Наместница Ра - Филип Ванденберг

— Нет, это просто стечение обстоятельств привело к осквернению могилы твоего отца, — возразил Сененмут. — Подлинные грабители уже схвачены. Их судили, и они умрут, как предписывает закон.

— Их следует бросить на корм крокодилам, и пусть все фиванцы будут тому свидетелями! — Глаза Хатшепсут гневно сверкнули, а от ледяного тона ее голоса Сененмута бросило в дрожь: — Каждый, все до единого из тех, кто строит мою усыпальницу, должны умереть! Все до единого, по твоему списку на вознаграждение!

Сененмут сложил руки и прижал их ко лбу.

— Это неверный путь, — глухо произнес он. — Ты наверняка знаешь, что всех рабочих, которые были заняты в строительстве гробницы твоего отца Тутмоса — да живет он вечно! — умертвили на Месте истины. Ни один не выжил — и что? Все равно гробница стала жертвой грабителей! Пастушка коз, маленькая и глупая, влюбилась без памяти в одного из работников. Она переживала, искала его и оказалась свидетельницей бойни. Естественно, сохранить все в тайне ей было не по силам, и о месте захоронения стало известно, что вселило дикие мысли в некоторые головы, ставшие жертвами красноглазого Сета.

Царица кивнула.

— Когда цари-пастухи захватили нашу страну на невиданных тогда колесницах с лошадьми, то они опустошили не только города и поля, нет, их злой бог Сет, враг Осириса, принес разруху и в наши головы. Ибо никогда еще со времен далеких предков не поселялось в них столько сомнений в богах Египта. Этим мы обязаны им, гиксосам, с их нечестивыми богами, которых они навязали нам.

— Но сомнения в старых богах ты не искоренишь огнем и железом. В жестокости своей ты бы заговорила языком чужеземцев. И поэтому я считаю неверным убивать строителей по завершении работ. Что сегодня всего лишь слух, завтра станет уверенностью, и тогда не найдется даже раба, которого ты могла бы послать в горы запада.

— А что ты предлагаешь?

— Я бы выставил оборонительный отряд вроде лучников фараона, чтобы в будущем они охраняли западное нагорье. А мои рабочие построят себе у подножия деревню, и ни для кого больше не будет секретом, что они там делают, — все решат, что это слуги на Месте истины.

Речь Сененмута убедила царицу.

— Твоя наружность, любимый, — зеркало твоих цветущих двадцати лет, но мысли твои — мысли мудреца, чья юность давно позади. И не знаю, что я ценю больше: твою зрелость или твою юность.

Сененмут молчал и только смущенно улыбался, тогда Хатшепсут продолжила:

— Я жажду твоей близости, как цыпленок жаждет солнечного тепла. И поэтому хочу сделать тебя моим советником, воспитателем моей дочери и управителем дома…

Не в силах сдержаться, Сененмут прервал ее речь:

— О, остановись, Лучшая по благородству, Супруга бога, Та, которую объемлет Амон! У царя Тутмоса уже есть управитель дома и начальник церемоний, который читает по глазам и предупреждает все его желания. Минхотеп силен, как бык, изворотлив, как змея, а ум его подобен нильскому коню, и через годы распознающему метавшего копье врага.

— Истину рекут уста твои, любимый, — согласилась Хатшепсут. — Но Минхотеп — управитель и начальник церемоний царя, а не царицы. Моя жизнь течет в собственном русле. Подобно тому как бог луны Хонсу и Ра в своей золотой барке ходят по небесному своду поодиночке, так мой путь отличен от пути фараона. Именно поэтому мне нужен свой советник и управитель, которому я могу полностью доверять.

Сененмут задумался.

— А что скажет царь, узнав о твоих планах?

— Тутмос болен. Его тело превратилось в тело старца, когда из него удалили окаменевшие экскременты злых духов. И я не удивлюсь, если он не переживет следующий разлив Нила.

— Хнум да сохранит его Ка! — воскликнул пораженный Сененмут.

Юя, служанка, забыв о своих обязанностях, замерла с опахалом в руках.

— Довольно, — сказала ей Хатшепсут. — Ступай, теперь вечерняя прохлада заменит тебя.

Юя склонилась и исчезла из виду. Небо окрасилось багрянцем. Лягушки, священные животные богини Хекет, начали свой вечерний концерт, поначалу вкрадчиво, как арфисты, настраивающие инструменты, потом со всей мощью, будто желая заглушить всех остальных.

Сененмут, прислушиваясь к дружному кваканью, заметил:

— Говорят, пророки Амона понимают язык лягушек. Вроде бы они предсказывают будущее: жизнь или смерть, счастье или беду.

— Я тоже понимаю их язык. — Супруга фараона засмеялась. — Не каждое слово, но многое.

— Так поведай мне, любимая, о чем говорят лягушки!

Хатшепсут приложила палец к губам и склонила голову набок, словно и впрямь старалась что-то расслышать в ужасающем реве. А потом заговорила с запинками:

— Хатшепсут… Прекраснейшая из женщин, Та, которую объемлет Амон… носит в своем чреве плод Мина. И родит она Гора… через две сотни дней…

Словно по волшебству, лягушачий хор заголосил с такой невероятной силой, что всякий, кто слушал эту какофонию, мог легко потерять сознание, как бывало на праздничных оргиях.

— Правда? — воскликнул Сененмут, перекрывая тысячеголосое кваканье.

Хатшепсут опустила глаза и кивнула.

Сененмут склонил голову к коленям возлюбленной, зарылся в мягкие складки ее калазириса и через тонкую ткань принялся покрывать поцелуями боготворимое тело, тысячу раз, миллионы раз, пока его голова не улеглась утомленно меж бедер царицы. В его голове билась лишь одна мысль: «На сей раз будет сын».

Целитель Тети беспокойно мерил шагами свою темницу: семь шагов вперед, семь назад, от одной стены из черного гранита до другой. Через воронкообразное отверстие в потолке едва проникал свет, воздуха было и того меньше. Уже много дней он не предавался сну, и не потому, что циновка в углу была слишком жесткой, — его тревожило, что жрецы Амона до сих пор не вступили с ним в переговоры.

Они могли оставить его околевать в этом жутком подземелье, как бросают издыхать пса, свалившегося в бездонный водосборник. Но тогда жрецы упустили бы последний шанс получить кровь Ра. Эти великие обманщики кормятся от необъяснимых и непостижимых для простых умов явлений. Последнее предсказание жрецов о затмении луны в седьмой день месяца фармути столь сильно укрепило их авторитет и власть, что теперь на многие десятилетия клиру Амона не страшны никакие нападки. А с помощью крови Ра, которая ночь делает днем, а тьму превращает в свет, они окружат себя ореолом божественности.

С другой стороны, может случиться и так, что кто-то другой найдет формулу жидкого света — в конце концов, она базируется на научном знании, и ни на чем другом… «Нет, — подумал Тети, и его губы растянулись в коварной ухмылке, — жрецы Амона выпустят меня из темницы. Они не позволят приговорить и казнить человека, который хранит тайну заветной формулы».