След за кормой - Александр Мелентьевич Волков

— Молодцы, молодцы! — подбодрил матросов Демарат.

С триеры донеслись крики ярости. Капитан Мегакл, седобородый морской волк, принимавший участие во многих войнах, догадался, что его обманули. Но он не мог понять, каким образом встречное судно сразу изменило направление.

Теперь оба корабля шли параллельными курсами, и «Сигею» предстояло догнать «Артемиду». Короткий приказ капитана, свистки и удары барабанов на триере — и сто пятьдесят длинных вёсел разом вспенили воду. С нижних палуб послышались стоны боли: это надсмотрщики хлестали бичами гребцов, движения которых выпадали из общего ритма.

Могучая триера стала нагонять купеческий корабль. Но, когда после получасовой гонки между судами оставалось три-четыре стадия и берег материка отчётливо обрисовался невдалеке, преследуемый корабль снова переменил галс. Последствием этого было то, что, как говорят моряки, «Артемида» срезала нос триере. Это значит, что она перерезала ей дорогу, прошла, как бы смеясь, перед её носом и понеслась прочь от берега.

Во время выполнения этого опасного манёвра был момент, когда «Артемида» находилась на расстоянии всего в полтора-два стадия от триеры, и можно было ясно разглядеть свирепые лица воинов, стоявших в готовности у заряженных баллист.[32] Одно слово Мегакла — и на палубу «Артемиды» понеслись бы огромные камни, убивая людей и разрушая снасти. Но Мегакл не сказал этого слова: он помнил строгий приказ тирана — привезти Тиманфа живым.

Результатом смелого манёвра Демарата было то, что «Артемида» стала удаляться от берега, а менее поворотливый «Сигей» ещё продолжал идти прежним курсом, теряя выигрыш в расстоянии, добытый тяжёлыми усилиями гребцов.

Демарат благословлял встречный ветер, не дававший возможности поднять на триере большой парус. Но вот триера повернула и вновь начала нагонять «Артемиду». Однако старый Мегакл уже потерял уверенность в собственных силах и смотрел на таинственное судно с каким-то суеверным страхом. Кто управляет им: смертный человек или божество, сошедшее на землю с высот Олимпа?.[33]

Когда корабль Демарата пересёк путь «Сигея», капитан Мегакл заметил на носу ускользающего судна искусно вырезанный бюст Артемиды-охотницы.

Ему даже показалось, что деревянная богиня, лицо которой орошали брызги воды, насмешливо улыбается над незадачливыми преследователями… Уж не сама ли она управляет судном, которому покровительствует?

А Демарат вновь подпустил триеру на близкое расстояние и вновь поворотом оверштаг заставил «Сигей» отстать на несколько стадиев.

— Хорошо, друзья мои, хорошо! — возбуждённо кричал навклер в сторону преследователей. — Разрешаю вам гнаться за мной хоть до самой Ливии!

И вдруг лицо Демарата побледнело: из узкого пролива между берегом материка и островом Калаврия, мимо которого шла в это время «Артемида», вылетела, пеня волны, вторая триера: это была «Фрия» под управлением капитана Феогноста.

— Вот как? — удивлённо воскликнул навклер. — На нас устроена целая облава?!

Счастьем беглецов было то, что «Сигей», потерявший надежду догнать загадочное судно, отстал далеко, и «Артемиде» снова пришлось иметь дело лишь с одним преследователем.

Повторилась та же игра: «Фрия» шла от берега, а корабль Демарата направлялся левым галсом ей наперерез, и капитан Феогност ошибся, подобно Мегаклу.

Погоня «Фрии» за «Артемидой» снова напомнила погоню сокола за увертливой ласточкой.

Сокол не мог пустить в ход свои страшные когти и клюв, потому что быстрая малютка ускользала от него каждый раз, когда ей грозил удар.

«Фрия» отстала после трёхчасовой безуспешной гонки, а в это время далеко на востоке показался силуэт третьей галеры.

— Теперь я понимаю! — усмехнулся Демарат. — Тиран так любит тебя, брат Тиманф, и так жаждет свидеться с тобой, что послал с приглашением целый флот! Ну что же, друзья! Путь на север для нас закрыт. Я совершенно уверен, что во всех проливах между островами стоят на страже триеры Гиппия. Пусть стоят, пока не поседеют бороды их матросов! Однако принесём жертву Эолу, друзья: он сильно помог нам, послав на выручку Нот.[34]

После того как было совершено жертвоприношение, Тиманф в восхищении обнял Демарата.

— Твой секрет чудесен, брат! Но почему же ты не хочешь поделиться им хотя бы с мореходами твоей родной Ольвии или Милета?

— Секрет, известный многим, уже не секрет, — холодно возразил Демарат. — Когда о нём узнают ольвиополиты и милетцы, он перейдёт к афинянам, к коринфянам, к спартанцам…

— А что же в этом плохого?

— Потом узнают о нём и персы, и вряд ли эллины скажут мне за это спасибо. Тебе известно, какой у персов огромный флот…

— Да, ты, пожалуй, прав, Демарат, — задумчиво произнёс Тиманф. — Если начнётся война с персами, то раскрытие твоей тайны принесёт эллинам больше вреда, чем пользы.

— А есть ещё и другая причина моего молчания, — уже весело сказал навклер. — Прослыть лучшим мореходом от Ольвии до Фазиса[35] и до Великой Греции[36] — это что-нибудь да значит! В Ольвии меня уже прозвали любимцем Эола. Правда, это мне стоило недешёво…

— Чего же?

— Двух амфор старого вина, многих локтей дорогих материй и горсти жемчужин. Пришлось подарить их старому скряге Гелону, чтобы отвести от себя обвинение в волшебстве.

Друзья захохотали.

— Но ведь такие ценные подарки, наверно, съели всю твою прибыль от дальнего рейса?

— Ты знаешь, я не корыстолюбив. Детей у меня нет, значит, не для кого собирать сокровища. Да, по правде говоря, не очень их и накопишь. Чтобы мои матросы не болтали лишнего, я им плачу вдвое против других навклеров. А ещё и жрецам надо… — Демарат снова захохотал. — Но я ни о чём не жалею! Моя радость — это красавица «Артемида»! Посмотри, как она легко рассекает волны! Да разве есть на свете военные или пиратские корабли, которые могли бы изловить на море сына моря Демарата?!

Демарат снял шапку и высоко поднял над головой. Худощавое лицо его горело вдохновением, казалось, сейчас он и сам поднимется в воздух и понесётся на крыльях ветра…

Тиманф смотрел на брата с глубоким уважением. Он теперь только понял поэтическую душу Демарата, который в эту минуту напомнил ему величавых героев Гомера.

Ветер гудел в снастях, волны глухо шумели за кормой, над мачтой «Артемиды» проносились с резкими криками белые чайки. Сердце Тиманфа наполнила великая радость: смерть, такая страшная, такая близкая, прошла мимо!

На морские просторы

Кораблю Демарата предстоял далёкий путь к северо-западным берегам Понта Эвксинского. Обычно этот путь пролегал между островами, к западному берегу Малой Азии, далее через Геллеспонт, Пропонтиду,[37] Боспор Фракийский[38] и вдоль западного берега Понта Эвксинского. Ведь в те времена корабли по преимуществу плавали вдоль берегов (такое плавание впоследствии называлось каботажным).

По исчислениям мореплавателей этот путь определялся