул в обстановку квартиры дух того общественного положения, которого ему так и не удалось достичь.

После ужина он сказал:

— Ну, Дэнни, садитесь в кресло и отдыхайте, пока я сварю кофе. А потом поболтаем.

Они говорили о книгах, о пристрастии Риджби к классикам («Я не знаю книги лучше «Адама Бида»[2]), а Дэнни — к таким современным писателям, как Синклер Льюис, Уэллс и Лоусон.

— А как вы развлекаетесь, Дэнни? Занимаетесь спортом? Ходите на танцы? Может быть, у вас есть девушка?

Дэнни рассказал про Полу, и Риджби удивился:

— Подумать только, как я умудряюсь не замечать того, что происходит прямо у меня под носом.

Потом Риджби налил в рюмки хересу. Дэнни подождал и, только когда Риджби сделал два-три задумчивых глотка, рискнул последовать его примеру.

Вкус у этой штуки довольно неприятный, решил он, но потом ощущение остается неплохое. А старику она как будто нравится, судя по тому, как он играет рюмкой и, откинувшись в кресле, предвкушает каждый новый глоток.

Риджби внимательно посмотрел на своего гостя и после короткого молчания сказал:

— Мы во многом похожи, Дэнни. — Он говорил неторопливо, тихо и доверительно. — Сегодня, когда вы заговорили о том, чтобы стоять одному и быть самим собой, меня это тронуло гораздо сильней, чем могло вам показаться. Потому что… — он остановился, словно подыскивая слова. — Потому что сейчас, на склоне лет, я намерен поступить именно так.

Риджби поставил рюмку на ручку кресла. Он хотел, чтобы этот мальчик понял его по-настоящему. И не только потому, что это была необходимая предосторожность, но и потому, что в случае неудачи его плана ему будет легче нести бремя своей тайны. Он словно заверял потомков в своей невиновности, одновременно оправдывая себя в собственных глазах.

— Когда подобные вещи говорит старик, — продолжал он, — это может показаться странным, но, по-видимому, я принадлежу к тем людям, для кого никогда не поздно начать сначала. Видите ли, я собираюсь уйти на покой. А кроме того, я собираюсь жениться. — И добавил обезоруживающе: — Я знаю, что вы сейчас думаете: нет дурака глупее старого дурака.

Дэнни с недоумением покачал головой.

— Я не обиделся бы, если бы вы так и подумали.

— Мне будет очень грустно, когда вы уйдете, мистер Риджби.

— Строго говоря, я уйду раньше, чем должен был бы. Вероятно, это вызовет некоторое удивление наверху. Я ведь так долго был частью привычной обстановки! — Это были первые горькие слова, которые он произнес за весь вечер, и ему было нетрудно продолжить уже в другом тоне. — Так что мы можем считать этот вечер маленьким торжеством, не так ли? А что за торжество без тостов! Какой тост вы предложите?

— За будущее? — нерешительно сказал Дэнни, и Риджби ответил, подумав:

— Очень удачно. Да, пожалуй, это хороший тост. Он по-разному подходит для нас обоих. Но есть еще и тот дух, который движет нами, — если не ошибаюсь, он по-гречески называется «этос». Ну как, пьем за будущее и этос, согласны? — он поднял свою рюмку.

Выпив, Риджби откинул голову на спинку стула и несколько секунд молчал. Затем сказал, улыбнувшись:

— Когда-нибудь вы расскажете об этом вечере своей жене. Как вы обедали с чудаковатым старым клерком, который служил в «Национальном страховании», а потом внезапно бросил службу и благодаря этому обрел новую жизнь. — Он добавил серьезным голосом: — Вы единственный человек там, с кем я бывал откровенным, Дэнни. Я знаю, что могу довериться вам и в этом.

Допив рюмку, Риджби встал.

— А теперь пойдемте на балкон, — сказал он, отбрасывая серьезность. — Я покажу вам огни бухты и мигающий маяк. Я называю его «веселым глазом порта» и очень к нему привязался.

27

Когда они вышли из кинотеатра, она взяла его под руку, и это было словно нежное объятие — слияние с яркими огнями, с мчащимися машинами, с переполненным фойе, его мягким ковром и гладиолусами в вазах, с плюшевыми креслами, где их локти соприкасались, с мерцающим экраном, шоколадками, сладкий вкус которых еще держался у него во рту, и с кафе — ароматным, переполненным и шумным, где они сидели теперь.

Дэнни не отрывал взгляда от ее подвижного лица — вот она поморщилась, потому что кофе обжег ей губы. Еще одно из бесконечного разнообразия присущих лишь ей выражений лица, завораживающих и дразнящих выражений, которые покоряли его глаза и сердце. За этот вечер он стал гораздо старше. Его гордости и тщеславию льстили взгляды, которые мужчины бросали на Полу, а ее дружеская непринужденность, пока они перебрасывались отрывочными фразами по дороге в кино и во время перерыва, внушила ему уверенность в себе и радость, выходящую за пределы простого удовольствия.

Поставив чашку на блюдечко, Пола сказала:

— Ого, просто кипяток! — и мило помахала рукой перед открытым ртом. — Руди совсем взбесился, когда я сказала, что не пойду сегодня на танцы. Ты танцуешь, Дэнни?

— Учусь.

— А ты уже бывал на танцах?

— Нет.

— Хочешь как-нибудь сходить в яхт-клуб?

— С удовольствием, — поспешно сказал Дэнни. Теперь такое приглашение не застанет его врасплох, решил он. После этого вечера ему никакие преграды не страшны! Больше не нужно бродить одному, заглядывать в чужие лица и стараться понять, как и где знакомятся люди. С твоим миром уже сливается другой мир, увеличивая и раззолачивая его, даря ему стимул и счастье неуемного оптимизма. Часть твоего будущего — здесь, в этом кафе, за этим столиком, среди этих людей. Вот что ты чувствуешь, когда глядишь на Полу, касаешься ее, слышишь ее голос: жизнь — не ускользающая тень, а яркий светоч, и ты больше не прячешься, не пытаешься вслепую нащупать свой путь.