Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - Мэри Карр

Потом я слышу звук удара, похожий на звук сломанной ветки, и машина выравнивается. Я практически чувствую, как колеса автомобиля снова едут между желтыми линиями. Зеркало заднего вида во время драки сдвинулось, поэтому когда мы с Лишей поднимаем головы, видим в нем собственные испуганные отражения. Мы похожи на двух существ, вылезших из самых глубин моря.

Машина съезжает с моста и мчится по дороге. Голова матери лежит на панели, потому что отец вырубил ее одним ударом во время борьбы за руль. Раньше он ее никогда не бил, но сейчас пришлось загасить одним ударом, от которого она потеряла сознание.

Когда мать приходит в себя, мы уже подъезжаем к дому. Она ногтями оставила на щеке отца длинные полосы, словно следы от лапы леопарда. Дети Хайнц играли на своем дворе, но когда мы выходили из машины, подбежали к границе с нашим участком. Мама все еще пыталась поцарапать отца, и Джо Диллард спросил меня, из-за чего они дерутся, а его брат шутливо ответил, что они дерутся из-за бутылки. Больше я о своем дне рождения ничего не помню.

VII. Жертвенный костер

Бабушка оставила матери кучу денег, которые нашей семье не принесли никакой пользы, несмотря на то что эти деньги были нам очень нужны. Забастовка протянулась до середины марта, что сильно ударило по семейному бюджету. Отцу удалось продолжить оплачивать кредит за дом и коммунальные счета, но на продукты, медикаменты и все остальное денег не хватало. Когда по пятницам он забирал в окошке кассы свой чек, тут же его и обналичивал, а после этого прямиком ехал в аптеку и шел к мистеру Хуарезу, чтобы оплатить кредит. Я представляю, как он доставал из пачки самую новую пятидолларовую купюру и клал ее на прилавок между собой и мистером Хуарезом. Я улавливала то, что он стыдится. В округе Джаспер, в котором отец вырос, любая покупка в кредит означала, что человек тратит больше, чем он получает. В тех краях люди не брали кредиты даже на покупку автомобилей, и многие приезжали выбирать новый джип или трактор, прихватив с собой несколько наволочек, набитых долларовыми купюрами.

Багзи все это прекрасно знал. Он был добрым человеком и часто дарил мне комиксы – я удивила его тем, что умела хорошо читать. Он всегда вел себя так, словно ему неприятно брать с отца деньги.

– Послушай, Пит, возьми деньги, – говорил он, но отец только чуть ближе придвигал к нему купюру. Багзи пожимал плечами, пробивал сумму на кассе и клал купюру в отделение кассового аппарата. Всю информацию по кредитам Багзи записывал в зеленой тетради под кассой. Багзи часто отводил меня в дальний угол своего офиса, где стояла перевязанная пачка новых комиксов. Он вынимал из кармана перочинный ножик, разрезал веревку. Я садилась на его стол и читала ему вслух новый выпуск «Супермена» или какой-нибудь комикс издательства «Арчи»[34]. Он сидел рядом и улыбался, глядя в свою чашку с кофе. Отец качал головой и говорил, что я уже выросла из всех комиксов.

Вот так каждую получку мы с отцом заезжали к Багзи. Движения и слова происходившего между Багзи и отцом ритуала были настолько точными, одинаковыми и словно не имевшими никакого серьезного значения, что я точно понимала – вопрос денег имел как раз очень большое значение и относились они к нему со всей серьезностью. На протяжении недели никто и словом не упоминал о кредите.

О наших финансовых проблемах в доме не говорили. Но горе тому, кто не доел свои бобы или неплотно закрыл морозилку холодильника, что привело бы к увеличению счета за электроэнергию. В этих случаях отец сам демонстративно плотно закрывал морозилку или доедал чужие бобы. Потом он с укоризной за непозволительную расточительность долго смотрел на виновника.

Вечерами, когда отец не работал, он сидел на кровати и изучал счета и квитанции для оплаты. Слева от себя он раскладывал уже оплаченные счета, а справа – пришедшие недавно в конвертах. У него был целый ритуал подготовки. Когда папа получал по почте очередной счет, то на части письма, просвечивавшего через пластиковое окошечко, он записывал сумму к оплате. Он как бы одобрял долг, говоря: «Я знаю, я знаю». Так он видел сумму задолженности на конверте, и ему не надо было и открывать его, чтобы узнать, сколько он должен. Потягивая пиво «Одинокая звезда», отец на длинных полях газеты The Leechfield Gazette записывал мелким почерком расчеты, не жалуясь на дороговизну.

Я прекрасно знала, что в мире есть люди, у которых проблемы гораздо серьезные, чем у отца. У многих не было работы, у кого-то тяжело болели дети, не говоря уже о миллионах тех, кто родился глухим, слепым или инвалидом. Тем не менее вечерние финансовые подсчеты отца были самой концентрированной формой волнения и переживания, которую мне довелось наблюдать. Длинные колонки цифр, выведенных мелким, наклонным почерком, можно назвать своего рода многократно повторенной молитвой грешника, который надеется на то, что его или минует чаша сия, или он окончательно осознает, что его ждет.

В это время мать лежала с ним рядом, потягивая водку из зеленого алюминиевого стаканчика, и читала, например, Льва Толстого или плакала под песни Бесси Смит. Они не общались, словно между ними на огромной кровати возникала кирпичная стена. Мы с Лишей лежали у подножия кровати, делая вид, что занимаемся домашней работой, хотя чаще всего успевали сделать ее еще в школе. Мы хотели быть рядом с родителями, если возникнет какая-либо проблема.

Атмосфера в доме была еще более накаленной, чем в те времена, когда с нами жила бабушка. После ее смерти мы перешли в «нормальное» состояние, но и без того чудаковатые привычки, принятые в нашей семье, стали еще более странными на фоне маминой невысказанной скорби по поводу смерти бабушки.

Той весной мама снова начала ходить по дому голой. Отец разгуливал в трусах, а мы с Лишей ходили без трусов, когда отца не было дома, или в пижаме, когда он приходил. Мы не собирались стать нудистами, несмотря на то что однажды на родительском собрании мама сообщила всем, что однажды в Нью-Джерси она играла в волейбол на нудистском пляже. Мы с сестрой зарабатывали по пять центов с каждого ребенка, которому показывали коллекцию нудистских комиксов из маминой подшивки журнала «Нью-Йоркер». Кроме этого мы были готовы показать за двадцать пять центов репродукцию картины Босха из маминого художественного альбома, на которой были изображены худые черти, толстые и грудастые женщины, которых тыкали палками.

Каждый из нас находился в состоянии постоянного утомления и спал урывками, поэтому мы решили, что сон быстрее придет, если мы будем к нему готовы, то есть раздеты. Наши голые тела являлись своего рода приглашением Морфею. В два часа ночи можно было увидеть такую сцену: голая мать в фартуке, завязанном над ее круглой попой, готовит у плиты ковбойский омлет. Когда мы хотели заснуть, то не собирались вместе, а бродили по дому раздетыми.

В ту весну мать встала из кровати на достаточно долгое время лишь однажды – когда она заклеивала окна, чтобы нас не видели соседи.

Как-то раз я висела на турнике над окном (мы с Лишей устроили соревнование, кто больше сможет подтянуться), мимо нашего дома медленно проехал синий автомобиль Диллардов, в котором сидели все члены их семьи. Открыв рты, Дилларды уставились на мою наготу. Я несколько секунд висела на турнике, но потом поняла, что мне лучше спрыгнуть, чтобы они меня не видели. Я присела за подоконником и размышляла о том, что жизнь несправедлива: почему из всех людей, живущих на нашей улице, мы встаем раньше всех?

На миссис Диллард была черная мантилья, словно она ехала на церковную службу, которая начинается в шесть часов утра. На мальчиках на пассажирском сиденье были белые рубашки и черные бабочки. Их волосы были прилизаны брильянтином. Даже через стекло я слышала, как они смеются.

Мама услышала, как Лиша третирует меня за то, что соседи увидели меня голой, и решила встать с кровати. Она сказала, что под одеждой все мы голые, поэтому нет смысла особо напрягаться на эту тему, но она заклеит окна, чтобы тупые Дилларды над нами не смеялись. Мать заявила, что заклеит окна так, что даже сама Госпожа Богиня (она подчеркнула, что, по ее мнению, Бог должен быть женского рода) не сможет заглянуть к нам.

Мать придумала любопытный способ заклеивания окон. Она взяла терку для сыра и натерла на ней разноцветные восковые мелки. Потом высыпала цветную стружку на лист бумаги, проложила его с двух сторон листами вощеной бумаги и прогладила утюгом. После этого мы с Лишей заклеили этими листами стекла. Мать говорила, что пыталась создать эффект витража.

Мы были очень рады тому, что мама наконец ожила, и бросились ей помогать. Лиша засекла время, которое ей потребовалось для заклейки одного окна, после чего попыталась улучшить время и побить собственный рекорд.

Через несколько дней после этого я вернулась домой из школы и увидела, что москитная сетка на нашей двери приоткрыта. Мы всегда закрывали ее, чтобы в дом не залетели насекомые и не заползли и ящерицы. К тому же в жарком климате, если не закрывать дверь, стены помещения могут покрыться плесенью.