Метаморфозы - Публий Назон

        В правое вставил плечо свой меч до кривой рукояти.

720 Тяжкою раною той уязвлен, взвивается в воздух

        Зверь, то уходит в волну, то кидается словно свирепый

        Вепрь, что стаей собак устрашен, вкруг лающих громко.

        Жадных укусов Персей на быстрых крылах избегает:

        Все, что открыто — хребет с наростами раковин полых,

725 Ребра с обоих боков и место, где хвост, утончаясь,

        Рыбьим становится, — он поражает мечом серповидным.

        Воду потоком меж тем вперемежку с багряною кровью

        Зверь извергает. Уже тяжелеют намокшие крылья,

        И уж не смеет Персей довериться долее взбухшей

730 Обуви; видит скалу, которая самой вершиной

        Встала из тихой воды, но скрывается вся при волненье,

        И, об утес опершись и держась за вершину рукою,

        Трижды, четырежды он пронзает утробу дракона.

        Рукоплесканье и клик наполнили берег и в небе

735 Сени богов. Веселятся душой и приветствуют зятя

        С Кассиопеей Кефей, зовут избавителем оба,

        Дома опорой. Меж тем от оков разрешенная дева

        Шагом свободным идет — причина трудов и награда!

        Он же, воды зачерпнув, омывает геройские руки

740 И, чтобы жесткий песок не тер головы змееносной,

        Вниз настилает листвы и в воде произросшие тростья

        И возлагает на них главу Форкиниды[194] Медузы.

        Каждый росток молодой с еще не скудеющим соком,

        Яд чудовища впив, мгновенно становится камнем;

745 Стебли его и листва обретают нежданную крепость.

        Нимфы морские, дивясь, испытуют чудесное дело

        Тотчас на многих стеблях, — и сами, того достигая,

        Рады, и вот семена все обильнее в воду бросают.

        Так и осталось досель у кораллов природное свойство:

750 Только их воздух коснись — и сразу становятся тверды;

        Что было в море лозой, над водою становится камнем.

        Трем божествам он три алтаря устроил из дерна:

        Левый, Меркурий, тебе, а правый — воинственной деве,[195]

        Средний Юпитеру в честь. Минерве заклали телицу,

755 Богу с крылами тельца, тебе же быка, Наивышний!

        И не замедля, тотчас Андромеду — награду за подвиг —

        Он без приданого взял: потрясают Амур с Гименеем

        Светочи свадьбы, огни благовоньем насыщены щедро,

        С кровель цветов плетеницы висят, и лиры повсюду,

760 Трубы и песни звучат, — счастливые знаки веселья.

        В доме распахнуты все половины дверные, и настежь

        Атрий открыт золотой, и на царский, в прекрасном убранстве,

        Пышно устроенный пир кефенская знать прибывает.

        С трапезой кончив, когда дарами щедрого Вакха

765 Повозбудились умы, о нравах тех мест и народах[196]

767 Спрашивать начал Линкид[197], — про дух их мужей и обычай.[198]

769 И отвечавший ему, — «Теперь, о храбрейший, — воскликнул, —

770 Молви, молю я, Персей, каким ты приемом, какою

        Доблестью мог отрубить главу, чьи волосы — змеи».

        И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом

        Место одно, а его защищает скалистая глыба

        И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,

775 Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.

        Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько

        Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,

        Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,

        К дому Горгон подступил; как видел везде на равнине

780 И на дорогах — людей и животных подобья, тех самых,

        Что обратились в кремень, едва увидали Медузу;

        Как он, однако, в щите, что на левой руке, отраженным

        Медью впервые узрел ужасающий образ Медузы;

        Тяжким как пользуясь сном, и ее и гадюк охватившим,

785 Голову с шеи сорвал: и еще — как Пегас[199] быстрокрылый

        С братом его родились из пролитой матерью крови.

        Вспомнил неложные он опасности долгого лёта;

        Что за моря, что за земли он зрел с высоты под собою,

        Также созвездий каких касался взмахами крыльев.

790 Но замолчал он скорей, чем того ожидали. И задал

        Некто, один из вельмож, вопрос: из сестер почему же

        Волосы только одной перемешаны змеями были?

        Гость же в ответ: «Раз ты вопросил о достойном рассказа,

        Дела причину тебе изложу. Красотою блистая,

795 Многих она женихов завидным была упованьем.

        В ней же всего остального стократ прекраснее были

        Волосы. Знал я людей, утверждавших, что видели сами.

        Но говорят, что ее изнасиловал в храме Минервы

        Царь зыбей. И Юпитера дщерь отвернулась, эгидой

800 Скрыв целомудренный лик. Чтоб грех не остался без кары,

        В гидр ужасных она волоса обратила Горгоны.

        Ныне, чтоб ужасом тем устрашать врагов оробевших,

        Ею же созданных змей на груди своей носит богиня».

КНИГА ПЯТАЯ

        Так Данаев герой в кругу вспоминает кефенов

        Подвиги, а между тем толпою шумящею сени

        Царские полнятся вдруг; не крик то, которым обычно

        Свадебный праздник гремит, но дикого боя предвестье!

5      Этот прервавшийся пир, превратившийся сразу в смятенье,

        Можно бы с морем сравнить, сначала спокойным, чьи воды,

        Яростно вдруг налетев, взволнуют свирепые ветры.

        Первый меж ними Финей, зачинатель сражения дерзкий,

        Ясень упругий копья с медяным концом потрясая, —

10   «Здесь я, здесь! — говорит, — за хищенье супруги отмститель!

        Ныне ни крылья тебя, ни Юпитер, себя обративший

        В золото, уж не спасут!» И метнуть уж пытался, но, — «Что ты

        Делаешь? — крикнул Кефей, — что за мыслью безумной ты движим

        На преступление, брат? Благодарность такую ль заслугам

15   Стольким воздать? То брачный ли дар за спасение девы?

        И не Персей у тебя ее отнял, — коль в истину вникнешь, —

        Но приговор Нереид, суровый Аммон рогоносный,

        Чудище бездны морской, что нежданно из волн приходило

        Жрать утробу мою. Не похить он вовремя деву,

20   Ей бы не жить. Для нее ты требуешь, жестокосердный,

        Гибели вновь, чтобы скорбью моей самому веселиться?

        Не удовольствован ты, что ее при тебе оковали;

        Ты же, — и дядя ее и жених, — никак не помог ей!

        Да и прискорбно тебе, что спасенье пришло от другого,

25   Что ускользнула из рук? Коль ее столь ценной считаешь,

        Сам бы деву забрал на скале, где ее приковали!

        Ныне тому, кто забрал, чрез кого моя старость не сира,

        Дай получить, что заслужено им и обещано словом.

        Он ведь, пойми, не тебе предпочтен, но погибели верной».

30   Тот промолчал; но, вращая главой, на него и Персея

        Смотрит, не зная и сам, на того ли напасть, на другого ль.

        Миг лишь помедлил, и вот копье напряженное, силой,

        Приданной гневом ему, метнул — но мимо — в Персея.

        В ложе застряло оно, и Персей наконец с покрывала

35   Прянул и, верно, копья ответным ударом, свирепый,

        Грудь прободал бы врага, когда бы Финей не укрылся

        За алтарем и — позор! — был на пользу алтарь негодяю.

        Но промахнувшись, копье в лоб Рета, однако, вонзилось.

        Вот он упал, и тотчас исторглось из кости железо;

40   Бьется он, кровью своей орошает столы пированья.

        Неукротимым толпа загорелася гневом, кидают

        Копья. Иные нашлись, возглашавшие громко, что с зятем

        Должен пасть и Кефей. Но как раз в это время из дома

        Вышел Кефей: призывал в свидетели право и правду,

45   Гостеприимство богов, — что противился этому буйству.

        Брани богиня,[200] в тот миг представ, эгидой прикрыла

        Брата, и дух в нем окреп. При этом был Атис, индиец,

        Что, по преданью, рожден Лимнеей, дочерью Ганга,

        В водах хрустальных его, — знаменит красотою, убором