В глубь времен - Рене Баржавель

Потом она бросила карандаш, положила руку на Большую Америку, которую только что нарисовала, и проговорила: "Енисор…"

Леонова поставила глобус на пол. Волна возбуждения прошла по залу. Как вдоль континента могла пройти такая брешь? Один ли катаклизм спровоцировал раскол Енисора и изменение земной оси?

На все вопросы Элеа отвечала:

— Я не знаю… Кобан знает… Кобан боялся… Именно поэтому он построил Убежище, где вы нас нашли…

— Кобан боялся чего?

— Я не знаю… Кобан знает… Но я могу вам показать…

Она протянула руку к предметам, положенным перед ней, выбрала золотой обруч, взяла его в обе руки, подняла вверх и надела на голову. Две маленьких пластинки плотно прижались к вискам. Третья прикрыла лоб чуть выше глаз. Элеа берет второй обруч.

— Симон… — проговорила она.

Врач обернулся к ней. Женщина надела ему второй обруч и большим пальцем опустила пластинку со лба на глаза.

— Спокойно, — предупредила она.

Элеа положила локти на стол и обхватила голову руками. Ее лобная пластинка оставалась поднятой. Она медленно закрыла веки, скрыв глаза ночи.

Все взгляды, все камеры были прикованы к Элеа и Симону, сидящим рядом. Она сидела, уронив голову на руки, он прямо на стуле, опираясь спиной на спинку.

Тишина стояла такая, что можно было услышать, как падает снег.

Вдруг Симон вздрогнул. Он вытянул широко разведенные руки прямо перед собой, как будто хотел убедиться в реальности чего-то. Он медленно встал и чуть слышно прошептал несколько слов, которые Переводчик повторила как: "Я вижу!.. Я слышу!.."

Симон закричал:

— Я вижу!.. Это Апокалипсис!.. Огромное поле… Заживо сожженное!.. Уничтоженное!.. С неба падают снаряды!.. Другие снаряды их уничтожают, появляются все новые и новые армии, как тысяча облаков саранчи… Они копошатся в земле!.. Углубляются в нее!.. Поле раскрывается! Разрывается на две части. С одного края к другому до самого горизонта… Земля приподнимается и падает!.. Армии погибают! Что-то выходит из земли… Что-то… Что-то… Что-то огромное!.. Машина… Чудовищная машина. Целое поле стекла и стали… Она отделяется от земли, поднимается, взлетает, разворачивается… Расцветает… она заполняет все небо!.. А!.. Лицо… Лицо закрывает от меня небо… Оно совсем рядом со мной! Оно наклоняется надо мной, оно смотрит на меня! Это лицо мужчины… Его глаза полны отчаяния…

— Пайкан! — выдохнула Элеа.

Ее голова скользнула по рукам, и она ударилась грудью о стол.

Видение исчезло в мозгу Симона.

Кобан знает. Он знает лучшее и худшее.

Он знает, что это за чудовищная военная машина, которая заполнила небо.

Он знает, как вытащить из небытия все, чего так недостает людям.

Кобан знает. Но сможет ли он сказать то, что он знает?

Врачи обнаружили повреждения практически на всей поверхности его тела и рук. Они думали, что столкнулись с обморожением, поскольку мужчина мог хуже перенести замораживание, чем женщина. Но когда они сняли маску, то увидели обезображенное лицо, волосы, брови и ресницы были сожжены начисто. Не следы обморожения покрывали его кожный покров, а следы ужасных ожогов. Или, может быть, того и другого.

Они спросили у Элеа, знала ли она, каким образом он был обожжен. Она не знала. Когда она уснула, Кобан был рядом с ней. И в добром здравии…

Врачи обмотали его с головы до ног противонекрозными повязками, которые должны были не допустить разложения кожи при нормальной температуре и помочь ее восстановлению.

Кобан знает. Но пока он еще всего лишь замороженная мумия, укутанная в желтые бинты. Две мягких прозрачных трубки через ноздри посылали питательный раствор. Разноцветные провода опутывали со всех сторон его тело и соединяли с аппаратурой. Медленно, очень медленно врачи продолжали согревать его.

Охрана у входа в лифт была удвоена. На крыльце у входа в Сферу установили устройство для постоянного наблюдения. Люкос присоединил его к двум усовершенствованным им электронным минам, которые он привез из своего путешествия. Никто не мог приблизиться без того, чтобы мины не взорвались. Чтобы войти в Сферу нужно было, прибыв на дно Колодца, представиться охранникам, которые несли вахту у входа в лифт. Они звонили внутрь, где три врача и несколько медсестер и техников постоянно следили за Кобаном. Один из стражей выключал устройство, и красная мигающая лампочка гасла, а мины становились инертными как свинец.

Кобан знает…

— Думаете ли вы, что этот человек представляет опасность для человечества, или вы думаете, что он, напротив, принесет с собой возможность сделать из Земли новый Эдем?

— Для меня Эдем… Мы там никогда не были!.. Никто не знает, действительно ли это так прекрасно!..

— А вы, месье?

— Мне, вы знаете, сложно сказать…

— А вы, мадам?

— Я нахожу, что это возбуждает! Этот мужчина и эта женщина, которые жили так давно и которые еще любят друг друга!

— Вы думаете, они любят друг друга?

— Ну конечно!.. Она без конца произносит его имя!.. Пайкан! Пайкан!..

— Я думаю, что вы делаете маленькую ошибочку, но, в любом случае, вы правы, все это действительно будоражит!.. А вы, месье? Вы тоже находите это очень захватывающим?

— Я ничего не могу сказать, месье, я иностранец…

Месье и мадам Виньо, их сын и дочь едят хрустики и смотрят на экран.

— Такие вопросы — идиотизм, — говорит мать. — В то же время если задуматься…

— Этот тип, — фыркнула дочь, — я б его забросила обратно в холодильник. Мы и без него неплохо живем…

— Но все же! Нельзя же так, — отвечает мать немного осипшим голосом. Она думает об одной маленькой детали. И о своем муже, который не настолько… Воспоминания волнуют нижнюю часть живота. На глаза наворачиваются слезы. Она всхлипывает и достает носовой платок.

— Я опять подхватила грипп..

Дочь безмятежно размышляет. У нее есть друзья из школы декоративных искусств, которые, может быть, и не так умны, как этот тип, но в смысле той самой детали они ему не уступают. Ну, в принципе, не совсем… Но они же не заморожены!..

— Его ни в коем случае нельзя вернуть обратно в холодильник, — проговорил отец, — после всего того, что на него затрачено. Это хороший золотой мешок.

— Пусть хоть подохнет! — нахмурился сын. Он больше ничего не сказал, он думал об Элеа, обнаженной Элеа. Он мечтает о ней по ночам, когда ему не спится.

Элеа с полным безразличием разрешила ученым исследовать два золотых обруча. Бриво попытался найти там какую-то цепь, какие-то соединения, что-нибудь. Ничего. Два обруча с зафиксированными височными и двигающейся лобной пластинами были сделаны из цельного металла без каких-либо приспособлений внутри или снаружи.