В когтях у сказки - Дарья Донцова

– Какой толк давать знания тем, кто никогда не пойдет работать, и в шестнадцать переедет жить в дом престарелых? Они умеют читать, ну и хватит науки инвалидам.

Иван Михайлович нанял настоящих учителей, открыл мастерские, где девочкам показывали, как шить, вязать, а мальчикам давали в руки рубанки. Дети вставали на ноги, выздоравливали, выпускники школы отправлялись в профессиональные училища, овладевали профессиями, становились парикмахерами, машинистками, столярами, электриками…

– Наша грязь волшебная, – стали говорить местные жители. – Гляньте, что с неходячими случилось – ожили! Прежний директор калек к озерам не возил, а Иван Михайлович каждый день убогих туда таскает. И все поправляются.

Наверное, темная грязевая масса и впрямь помогала, но немалую роль в избавлении от недугов сыграло то, что дети поняли: их теперь любят. Воспитанникам детдома очень повезло, у них как бы появились родители. Но самая большая удача выпала на долю Маши Савиной – ее Ларкины взяли к себе домой и стали воспитывать вместе с Галочкой, благо девочки были одного возраста.

При прежнем директоре Машенька считалась самой тяжелой и бесперспективной больной, она даже не могла сидеть. С ней никто не занимался, учителя в ее комнату не заглядывали. Зачем обучать девочку, которая никогда не встанет с кровати и, скорей всего, не доживет до получения паспорта? К чему обреченному на скорую смерть ребенку книги и тетради? Маша лежала на матрасе, в котором была прорезана дырка, под ней на полу стояло ведро – о памперсах в СССР и не слышали, а персонал не хотел несколько раз в день подсовывать под инвалида судно, и простыни ленивые злые бабы стирать не собирались. Маша жила в комнате одна, потому что там стоял отвратительный запах. Впрочем, комнатой трехметровый чулан без окна трудно назвать. Санитарки часто забывали покормить девочку, принести ей воды, о развлечениях и речи не шло. Книги Маше не давали. Зачем? Она же неграмотная. Игрушки тоже вроде ей ни к чему, о телевизоре, красках, альбомах для рисования, пластилине малышка и не мечтала. Чем она занималась целыми днями? Ждала смерти. А та все не шла. Воспитанники в интернате умирали часто, но Маша, мечтавшая поскорее оказаться на том свете, все никак не уходила, ее живучесть приводила персонал в изумление.

Когда Вероника Петровна впервые увидела Машу, она не выдержала и расплакалась, а девочка испугалась и начала утешать врача:

– Тетенька, не переживайте, я всем довольна. Мне хорошо. Живу в отдельной комнате.

Вероника побежала к мужу, и вечером того же дня Машу перевезли в дом Ларкиных, устроили в спальне на первом этаже. И для несчастного ребенка началась другая жизнь.

Глава 24

Через год Машу стало не узнать. Занятия с педагогами, хорошее питание, правильное лечение, а, главное, огромная любовь всех членов семьи Ларкиных преобразили бедняжку. Иван Михайлович отправил девочку на обследование в Москву. Там выяснили, что ей можно сделать операцию, и успешно провели ее. Маша начала ходить. А спустя пару лет те, кто ранее не был знаком с Машенькой, и заподозрить не могли, что красивая, веселая девочка-отличница долгое время провела прикованной к кровати, ожидая смерти. За светлый характер Машу полюбили и дети, и взрослые, она была ласкова со всеми, поддерживала добрые отношения с ребятами из интерната. Но самой близкой ее подругой стала Галя, дочь Ларкиных.

Когда Маше и Гале исполнилось семнадцать лет, Вероника Петровна родила сына, которого назвали Павлом. Иван Михайлович не скрывал своего счастья. Директор был человеком немногословным, никогда не демонстрировал своих эмоций окружающим, не выказывал прилюдно ни гнева, ни радости, но, став второй раз отцом, всем, кто его поздравлял, со слезами на глазах говорил:

– Спасибо! Наша семья мечтала о наследнике.

Галя и Маша обожали младенца…

Ираида Николаевна прервала рассказ и расправила юбку на коленях.

– Я с ними у прилавка столкнулась один раз в Тамбовске в детском магазине. Девушки ползунки выбирали, спорили, какие удобнее, на завязках или на пуговичках. Я подсказала им, что лучше взять, и спросила: «Не ревнуете к малышу? Ведь родители теперь в основном им заняты, вам меньше любви достается. И денег на вас много не потратят, ведь новорожденный дорогое удовольствие – растет как на дрожжах, одежда быстро маленькой делается. Захочется вам новое платье, но отказ получите, потому что малышу очередные штанишки покупать надо. Будете теперь в обносках разгуливать».

Старушка взглянула на меня и покачала головой, словно сама себя осуждая.

– Нехорошие слова, некрасиво я тогда высказалась. Но у меня у самой почти одновременно с Вероникой сынишка родился, и старшей дочке тоже было семнадцать, так вот она младенца возненавидела. Только я отвернусь, Лизка брата щипнет, да с вывертом, чтоб побольней. Я ее и ругала, и увещевала, просила Коленьку не обижать – ничего на нее не действовало. Елизавета заевшей пластинкой твердила: «Все лучшее теперь ему, а мне фига. Вот зачем ты его родила? Моего разрешения спросила? Почему я из-за какого-то сопливого мальчишки в старом платье хожу, а ему опять новое купили?» Лиза малыша придушить готова была, а Галя с Машей ползунки братику на свои, как оказалось, деньги покупали. Обидно мне стало, вот я и решила им настроение подпортить. Но не удалось, они обе засмеялись, Маша ответила: «Да у нас платьев полно. Мы уже большие, зачем нам много одежды? А Пашенька растет, ему постоянно новые ползуночки требуются. Нам только в радость ему что-нибудь купить, он такой милый. Самый любимый!» Девочки ушли, я им вслед долго глядела…

Ираида Николаевна замолчала.

– Надо же, как вы все запомнили, – удивилась я, – ведь не вчера это случилось, много лет прошло.

Старушка перекрестилась.

– Забыла бы давно, да вскоре у Ларкиных ужас заклубился. А тогда стояла я, в спину девчонкам смотрела, и такая зависть в душе вскипела. Ну почему Господь одним людям много хорошего дает, а другим ничего не отсыпает? Вот у Вероники Петровны счастья через край: муж ее любит, дочь и воспитанница обожают, малыша родила, в семье мир да покой. А у меня что? Супруг алкоголик, то пьяный, то с похмелья, дочка злая, я ее с братиком оставить боюсь, чтобы беды не случилось, лишней копейки у меня в кармане нет, еле выживаем на зарплату медсестры…

Ираида Николаевна опять перекрестилась.

– Вот такие мысли в голове толкались, в горле ком поперек встал, не проглотить его.

Я молча слушала бабушку. Заповедь Божью «Не пожелай жены ближнего» почему-то все воспринимают как указание не заводить шашни с чужой супругой. Люди просто не читали весь текст, а он длинный, и не со слова «жена» начинается: «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Это и про измену, но, главное, про другое: не завидуй никому.

Легко сказать, а попробуйте сделать. И не надо осуждать Ираиду Николаевну, потому что все мы не без греха. Например, я, Виола Тараканова, она же писательница Арина Виолова, случается, впадаю в грех зависти – когда читаю в интернете, что книги детективщицы Милады Смоляковой в очередной раз возглавили все рейтинги продаж. Так что не мне судить бывшую медсестру.

А моя новая знакомая, ничего не подозревавшая о мыслях слушательницы, продолжала повествование.

…Через несколько дней после той встречи в магазине Ираида Николаевна утром, как всегда, пришла на работу и удивилась. Дети, вместо того чтобы делать с учителем физкультуры зарядку, толкались в коридоре и почти все плакали. Учителя выглядели потерянными.

– Что случилось? – спросила медсестра у Андрея Федоровича Баркова, преподавателя математики.

– А ты не знаешь? – удивился он. – Ларкины погибли.

– Как? – ахнула Ираида.

– Ночью в доме сгорели, – ответил Барков. – Подробностей сам не знаю.

– Все умерли? – не могла прийти в себя Ираида.

– Да, – кивнул Андрей.

– И младенец Пашенька? – заплакала медсестра. – Господи, за что им это?

Занятия отменили, в интернате появилась милиция.

На следующий день и педагоги, и дети были ошеломлены новым известием: оказывается, семья Ларкиных – Иван Михайлович, Вероника Петровна и Галя – были отравлены снотворным, в их телах нашли следы сильного лекарства. Дом, похоже, подожгли, чтобы скрыть факт убийства. Но злодей, который облил бензином комнаты и тела Ларкиных, не знал, что огонь не уничтожает абсолютно все. Температуры бытового горения недостаточно, чтобы дотла сжечь трупы. От покойных мало что осталось, опознать их было трудно, но материала для обнаружения снотворного хватило. Единственным, кого пламя уничтожило полностью, был крохотный младенец. Но это не удивило специалистов – эксперт по пожарам быстро определил, что очагом возгорания стала как раз колыбель, куда налили больше всего горючего. И Пашеньке-то исполнилось всего несколько месяцев, зубки у него еще не появились, косточки были как у цыпленка. Поэтому обычный пожар превратил такого крошку в пепел.