Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

голову пеплом: «Сам виноват. Вот дурак! С такими вопросами к комсомольцу. И не просто к комсомольцу, а к такому оранжерейному, как он. Ну и зачем? Лучше бы спросил у ребят со двора. Они, может, и обсмеяли бы, но им хотя бы было интересно!» Пусть Юрка говорил о таком, но эта тема в первую очередь очень личная, а значит, он делился с Володей своим личным, вернее — пытался поделиться. Но куда уж ему, Коневу, обычному оболтусу, что общается со всякими хулиганами, до такой элиты, как Володя? Вот он его и оттолкнул, и пристыдил, а потом, как контрольным, добил этим взглядом. Не целился, а попал, Юрку аж качнуло.

Он вспомнил всё это и остановился на полпути: «Почему я спрашивал об этом именно его? Для чего? Чтобы зыркал или чтобы понял? А ещё говорит, что друг! Ага, как же! Врун он, а не друг! Друзья так уж точно не поступают!»

На площадке у эстрады как всегда было людно. Девчонки из второго отряда чертили мелками на асфальте какую-то карту, рыжий ушастый Алёшка Матвеев крутился возле них, что-то им советовал и подсовывал мелки.

— Что это вы делаете? — окликнул его Юрка.

— Как что? К Зарнице готовимся. Вот, рисуем карту для главного штаба. Олька так здорово придумала — в главном штабе будет своя разведка, и мы на карте будем разведданные отмечать, где какой отряд.

— Так дискотека же сегодня вечером, карту затопчут.

— Это ничего, завтра просто обведём. Так ведь быстрее, чем с нуля рисовать, — затараторил Алёшка. — А ты не хочешь к нам в разведчики?

— Не хочу.

Только Юрка отвернулся и только сделал пару шагов к кинозалу, как Алёшка вдруг оказался за спиной и схватил его за плечо.

— Конев, ну ты всё-таки подумай.

— Алёш, никто меня в главный штаб не возьмёт, я со своими буду. Ты давай, это… иди, занимайся своими делами…

— Почему не возьмут? Возьмут, если попросишься. Попросись, Юр! У тебя вон какие ноги длинные, ты бегаешь быстро…

Алёшка упрямо семенил за ним следом, норовя то ли подножку подставить, то ли под локоть схватить. Запыхался, сопел и топал, в общем, всячески старался обратить на себя внимание.

— Алёша, ну как же тебя много! — простонал Юрка. — Ладно, я подумал.

— Да? И что же?

— Дай мелок.

— На, — Алёшка протянул коробку, Юрка взял один.

— Спасибо. Не пойду. Со своими буду.

— А мелок-то тебе зачем?

— У меня кальция в организме мало, буду есть. О, тебя там зовут, слышишь?

— Да? Кто? Ой, Оля. Ну, я пошёл, а ты всё-таки ещё подумай.

Может, зря отказался от разведки? Бегал бы завтра по полю, нашёл бы повод остаться с Володькой. Он ведь опять будет нервничать, что какие-нибудь пухляки Сашки скатятся в траншею, поломают и ноги, и руки, и саму траншею. Конечно, вторая вожатая не оставит Володю в одиночестве, но совершенно точно, что Юрка тоже будет ему нужен, это совершенно точно, совершенно!

«Да больно надо! — запротестовала Юркина гордость. — Бегаешь вокруг него, суетишься, как Алёшка, а ему всё равно. Я ведь не ради себя с этими дурацкими страшилками и театром старался, а он только фыркает и поучает. Вот и обойдётся! Никуда больше не пойду. Ни-ку-да! Тем более на репетицию. Нечего было так зыркать, пусть теперь сам возится со своим дурацким спектаклем, а я никуда не пойду!» — и не пошёл. Развернулся на крыльце и дал дёру обратно через танцплощадку к теннисным кортам, где по расписанию собирался играть первый отряд.

Кортов было целых два, плюс столы для настольного тенниса. Первый отряд во главе с Ирой Петровной присутствовал почти в полном составе — кроме Маши и девочек ПУК. Кто-то играл в бадминтон, кто-то болел, а кто-то просто околачивался в обтянутой сеткой-рабицей коробке корта. Юрка любил, навалившись спиной на сетку, качаться на проволочных ромбах и смотреть, как играют другие. Но сегодня он не планировал болеть, он планировал всех победить и выместить всю злобу на воланчиках.

Завидев его издалека, Ванька и Миха синхронно замахали руками, приглашая к себе в команду. Юрка-то был игроком хоть куда, а вот эти двое ни разыгрывать, ни отбивать толком не могли, в их команду шёл только тот, кто любил проигрывать. Юрка не любил, но и к другим ребятам проситься не стал, молча схватил ракетку и сделал подачу. Воланчик порхнул к соперникам и стукнул Иру Петровну по лбу.

— Извините! — выкрикнул Юрка.

Ожидая, что Ира Петровна тут же устроит ему нагоняй, он поостерёгся делать новую, «чистую» подачу, но вожатая весело подмигнула и отвернулась.

После той сцены в Володиной комнате Ира сторонилась Юрки, а когда им приходилось бывать и делать что-нибудь вместе, она становилась тише воды и ниже травы. Юрка, разумеется, не собирался никому рассказывать об увиденном, но, судя по её ангельскому поведению, Ира считала, что он способен на кляузничество и шантаж.

Юрка дулся про себя: «За кого она меня принимает?» — но вслух даже не заикался. В конце концов, такое положение дел его устраивало: вожатая прекратила беспричинно делать из него виноватого и крайнего, и в итоге между Юркой и Ирой Петровной воцарился хрупкий и неловкий, но мир. Чего нельзя было сказать о её отношениях с Володей.

Едва Юрка припоминал об этом, как в воображении тут же всплывала и расцветала всеми красками та отвратительная сцена в театре — Ирино белое лицо, дрожащие руки, слёзы ярости в глазах и зло сощуренный Володя напротив. «Ох, не простит ему Ира Петровна, такое точно не простит…» — посочувствовал Юрка и тут же сплюнул досадливо — опять он вспомнил о Володе!

Володя везде, даже там, где его быть не может. Сейчас он точно занимался с актёрами в кинозале, а Юрке казалось, будто вон за теми кустами мелькнула его фигура.

Игра продолжилась. Юрка махал ракеткой так, будто собирался не воланы отбивать, а порубить на щепки солнечные лучи. Лучи остались в целости и сохранности, но мошкары всклокоченный и потный Юрка поубивал прилично.

Их команда вела счёт. Ванька и Миха почти всю игру простояли на