Страшные сказки для дочерей киммерийца - Светлана Тулина

Солдат, давно уже с завистью прислушивающийся к доносящимся из надвратной караулки звукам ночной пирушки, с тоской посмотрел на кружку. Сглотнул густую слюну. Конан неторопливо поднёс кружку ко рту и сделал шумный глоток. Хекнул, зажмуриваясь и выражая лицом несказанное удовольствие. Лица стражника по причине зажмуренных глаз он не видел. Но отчётливо слышал, как тот снова страдальчески сглотнул.

Конан глотнул ещё раз. Отставил пустую кружку на ступеньку. Стражник вздохнул и переступил с ноги на ногу, проводив кружку тоскливым взглядом.

— Ты, эта… — Конан сделал рукой великодушный жест, тяжело оседая на ступеньки рядом с кружкой. — Иди. А то они там… всё выпьют! А я тут… вместо тебя пока… ик… покараулю.

Стражник не стал заставлять себя упрашивать — дунул по лестнице вверх так, что только пятки засверкали. Конан подождал, пока грохот деревянных сандалий по деревянным же ступенькам сменится грохотом двери, отрезавшим шум пьяного веселья, и встал.

Он больше не притворялся пьяным и двигался стремительнее и бесшумнее снежного барса. Дополнительные брусья подались легко — на все три не больше десяти ударов сердца. Главное было — положить их на мостовую аккуратно, не брякнув о камни. Но вот главный брус, тот самый, из цельного ствола железного дерева…

Вообще-то считалось, что троим стражникам это не под силу. Эзра хвастался, что в Сабатее даже вроде состязания такие проводили — кто и на сколько пальцев сумеет приподнять хотя бы один конец бруса. Несколько пальцев Конана не устраивало — крючья, на которых брус лежал, были не менее двух ладоней. Хорошо ещё, что высота вполне удобная, как раз на уровне плеч. Конан упёрся поудобнее руками в отполированный сотнями ладоней ствол и напрягся…

Ворота не скрипнули.

Почему-то киммериец был уверен — обязательно скрипнут, и в ночной тишине скрип этот переполошит полгорода. И потому приоткрыть осмелился лишь на ширину собственного тела — только-только, чтобы протиснуться. Замер, осматриваясь и соображая — а что делать дальше?

Закарис расположился грамотно, в двух полётах стрелы, костры его лагеря прерывистой цепочкой охватывали город с вечерне-полуночной стороны. Все огни практически одинаковы. И сразу определить, где находится сам король Асгалуна и Квентий с «Чёрными драконами», Конан не мог. Бросаться же к первому попавшемуся костру — затея не слишком умная. С перепугу могут и подстрелить, не разобравшись, возникнет шум, суматоха, стражники в городе заметят. А то ещё и с проверкой пойдут, и на тебе, такой сюрприз — перепившаяся вусмерть караульня и открытые настежь ворота. А это нам уж и совсем ни к чему.

Пронзительный крик Ночного Охотника разорвал тишину. Придушенный писк мыши словно послужил ответом. И опять — ни звука.

Странно.

Ночной Охотник — птица далеких полуночных краёв. Что ей делать в такой жаркой полуденной стране? Да и не на мышей она обычно охотится, а на что-нибудь покрупнее. Мышь ей — на один клевок, даже червячка не заморить…

Чёрные тени возникли вокруг неожиданно. Обступили плотным кольцом, словно угрожая, а за ними смутно угадывались другие, и ещё. Казалось, сама ночная степь рожает эти затянутые в мрак фигуры. И не будет им ни конца и не края, как и самой степи.

— Доброй ночи, мой король!

Конан не вздрогнул, услышав знакомый голос. Как и раньше, при виде чёрных фигур, не стал выхватывать меч. Даже рукой к нему не потянулся. Крик полуночной птицы заранее всё объяснил.

— И тебе доброй ночи, Квентий. Давно ждёте?

— С самого заката. Мы бы и раньше могли, да рассудили, что вряд ли ты откроешь ворота при ясном свете. Скорее уж ночью, поближе к утру, когда все устанут.

Конан посторонился, наблюдая, как беззвучно и стремительно сквозь расширенную щель в город втекает чёрная река. Слишком их много.

— А в лагере — кто остался?

— Двое при лошадях и палатках, да по одному человеку на каждые три костра, огонь поддерживать.

Конан присвистнул. Чёрная смертоносная река продолжала течь мимо совершенно беззвучно. Лишь изредка доносилось лёгкое звяканье не слишком хорошо обмотанного тряпками оружия.

— А если бы я не смог открыть ворота?

Квентий хохотнул:

— Ты — и не смог бы?! Не смеши!

Дворец взяли так же быстро, как ранее — дом Нийнгааль. И почти так же бескровно. Только тут к расположившемуся в тронном кресле Конану приволокли полураздетым и до смерти перепуганным не домашнего управителя, а самого Зерала, короля славного города Сабатея.

— Мне не нужен город, — сказал Конан скучным голосом, глядя в сторону. — Настолько не нужен, что я могу приказать своим воинам — и они камня на камне от него не оставят. А могу приказать — и они уйдут, ничего не тронув. Мне другое нужно. И это другое я получу — с твоей помощью или без неё. Что ты выбираешь?

Толстый и дебелый, Зерал только дрожал оплывающей на солнце снежной кучей, не способный не только ответить, но и понять. Но среди согнанных в углу зала слуг и придворных возникло короткое замешательство, и в первый ряд протиснулся молодой человек. Он придвинулся почти вплотную к оцепившим угол стражникам и крикнул ломающимся голосом:

— Так что же тогда нужно королю-захватчику от мирных жителей Сабатеи? Золота? Рабов?

Его глаза яростно сверкали, перекошенное ненавистью лицо было невыносимо юным, и всё же… Конан пригляделся. Ну да, так и есть. Всё же в лице этом проглядывали наследственные черты.

— Племянник короля, зовут Эрезархом, — доложил подошедший Хьям. — Имеет немалый вес в купеческой гильдии. Фактически — её глава, Зерал давно уже только числится руководителем и королем.

— Прекрасно. Подойди сюда. Я буду с тобой говорить, — Конан встал и сделал знак, чтобы молодого человека пропустили.

Тот подошёл, кидая на Конана и его бойцов гневные взгляды. Но, прежде, чем вступить в разговор, помог своему престарелому дяде добраться до скамейки и сесть. Глядел при этом на короля Аквилонии с явным вызовом, словно ждал, что ему вот-вот помешают.

Конан мешать не стал. И гневный вызов на юном лице постепенно сменился угрюмой настороженностью.

— Так чего же ты хочешь от Сабатеи? — повторил юноша свой вопрос, но уже куда тише.

— Солдат, — Ответил Конан. — Но это — потом. А пока… Одна ваша жрица совершила ошибку, украв мою… не важно. Важно, что — мою. Я не думаю, что вся Сабатея должна пострадать из-за поступка одной глупой девки. Выдайте мне воровку вместе с тем, что она украла — и можете спать спокойно. Или у вас принято покрывать воров, и все купцы поклоняются Белу?

Он сознательно нанёс одно из самых страшных для торговца оскорблений. Белу мало кто поклоняется на самом деле, слишком сложно это, хотя воры и призывают его в момент опасности, принося богатые жертвы после каждого удачного дельца. Но поклонниками Бела они не являются — иначе зачем им срезать кошельки, ведь настоящие адепты хитроумного и ловкорукого имеют право жить воровством — и только воровством. Они не могут тратить деньги на покупку чего-либо — только красть. Любая покупка для них смертный грех. И чтобы очиститься от такого греха, они должны украсть ценностей на сумму, в десять раз превышающую потраченное на греховную покупку, и всё украденное тут же пожертвовать Белу. Понятно, что для честного (или даже не совсем честного!) купца нет более страшного врага, чем истинный поклонник ловкорукого. И более страшного оскорбления. Вот и Эрезарх даже покраснел, выпрямляясь, и словно бы выше ростом стал: