Мастер - Колм Тойбин

– Скажите вслух, – подбодрил ее отец.

– Все очень просто, сэр: я сомневаюсь, что сказанное вами – правда.

Внезапно голос ее окреп и зазвучал отчетливо.

– Ты хочешь сказать, что не согласна с этим? – спросил Уильям.

– Нет, я не это имела в виду, – ответила Минни, – иначе я так бы и сказала. А я сказала: сомневаюсь в том, что это правда.

Тон ее обрел резкость.

– Разумеется, это правда! – Глаза старика гневно сверкнули. – Мужчина физически сильнее женщины. Это настолько же правда, насколько это очевидно, если тебе нужно слово «правда». И в страсти мужчина сильнее, как я уже сказал. И интеллектуально. Платон не был женщиной. Софокл и Шекспир – тоже.

– А откуда мы знаем, что Шекспир не был женщиной? – вставил Уильям.

– Вас удовлетворил мой ответ, мисс Темпл? – спросил отец.

Минни не ответила.

– Такова женская работа, – продолжил он. – Быть в подчинении. Рукоделье, приготовление пищи и готовность стать неусыпной попечительницей детей ее супруга. Мы судим о женщине по ее покорности и вниманию к долгу.

Голос его звучал враждебно, он явно был раздражен.

– «Так говорил наш отец», – продекламировал Уильям.

– Значит, решено? – спросил Минни старик.

– Вовсе нет, сэр. Ничто не решено, – улыбнулась ему она. Ее выражение лица было почти снисходительным, когда она продолжила: – Все очень просто: я не знаю, почему то, что мы физически слабее мужчин, должно означать, будто мы хуже соображаем или живем в этом мире менее разумно. Видите ли, у меня под рукой имеются доказательства слабости моего собственного разума, но я не думаю, что он слабее, чем у кого-либо другого.

– Женщина должна жить в христианском смирении, – сказал Генри-старший.

– Это сказано в Библии, сэр, или это одна из заповедей, или, может, вас этому научили в школе? – спросила Минни.

К ужину новость облетела весь дом. Миссис Джеймс, тетушка Кейт и Алиса были предупреждены о случившемся безобразии.

– Однако она не возражает против того, чтобы женщины готовили для нее и вели домашнее хозяйство, – сказала Генри мать, когда они встретились в холле. – Ей не привили дисциплину, ее не воспитывали, и мы должны ее пожалеть, потому что будущее ее мрачно.

Летом 1865 года Гражданская война закончилась, были опубликованы два его первых рассказа, и Генри собирался провести август с Темплами в Нью-Гэмпшире. Оливер Уэнделл Холмс, ответивший отказом на приглашение в Ньюпорт, согласился поехать в Норт-Конвей, где обосновались Темплы, как только узнал, что там его ждет многочисленное женское общество. Он собирался поехать туда вместе с Генри, а Джон Грей, только что вернувшийся с войны, обещал прибыть следом. Генри написал Холмсу, что Минни Темпл ценой нечеловеческих усилий удалось выискать одноместную комнату – единственную во всей округе, и что негодяй-хозяин отказался, несмотря на настойчивые просьбы и очарование Минни, меблировать ее двумя кроватями. Вытащим, сказал Генри, из-под этого парня его собственную койку. А тем временем Минни присмотрит другую кровать или, само собой, другую комнату. Холмса, казалось, привела в восторг сама идея, что можно заставить врага уступить собственную кровать визитерам.

Всю поездку до Норт-Конвея он перечислял тактические приемы, которые они могли бы использовать, упоминая множество технических терминов. Себя он поместил на переднем плане, назначив вожаком и героем, Генри же, который был на два года младше и не являлся ветераном ни одной из войн, отводилась роль ложной цели. Похоже, его совсем не смутило, что в процессе Генри заснул.

Они были приглашены на ужин в дом, где обитали девушки Темпл под надзором двоюродной бабки, которая выглядела, по мнению Генри, как вылитый Джордж Вашингтон. Но первым делом по прибытии в Норт-Конвей они решили найти дорогу к собственному временному пристанищу и после недолгих плутаний наткнулись на дородного и угрюмого домовладельца, который умудрился немедленно выразить личную неприязнь ко всем, кто родился и вырос не в Норт-Конвее или его ближайших окрестностях. Ни военный мундир Холмса, ни его усы, казалось, совсем его не впечатлили. На Генри он даже не взглянул. Одна кровать, молвил он, как я и говорил той леди, кровать-то одна, но зато имеется хороший, чистый пол, можете тут хоть всем полком ночевать, надменно прибавил он и вручил им ключ.

В комнате было совсем голо, если не считать умывальника, кувшина и тазика, стенного шкафа и узкой железной койки, покрытой, как ни странно, красивым цветным стеганым одеялом, не гармонирующим с общей спартанской обстановкой.

– Я считаю, что надо вызвать подкрепление и сходу его атаковать, – сказал Холмс.

Генри опробовал кровать – сетка проседала посредине.

– Наверное, эта комната из тех, чье главное преимущество в том, что их обитатели чаще бывают на свежем воздухе, – заметил Генри. Он поднял с пола маленькую лампу. – Боюсь, все нью-гемпширские мотыльки посетили это святилище. Ее принесли сюда еще отцы-основатели, не иначе.

– А твоя кузина Минни – разумная девушка? – поинтересовался Холмс.

– Да, весьма, – ответил Генри.

– В таком случае она несомненно найдет нам другую комнату.

Генри подошел к единственному окну и выглянул на улицу. День был по-прежнему яркий, в воздухе пахло сосновой хвоей.

– А пока что, – смеясь, повернулся он к Холмсу, – «я не возражаю, если ты не станешь», как сказала дама, когда щенок лизнул ее в нос.

– Боюсь, месяц обещает быть долгим.

Минни и две ее сестрицы сидели в креслах на лужайке за домом, когда прибыл их кузен со своим другом. Генри отчетливо сознавал, как должна выглядеть Минни в глазах Холмса. Она не была красивой, пока не заговорит или не улыбнется. И вот тогда ей удавалось завоевать расположение всей компании, излучая глубокую серьезность и высокоразвитое чувство юмора одновременно. Генри мгновенно понял, что Холмс отдает предпочтение ее сестрам – Китти и Элли, более хорошеньким в общепринятом смысле, более обходительным и застенчивым, чем Минни.

Как только они сели в кресла, Генри заметил, что Холмс мигом преобразился в вояку, ветерана Гражданской войны, понюхавшего немало пороху и побывавшего на краю гибели. Внезапно военная тактика перестала быть шуткой. Все три девицы Темпл, чей брат Уильям погиб на войне, а также их двоюродная бабушка не сводили с солдата печальных и восхищенных глаз. Генри украдкой наблюдал за Минни, пытаясь разгадать, так ли уж впечатляют ее все эти Холмсовы разговоры, как кажется со стороны, но она ничем себя не выдала.

После ужина юноши вернулись к себе на квартиру, обрадованные известием, что Минни нашла им новую, куда они смогут перебраться, как только приедет Джон Грей. Холмс пребывал в приподнятом настроении. Он наслаждался девичьим обществом и знал, что обрел восприимчивую аудиторию – молодую, грациозную и жизнерадостную – до конца своего пребывания.