Дорога во все ненастья. Брак (сборник) - Николай Удальцов

Странная причуда памяти – лицо этого начальника, художник запомнил. А вот то, что в кабинет вошла женщина, коротко стриженая блондинка, с порога сказавшая хозяину кабинета: «В вашем коридоре ремонт когда-нибудь закончится? Завалили все мусором. Весь капрон подрала,» – и Петр, обративший внимание на то, что у блондинки красивые ноги, подумал: «Интересно, она в колготках или в чулках?» – он позабыл.

Позабыл.

Наверное, потому, что с таких мыслей не всегда начинается любовь.

Но, то, что любовь всегда начинается с подобных мыслей – это точно.

Он забыл.

Хотя, это была его первая встреча с Леной.

Женщиной, появившейся из-за двери.

А, что касается ремонта в коридоре отдела кадров районной вневедомственной охраны, то вся страна была уверена в том, что занимается ремонтом, и поставляла мусор во все коридоры в избытке…

…Люди встречаются, сходятся, расходятся, и в этом нет ничего удивительного – в конце концов, каждая открываемая дверь, это вопрос встречи или точка расставания. И, конечно, художнику, в тот момент, не могла придти в голову очень простая мысль – забрать документы, и раз и навсегда, избавить себя от будущих разочарований.

Человек часто проходит мимо возможности не быть несчастным; и то, что он так же часто проходит мимо возможности не быть счастливым – слабое утешение.

А, может, и не утешение здесь нужно, а понимание, что это и есть свобода.

Свобода.

Во всяком случае, одна из ее сторон…

…Много лет назад, когда старший сын Петра еще ходил в садик, они вдвоем возвращались с дачи.

Сын хныкал:

– Пап, ну почему мы должны уезжать?

– Потому, что мне завтра на работу.

– Пап, был бы ты свободным, тогда тебе на работу ходить не нужно было бы.

– А ты, сыночек, думаешь, что те, кто не работают, свободны? – сын задумался над вопросом отца, прищурил один глаз, вторым посмотрел на небо, а потом ответил.

И в этом ответе, может, было что-то от истины:

– Свободный тот, кто может смыться от бабушки…

…Мысли о том, что он может остаться в одиночестве на всю отпущенную ему жизнь, к Петру не приходили, хотя, однажды на берегу подмосковной речки, молодая женщина, неизвестно как, оказавшаяся в компании с друзьями Петра, сказала:

– Вот ваша, Петр, позиция – это то, что мужчина должен быть один… – чем эта женщина аргументировала свои слова, Петр не расслышал. Потому, что подумал:

– Позиция – это то, что человек вначале выбирает, потом укрепляет и, наконец, отстаивает.

А у меня – просто, так вышло…

…Петр лишь однажды предложил Лене пойти в ЗАГС и определить их отношения, но сделал это как-то неловко – после трех разводов в прошлом, он не был уверен, в том, что знает, как правильно колонизировать будущее.

А Лена совсем не настаивала на этом.

Не то, чтобы она не доверяла Петру, просто образ пьяницы – первого мужа, растворялся не сразу, а постепенно.

И тогда Петр, не отказался от своего желания жениться на Лене – просто, он решил отложить решение этого вопроса напотом.

Забыв, что «потом» чаще всего превращается в «никогда», если вообще, во что-нибудь превращается.

А она запомнила его слова:

– Я буду к тебе относиться серьезно, а ты относись ко мне так, как тебе удобно, – это Петр понял уже после их расставания, когда быль поржавела, как плохое железо под дождем, а эта его фраза стала Лениным единственным, беззащитным аргументом.

Уже потом.

Когда, все оказалось не важно.

Когда ничего уже не было…

…В принципе, в том, что люди за сорок разводятся, нет ничего необычного. В этом возрасте, люди достаточно взрослые, чтобы принимать решения обдуманно.

Во всяком случае, они уже уверили себя в том, что они взрослые.

И, в этом смысле, Петр не отличался от всех остальных людей. Правда, однажды ему пришлось признаться:

– Раньше я был маленьким и еще не понимал, что такое ребенок. Теперь я вырос и уже не понимаю, что такое взрослый.

Петр сказал это не случайно.

Как-то, в очередной раз, по просьбе бывшей жены, зазвав сыновей в Дом художников, он занудствовал перед ними на тему уважения к родителям, и, прежде всего, внимания к маме.

Прежде, такие разговоры заканчивались однообразно – сыновья кивали и подытоживали:

– Пап, дай триста рублей, – но нежданно-негаданно, этому пришел конец. Сыновья выслушали его, потом старший, Александр, спросил:

– Пап, может тебе денег дать?

Тогда Петр понял, что дети выросли…

…Как правило, разводясь, мужчины и женщины уходят не в пустоту, а к другим людям. Они не просто разрушают старую семью, а создают новую. Даже играя в рулетку, люди делают ставку не на случайность, а на закономерность…

…Лена и Петр, поначалу, оказались исключением из этого правила. И то, что, разводясь, они его нарушили, говорило не об их смелости, а всего лишь о вынужденности.

При этом, каждый из них делал ставку не на себя, а на время.

И они оба рисковали одиночеством.

Впрочем, для того, чтобы быть одиноким, одного одиночества мало.

Нужно еще быть никому не нужным.

– …Я ведь понимаю, что в каком-то смысле, ты опять совершил семейную революцию, – сказал Петру его друг художник Григорий Керчин в тот момент, когда они оба вышли из здания суда, в котором происходил последний развод Петра с последней женой, – Только что-то счастья не видно.

И Петр, помолчав, ответил своему другу:

– После революций счастья не наступает.

– Ты не ругай ее, Петь.

В конце концов, у нас один взгляд на жизнь, а у женщин другой, – проговорил Григорий. Петр ничего не ответил ему. Но, когда через неделю бывшая жена позвонила Петру, предложила встретиться для дележки оставшегося имущества, то они встретились и начали ругаться.

Потом перестали ругаться, а еще больше потом, когда бывшая жена ушла к будущему мужу, и от нее остался только след плеч на подушке, Петр набрал номер телефона Григория:

– Ты оказался не прав.

У женщин такой же взгляд на жизнь, как и у мужчин.

Просто, каждую неделю он разный…

…То, что проблема одиночества у Лены и Петра решилась быстро и легко, оказалось простой удачей для них обоих.

Во всяком случае, поначалу.

Хотя они оба об этом не задумывались.

Первое время, месяц или полтора, на Петра действовала новизна, потом любопытство: чем все это закончится? – а потом он привык. Не потому, что привык, а потому, что Лена ему очень нравилась.

Нравилась…

…Петр не ставил Лене никаких условий, и ни в чем не ограничивал ее свободу. При этом, правда, не задумываясь о том, что свобода – это, всего лишь то, что человеку нравится.

Нравится…

…Когда-то, разговаривая со своим заказчиком, человеком, которому понравилась предложенная картина, но не знавшим, как сформулировать свое отношение к ней, и начавшим со слов:

– Я, конечно, не специалист… – но тут же осекшемся, Петр подумал немного и сказал:

– Пусть вас это не расстраивает.

Специалистов у нас вообще нет.

Но есть один очень важный критерий.

Самый главный, истинный и универсальный: нравится или не нравится.

Остальное – от лукавого.

Разговор происходил на излете СССР, заказчиком был заместитель председателя Следственного комитета России, а картина изображала извив дороги и называлась «Поворот, за которым никто не виноват…»

И имела подназвание: «Жизнь – это дорога, по которой никто никогда не ездил.

Вернее, каждый из нас едет по ней впервые.

И загадывать – что ждет тебя впереди? – так же бесполезно, как размышлять о том, что может встретиться за ближайшим поворотом неизвестной тебе дороги…»

Потом они встречались не раз, разговаривали о многом, но заместитель председателя, как выяснилось, запомнил именно те слова художника, и однажды, вспоминая прошлое, он спросил:

– Почему ты сказал так?

– Дело в том, – ответил Петр, – Что мы слишком долго были закрытыми от всего мира.

Но для того, чтобы оценивать результаты человеческого промысла, их нужно с чем-то сравнивать.

А сравнивать нам было не с чем.

– Разве сами люди не должны сравнивать себя с другими людьми?

– Нет.

Люди должны сравнивать себя не с другими людьми, а сами с собой.

То, чем они стали – с тем, чем они могли бы стать.

– Тогда, это относится не только к людям, – проговорил заместитель председателя, задумавшись о чем-то, о своем.

– К чему же еще? – попросил ответить Петр.

– К России, например…

…Мысли Петра прыгали как птички с ветки на ветку, щебеча что-то на своем языке, совершая посадки в местах, выбранных ими, по одним только им известным причинам. А, может, неизвестным даже им самим…

…Когда-то, в начале прошлого века, великий русский физиолог академик Павлов открыл рефлексы, а потом к власти пришел гегемон и закрыл этот вопрос однозначно – никто, кроме людей думать не может.

Людьми, при этом, гегемон считал только тех, кто, как и он, сам, ничего не имел.

Академик не был виноват в сложившейся таким образом ситуации, а гегемон, ну что же, на то он и гегемон, чтобы думать, что он один думает.