Зодчие - А Волков

Заканчивая курултай, сеид против своей совести предложил: ханом возгласить Утемыш-Гирея; царством править ханше Сумбеке и избранному совету во главе с уланом Кощаком; Москве сопротивляться всеми силами.

Большинство собравшихся приняло эти решения с громкими возгласами одобрения.

Музафар-мулла был мрачен: он не знал, радоваться ли ему, что отец спасся от гибели, или горевать о том, что высокий сан первосвященника и на этот раз ускользнул от него.

Оказавшийся возле Музафара управитель Джафар-мирза, точно подслушав мысли юноши, шепнул с коварной насмешкой на безобразном, рябом лице:

- Не печалься, эфенди, твое от тебя не уйдет!

Музафар с изумлением посмотрел на горбуна, а тот исчез в толпе.

* * *

Утром следующего дня глашатаи объявили народу о кончине Сафа-Гирея.

Перед ханским дворцом собралась многотысячная толпа. После шума, ссор и драк верх взяли гиреевцы. Ханом был провозглашен младенец Утемыш, правительницей - Сумбека.

Сафа-Гирею устроили торжественные похороны.

* * *

Улан Кощак послал гонцов с письмом в Крым и к турецкому султану, просил совета и помощи. Письма попали в Москву: гонцов перехватили русские казаки. Смущенный Кощак и советники, желая оттянуть время и лучше подготовиться к борьбе, отправили Ивану Васильевичу мирную грамоту. Царь не поверил татарам: они легко давали обещания и не стеснялись нарушать их. Они и перед этим порвали договор с Москвой: не выбирать хана без царского согласия.

Московская рать выступила во второй поход против вероломной Казани 24 ноября 1549 шда.

Глава XV

ВТОРОЙ ПОХОД

У жен Кулшерифа появилась новая прислужница; звали ее Хатыча. Бойкая баба никого не боялась, по-русски говорила, как по-татарски.

Хатыча оказалась искусной сплетницей. На женской половине, где обитательницы изнывали от безделья, Хатыча чувствовала себя прекрасно: сплетничала, подслушивала, ссорила и мирила, получая подарки за услуги.

Старый Никита привлек особенное внимание любопытной Хатычи. Она пыталась подольститься к нему, но без успеха.

Тогда она принялась за Дуню. Хатыча сумела приворожить неопытную девушку. Выведала историю Булата, узнала, что он искусный зодчий, что не раз возводил в городах крепостные стены.

Простодушная девушка, думая сделать деду приятное, восхваляла его знания и способности. Хатыча изливалась в похвалах.

Открытие Хатычи имело неожиданные последствия.

С Никитой вдруг заговорил управитель, который до того не замечал старика.

- Здравствуй, уста!125 - начал он с коварной улыбкой на изуродованном оспой лице.

- Какой я уста! - возразил Булат.

- Э-э, теперь знаем! Скрывал, что ты уста-баши, большой мастер, строитель. Нехорошо делал, старик, очень нехорошо! Садовник сделался. Какой ты садовник, когда ты зодчий!

"Это проклятая Хатыча сведала у Дуни и меня выдала!" - подумал Никита. Вслух же сказал:

- Зачем мне говорить?

- Ты хитрый старик! - Косые глаза горбуна смотрели на Булата злобно. Молчал - боялся, наверно, что заставим мечети строить? А вот не укрылся от нас, уста!

* * *

После смерти Сафа-Гирея Булат повеселел.

"Смута у басурман надвигается! - с надеждой думал он. - Может, перемена будет... Эх, кабы наши понагрянули!"

Но месяц проходил за месяцем и уж наступил новый, 1550 год126, а русские пленники не видели облегчения своей доли.

- Что слышно? - шептались они в укромных уголках. - Сумбеку-ханшу не сбираются столкнуть?

- Куда там! Главный теперь у них Кощак-улан, а он на русских зуб точит - у-у!..

Оторванный от родины, Никита Булат вел строгий счет дням, соблюдал праздники.

По исчислению Никиты был вторник сырной недели127.

- Масленица у нас теперь на Руси, дочка, - рассказывал Булат прибежавшей к нему Дуне. - Эх, масленица, масленица, широкая масленица!.. По улицам катанье на лошадях... Парни с девками на санках с гор летят...

Его речь прервали глухие удары, донесшиеся издалека: один, другой, третий...

- Что это? - изумился Никита.

Сердце заколотилось так, что груди стало больно.

- Доченька, Дуня! Беги разузнай!

Взволнованная Дуня скрылась. Она вернулась через некоторое время бледная, с высоко вздымающейся грудью:

- Ой, дедушка! Наше войско под Казанью! Русские! Из пушечного наряда бьют по стенам, аж пыль летит...

Булат выпрямился, точно вырос:

- Наши! Наши! Долго ждал, а дождался!.. Чего ж ты, глупенькая, перепугалась? Это нам свобода пришла!

Дуня со страхом и робкой радостью смотрела на старика.

А пушки продолжали греметь, пробуждая в сердцах русских пленников надежду на избавление.

* * *

Сильна была Казань, и час ее падения не настал. Московская рать еще не привыкла брать крепости и не одолела грозных укреплений татарской столицы.

Приступ русских отбили. Обе стороны понесли громадные потери, но стены по-прежнему стояли высокие, прочные, и за ними скрывались десятки тысяч защитников. А тут и природа снова пришла на помощь казанцам. Наступила сильная оттепель, полил дождь, стали вскрываться реки. Опасаясь, что в случае вынужденного отступления придется потерять весь осадный наряд пушки, царь Иван Васильевич, который и на этот раз сам вел войско, приказал уходить.

Осаждающие ушли от стен Казани 26 февраля 1550 года; всего две недели стояли они под городом.

Казанцы тысячами высыпали на стены, любуясь видом отступающего неприятеля. Мужчины и женщины насмешливо кривлялись, выкрикивали обидные ругательства.

Русские воины уходили не оборачиваясь. В их сердцах кипела ярость.

Отъехав так, что казанские стены чуть виднелись вдали, царь Иван обернул к городу искаженное стыдом и гневом лицо.

- Ничего, еще посчитаемся! - прошептал он. - Придет солнце и к нам на двор... - Потом сурово обратился к воеводам, которые тесной кучкой следовали за ним: - По вашей милости терпим позор, бояре! Кабы не ваши споры да раздоры, кто из вас старше да чей род честнее, разве я выступил бы в поход зимой? Сколько месяцев пришлось вас мирить да уговаривать! Ну, бог даст, выведу я ваше проклятое чванство!..

Иван Васильевич сдержал слово в том же, 1550 году. Был издан указ о распределении воевод по полкам; этот указ в значительной мере поломал старые порядки.

Правда, с знатностью боярских родов все же приходилось считаться, трудно было сразу изменить многовековой обычай. Но по новому указу находилось место в рядах воевод и тем незнатным, кто прославил себя воинским искусством и уменьем водить полки. Воеводы всех полков подчинялись воеводе Большого полка, и уж тут не оставалось места родовым спорам. В каждом полку также был установлен строгий порядок служебного подчинения, власть воевод укрепилась, а вместе с тем улучшилась и дисциплина в войске.

Доселе нестройные, непривычные к порядку, рати начали превращаться в сильную армию.

В том же году Иван IV создал первое постоянное войско на Руси стрелецкое, использовав опыт отрядов "пищальников".

Стрельцам полагалось служить в войске без срока, пока силы позволяли носить оружие. Жили они в слободах; утром и вечером производилась поверка, самовольно отлучавшихся строго наказывали. Стрелецкие слободы только тем отличались от солдатских казарм, что в них стрельцы жили с женами и детьми.

Во главе каждого стрелецкого полка, или "приказа", как их первоначально называли, стоял голова; мелкими подразделениями командовали сотники и пятидесятники.

Пешие стрельцы были вооружены пищалями и бердышами128. Уменью владеть оружием они обучались постоянно под наблюдением голов, сотников и пятидесятников. За службу стрельцы получали значительное денежное жалованье. Для них была введена форма.

Начиная с этого времени и до Петра Великого, который уничтожил стрелецкое войско, стрельцы не только ходили в походы, но и были верной опорой самодержавной власти и орудием для подавления народных восстаний. Стрелецкое войско помогло Грозному покончить с самовластием бояр.

Реформы Ивана подняли боеспособность русской армии.

* * *

Тяжко переживали неудачу Москвы десятки тысяч русских пленников. Их хозяева присмирели было, просили у своих рабов заступничества. Теперь рабовладельцы мстили за пережитый страх, за волнение. Издевательства, зверские побои...

Снятие кратковременной осады города принесло неожиданную славу звездочету Кудаю-Берды. Многие вспомнили, как год назад он предсказал, что звезды неблагоприятны Москве, что если урусы осмелятся появиться под стенами Казани, то уйдут с большим уроном.

- Нет предела знаниям мудрого звездочета! - кричала молва. - Он кладезь премудрости! Он - источник света...

Звездочет не успевал принимать всех желающих посоветоваться с ним и узнать судьбу. Кудай-Берды разрешал и запрещал браки, предсказывал, выздоровеет или нет больной, будет ли удачна торговая сделка. Неудавшиеся предсказания он приписывал влиянию враждебных светил, удачные возвеличивали его славу.