Лесные твари - Андрей Плеханов

Минут пять сидели молча. Каждый думал о своем.

– Ты чего хотел узнать-то? – проснулся первым Степан.

– Как Лека здесь жила? Что делала?

– Что я за ней, шпионил, что ли? У самой нее и спроси.

– Мне сторонний взгляд нужен. Тем более такой, как у тебя. Неравнодушный.

– С чего это ты решил, что неравнодушный?

– А то я не вижу! Сохнешь по девчонке-то. Только напрасно, я тебе скажу. Она нравственность поднимать не будет. Она – крепкий орешек, вещь в себе. Расколоть ее – все зубы обломать.

– А тебе по зубам?

– Сам суди...

– Все равно это – грех, – торопливо сказал Степа. – В грехе вы живете, не расписаны, не венчаны. А как дети пойдут? Так и быть им незаконными? Грех.

– Ты меня, Степа, грехами не кори. – Демид зло усмехнулся. – На мне, голубь ты мой, столько грехов висит, что тебе и за две полных жизни не заработать. Да только, знаешь, рассчитываю я, что все мои грешки спишутся, ибо совершал я их не столько из любви к блудодеянию, а из необходимости. Жить-то всем хочется. А бывало, и другие жизни спасал, хотя, может быть, и не стоило бы кое-кого спасать. У нас с Богом свои счеты. Что-то вроде лицензии на умеренное непотребство. А буде мне нашкодить лишку, угодить на сковородку в Ад – значит, такова моя судьба. У каждого человека свой Ад, и свой Рай, и своя мера грехов. Бог, он, конечно, один для всех, да только кто его видел? Каждый видит его по-своему. И говорить, что ТВОЙ Бог самый лучший, – не в том ли и есть гордыня?

– Это не мой Бог. – Вид у Степана был испуганным, и все же упрямым. – Это НАШ Бог. Христианский Бог. И придумывать мне нечего. Все написано в Евангелии. И жизнь Бога нашего, и смерть его, и воскрешение. И заповеди Его. Соблюдай их – что может быть проще?

– Знаешь, что такое Евангелие? Это книга. А точнее, двадцать книг, из которых четыре были признаны истинными, а остальные ложными. Кем выбраны? Греками, которые в жизни никогда не видели ни Христа, ни его учеников. Ты можешь дать гарантию, что они не ошиблись?

Опять в воздухе повисла тишина. Степан сидел мрачный, нахмуренный. Лучше бы этот Демид оказался бандитом-рэкетиром, чем таким духовным террористом, вооруженным знанием и логикой.

– Циркулярке твоей осталось жить полчаса, дальше обмотка окончательно сгорит, – мрачно, пророчески изрек Демид. – Так что будь разговорчив, Степа, иначе я для тебя пальцем не шевельну. Я люблю людей душевных, откровенных, ласковых.

– В кюсото она пропадает.

– Что?

– Кюсото. Это по-марийски так Священная Роща называется. Твоя Елена, по-моему, там днюет и ночует.

– Роща березовая?

– Ага.

– Так. Понятно. – Демид задумчиво насупился. – А что такое Священная Роща? Там что, и до сих пор какие-то обряды отправляются?

– Сейчас нет. Сейчас мари здесь не осталось. Поселок их затоплению подлежал, когда плотину построили. Он ближе к Волге стоял. Вот их и переселили в плановом порядке. Двадцать лет назад уж. Пошумели немного марийцы, да приутихли. Куда им деваться-то при советской власти? И народ они нынче тихий, дисциплинированный. Не то что при Иване Грозном, когда мари горные да луговые (их тогда черемисами называли) на весь волжский край шороху наводили. Они ведь тогда оказались промеж Казанским ханством и русскими землями. Татарам, правда, ясак-дань платили, но все равно жили своими порядками, языческими. Ни христианства, ни мусульманства не признавали. В Священные Рощи свои собирались, жертвы приносили – баранов резали, да жарили, да ели всем сообществом. Молились богу своему – Куго-Юмо, чтобы даровал им хороший урожай, да хорошую охоту в лесах, да много рыбы в реках. Ленточками деревья украшали. Пели, плясали. Красивые, конечно, обряды были. Да только языческие...

– А мистического ничего такого в этих рощах не было? Духи какие-нибудь лесные? Лешие, водяные.

– Не знаю. – Степан покачал головой. – Не знаю. Про это лучше кого-нибудь из старых марийцев no-расспрашивать. Да только никого из стариков черемисов нынче тут не осталось. Все марийцы, кто живет здесь и поныне, – православные. Да и роща эта, говорят, священной перестала быть. Лет около двадцати назад что-то там случилось с ней такое. Говорят, хозяйка берез оттуда ушла, после того как мари переселились. А ведь кюсото – дело очень деликатное. Там не то что деревья рубить – листочка без разрешения сорвать нельзя. В истории местной случай был курьезный. Во времена царя Василия Ивановича, отца, стало быть, Ивана Грозного, был послан князь-воевода Дмитрий Вельский Казани татарской грозить. Остановилась рать его в крае горных черемисов, да только воевать Казань не спешила. Приказал Вельский срубить себе баньку-мыленку – без пара да без утехи какая же жизнь для боярина? А за вениками березовыми послал ратников в лес. Да только никто из них не вернулся. Вот те пропасть! Снова посылает – и снова пропадают вой его, как в омуте. Три раза посылал, да так и не понял старый боярин, что ратники его веники в Священной Роще ломают! А для черемисов это – преступление страшное! Всех, кто ветки ломал, черемисы и побили. Пока старый брюзга Вельский париться пытался, и татары подоспели – налетели всей оравой. Отбиться, конечно, от них отбились – рать у боярина большая была, да только до Казани в тот раз так и не дошли.

– Вот, значит, как, – задумчиво пробормотал Демид. – Кюсото. Куго-Юмо. Хозяйка берез... Интересно получается.

А больше он ничего не сказал. Потому что принялся за починку циркулярки. И провозились они со Степой до самого вечера.

* * *

А вечером Демид сходил в баню. Один сходил, потому что Лека пошла с Любкой, и неудобно было как-то идти втроем, да еще в первый же день знакомства. Да и Любка была еще девчонка, стеснялась, само собой. А потому Дема не обижался, хотя и не любил он париться один, а сидел дома, красный, разомлевший, и пил чай с мятой и ел оладьи с вареньем. Жизнью Дема наслаждался.

И тут, само собой, случилось приключение. Потому что судьба у Демида была такая сердитая, что не давала ему сидеть спокойно, хотя бы пару часиков. Она постоянно придумывала какие-то новые каверзы, и не было в этом смысле в мире изобретательнее и вреднее существа, чем Демина судьба.

Ор со стороны баньки донесся такой, что Дема подпрыгнул и едва не уронил чашку, едва ноги себе не ошпарил. Голосили в два голоса, и Дема, человек быстрый, естественно, не стал задумываться, а немедля ломанул к бане.

Девчонки стояли на улице, в крапиве-малине. Голые, в чем мать родила. Визжать уже перестали. Любка пыталась прикрыться руками, хотя рук ей явно не хватало, чтобы прикрыть все, что полагалось спрятать от чужого взгляда. Лека же ничего не прикрывала – Бог не наградил ее особой стеснительностью. Да и стесняться, собственно говоря, было нечего. Красивая она была – как на картинке. Есть, как говорится, на что посмотреть.

– Чего верещим? – поинтересовался Демид. – Почему без трусов по улице бродим?

– Т-там к-кто-то есть, – сказала Любка, заикаясь от страха.

– Кто?

– М-мохнатый такой...

– Может быть, мочалка? Или кошка?

– Н-нет. – Любка переминалась с ноги на ногу в позе кустодиевской Венеры. – Это Банник!

– Какой такой банник?

– Ну, Банник такой! Он навроде д-домового, только в бане живет.

– И чем же он страшен?

– А он щиплется! Вот, смотри! – Любашка повернулась спиной.

Дема наклонился и разглядел на ее аккуратной розовой попке свежий синячок. Пожалуй, и он не отказался бы на минутку стать Банником, чтобы получить право ущипнуть Любку за попку в присутствии Леки.

– Больше нигде не щипал? – строго спросил Демид, в тайной надежде рассмотреть еще какое-нибудь потаенное ущипнутое место.

– Нет! – Любка снова прикрылась и зарделась.

– Лека, тебя тоже щипал? – Дема продолжал допрос, не торопясь уйти.

– Нет, ее не щипал, – встряла Любашка. – Он только девушек щиплет. Ну, которые еще не... сам понимаешь.

Снова покраснела. Оно понятно.

– Ладно, посмотрю я на вашего Банника, – благородно сказал Демид. – А вы хоть в предбанник зайдите. А то уж полдеревни, наверное, на прелести ваши пялится.

* * *

Лампочке в бане, наверное, было лет сто. Она еле тлела, а закопченные до черной матовости стены и потолок поглощали тусклый свет почти без остатка. И тем не менее Демид увидел. Увидел Это. Это и не пыталось особо спрятаться от людского взгляда. Сидело себе под лавочкой и таращилось на Демида огромными круглыми, как фонарики, желтыми глазами. Это было похоже на котенка. Да нет, пожалуй. На лемура-долгопята это было похоже. Есть такой зверек. Головенка большая, круглая, почти человеческая. Глазищи как у привидения. Ручонки-ножонки тоненькие. Только обитает эта зверушка на Мадагаскаре, вот незадача. Совершенно нечего делать ей в русской бане. И девчонок за ягодицы щипать.

– Ах ты Чебурашка! – Дема встал на колени на мокрый пол, боязливо потянулся рукой под лавку – вдруг тяпнет? – Кто ж мне это такую зверушку экзотическую подкинул? А ну-ка, иди сюда, малыш...