Мост птиц - Барри Хьюарт

— Десять миллионов проклятий тому повару, который убедил меня подать дикобраза на свадебном пиру правнука! — пронзительно заорал мастер Ли.

Купец тут же подскочил к нему.

— Дикобраза? Вы сказали дикобраза?

— Дикобраза, — захныкал мастер Ли.

— Но, почтенный господин, разве вы не знали, что это блюдо может быть смертельным, если приготовить его неправильно?

Ли Као оскорблённо выпрямился и резко спросил: — Вы принимаете меня за дурака? Я лично наблюдал за ходом приготовления, каждый шаг делался в полном согласии с инструкциями Ли Цзэнина.

— Не может того быть! — аж задохнулся купец — Как, ведь сам великий Ли Цзэнин написал «Книгу о приготовлении дикобраза»!

— А иначе, почему я следовал бы его инструкциям, ты, идиот? — закричал мастер Ли.

Глаза толстяка заблестели, слюна потекла ручьями.

— Это был молодой, свежий дикобраз? — прошептал он.

— Однолеток, пойман за день до приготовления, — вновь захлюпал носом мастер Ли.

Могучий спазм сотряс огромный живот торговца.

— Из Юшаня? — еле слышно вымолвил он.

— Прямо из реки, — уже начал реветь мудрец.

Для торговца это уже было слишком. Он заковылял к охранникам, открыл большой мешок, вынул маринованного сазана, шумно проглотил его и неверной походкой пришел обратно.

— Тесто! — задыхаясь, произнес толстяк. — Тесто делали за год до этого?

— Точно за один год, — отчеканил мастер Ли. — Использовались только самые чистые желтые бобы.

— Вы уверены, что убрали все черные и коричневые? Минимальная ошибка, малейшее несовершенство могли стать фатальными.

— Все черные, коричневые, а также бобы с пурпурными точками убирались вручную, — надменно процедил мудрец. — Оставшиеся были просеяны пятнадцать раз и тщательно осматривались. Я был полностью осведомлен об опасности!

— Достопочтенный господин, я не обвиняю вас, — с раскаянием ответил купец. — Но мне едва ли надо говорить, что какая-то ошибка все же была допущена, ведь несчастная невеста вашего правнука… ах… Возможно, вы использовали рисовую муку?

— Не будьте ослом, молодой человек, — разозлился мастер Ли. — Рисовая мука убила бы каждого гостя на пиру! Использовалась только чистейшая слегка подсоленная мука из пшеницы хуа. Она шесть часов и ни минутой меньше простояла на солнце.

— Под покрывалом, чтобы не попала пыль! Пыль может быть смертельной!

— Под покрывалом, чтобы не попала пыль. Потом муку и бобы замешали в тесто, положили его в сосуд, который, в свою очередь, накрыли глиняной миской и запечатали известью. Уж тем более мне не нужно упоминать, что использовалась только чистая речная вода, так как малейший след колодезной может быть смертельным.

— Я не понимаю, — прошептал торговец. — Все было сделано правильно, но… Подождите! В каком месяце это происходило?

— Ты буйный кретин? Приготовить тесто для дикобраза в любой месяц, кроме июня, значит совершить верное самоубийство! — вскрикнул мастер Ли.

Купец сильно побледнел. На него снизошла мысль, что, если ошибки не найдется, он никогда не сможет с полным сознанием безопасности наслаждаться одним из самых вкусных блюд на свете.

— Поразительно, — прошептал он. — Все сделано в соответствии с указаниями великого Ли Цзэнина, но блюдо все равно оказалось ядовитым. Мы должны найти ошибку! Многопочтенный господин, умоляю, опишите в точности, как ваш повар готовил дикобраза.

Тут до меня дошло, что я слишком заинтересовался тонкостями приготовления экзотических кушаний и не слишком примерно оплакиваю свою покойную невесту.

— Горе! — возрыдал я. — О горе! Горе! Горе мне! Ли Као погладил меня по плечу.

— Только подумать, такая трагедия случилась с единственным из моих правнуков, который и умом не обижен и морально не окончательно пал, — слезы навернулись на глаза старца. — Но вы правы, ошибку нужно отыскать. Мой повар начал с удаления глаз, желудка, внутренних органов и зародышей, если таковые имелись. Пока он резал мясо на куски, мой бедный правнук счищал с них сгустки крови своими собственными благородными руками. Потом повар сварил мясо в чистейшей речной воде…

— Не удалив кожу?

— Не удалив кожу. Затем он вынул мясо из горшка и положил его на разделочную доску…

— Деревянную разделочную доску?

— Милосердный Будда, я прекрасно осведомлен, что металлическая или керамическая доска может привести к фатальному исходу! — огрызнулся мастер Ли. — Мой повар выдернул каждую щетинку и иголку маленькими щипчиками, порезал мясо на маленькие кусочки — уверяю, они были квадратной формы — и обжарил их в свином жире. Тогда и только тогда он смешал их с бобовым тестом и прожарил все в кипящем масле. С бесконечной заботой удалил пыль из горшка, а когда решил, что мясо готово, окунул бумажный свиток в соус и поднес его к пламени свечи. Только когда тот легко загорелся, повар, вынул дикобраза из горшка и подал его гостям.

Ни малейшей ошибки. Ни единого изъяна. Чревоугоднический мир торговца рушился у него на глазах, он закрыл лицо руками, чем-то напомнив мне Яркую Звезду, когда та решила, что Танец Мечей обесчещен. Страсть толстяка была не столь благородной, но такой же искренней. Ли Као воспользовался возможностью поставить меня на ноги, я принялся рыдать ему в плечо, мудрец гладил меня по спине.

— Сколько людей умерло? — прошептал купец.

— Только моя невеста! — завыл я. — О горе! Горе! Горе!

— Только она из двухсот гостей, — обливаясь слезами, пояснил Ли Као. — Я сам выбирал дикобразов! Сам готовил бобовое тесто! Сам следил за приготовлением мяса! Мой возлюбленный правнук своими благородными руками счищал с ломтей сгустки крови! Именно он выбрал самый лучший кусок и подал его любимой! Я сам…

— Постойте! — заорал торговец и схватил меня за плечи. — Мой бедный, несчастный мальчик, — он сменил крик на шепот, — какую иглу ты использовал, когда чистил мясо?

Я был действительно тронут. Ли Као проделал всю работу, завлекая кита в сети, и теперь позволил мне загарпунить животное.

— Какую… Какого… Я не помню!

— Ты должен вспомнить! — заревел купец. — Ты использовал серебряную иглу, да или нет?

— Да, — задумчиво ответил я. — Теперь припоминаю. Игла из чистейшего серебра, правда, она упала на пол, и, когда дело дошло до последнего куска мяса, мне, естественно, пришлось взять другую.

— Серебряную? — спросил он, едва дыша.

Я позволил себе выдержать драматическую паузу, сморщив лоб в тяжких раздумьях, и, наконец, ответил:

— Золотую.