Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров

ещё и баба? — развеселился рыжебородый. — А это что за пятнистая обезьяна с мечом на боку? Это, наверное, ваш верный шут? Ха-ха!.. Тысяча монет, господа, и ни солидом меньше! Роуминг, милостивые судари, роуминг!..

— Сейчас они у меня попляшут, — скрипнул зубами Леонтий, мгновенно оценивший обстановку.

— Погоди!

И выехав вперёд, Исидора спросила просто:

— И ты совсем не узнаёшь меня, Шершень?

И тут все арчеры, как один, отставили оружие, потому что:

— Боже… — пробормотал озадаченно главарь, роняя стрелу и опускаясь на одно колено. — Превеликий Господь! Неужели же это вы, леди?! Королева столько раз осведомлялась, не появилась ли её путешественница… О принцесса! Почему ваша свита сразу не предупредила меня?.. Простите великодушно, но по этой дороге сейчас…

— Это меня мало волнует! Как поживает… как себя чувствует королева?

— О принцесса Исидора!.. — и грозный рыжебородый Шершень поник, как бы завял, опустив лицо к доскам моста, который минуту назад охранял столь тщательно. — Я должен сообщить вам… У нас ведь сейчас… у нас ведь… чёрт, как же она, зараза, называется… У нас ведь "бархотная революция", вот!.. Ой, не было печали!..

Часть II — Песнь дракона

Глава 14 — Новое время

Человечество сразу сделалось таким культурным, что ни Гутенберг, ни Колумб не были зажарены на костре: первый скончался просто от голодухи и бедности, второй — от тяжести тюремных оков, в которые его заключил удивлённый его открытиями король Фердинанд.

"Сатирикон"

1

— Лучший бой — несостоявшийся бой! — выходя из леса, заявил Леонтий самурайскую истину и, присев, протянул ладони к огню. Подмигнул принцессе:

— Всё в порядке. Палатка легко вмещает четверых. Лапничка набросали, можно заселяться. Кони рядом, в загончике из жердей. Укрыли плащами, задали корм. Правда, сено-солома, да что поделать…

Исидора пожала плечами. Мысли её были далеко…

Два десятка стрелков, одетых как один в серые плащи с капюшонами, разобравшись по кострам, молчаливо уписывали за обе щеки их дорожные припасы.

Друзья снова сидели вокруг огня. Правда, лес теперь был совсем истоптанный, осенний, грязный, с оголившимися скользкой глиной тропинками и черневший подпалинами кострищ. Поодаль, в ельнике, высились крытые поверх соломой шалаши из давно увядших веток.

Полуденный осенний дождик пошипывал на углях…

— Лучше б он, чёрт подери, состоялся, — присаживаясь рядом, пробурчал де Борн. — Тогда б нам не пришлось кормить ораву дармоедов.

Тинч ощупал попоны, что сушились на кольях:

— Сыроваты. Перевернуть не мешает.

И взялся за это дело, не выпуская из зубов дымящейся трубки…

— Полно вам, помиритесь!

Сэр Бертран и рыжебородый Шершень вяло подали и отпустили друг другу руки.

— Ты, сэр рыцарь, всё ещё думаешь, что я бы так, сразу, отдал приказ стрелять? — сощурился от дыма Шершень, протягивая к огню кусок мяса на прутике.

— По крайней мере, ты мог бы придержать свой ядовитый язык, — отвечал рыцарь.

Командор играл в мрачность. Всё шло совсем не так, как он предполагал в начале дня.

— Он всегда был такой, — улыбнулась Исидора. — И на своей прежней работе. Они, инженеры, такой народ… А Шершень инженер достойный и, как мне помнится, работу свою исполнял на совесть…

— А кем он работал?

— Да, кем же ты был раньше, Зеф[13]? — спросил Леонтий.

— Как ты меня назвал?… Впрочем, я сам давно не понимаю, кем я был и кем стал…

2

РАССКАЗЫВАЕТ ШЕРШЕНЬ:

— Принцесса! Я чувствую, о чём вы хотите спросить меня с самого начала нашей встречи. И боитесь… Вижу, вижу, всё я вижу, дорогая леди, и хорошо вас понимаю. Но давайте по порядку…

Характер у меня, сэр рыцарь. Ха-рак-тер…

Думаете, я сразу не понял, что передо мною просто пара нелепо одетых бродяг, которым нечем заплатить за переезд?

По той тропинке бродят лишь омнийские учёные да ещё такие недотёпы как вы. Гиблые там места…

Что? Так вы пришли именно оттуда? И никого по дороге не встретили?

А, так вы видели этого, скользкого, розового такого, с гребешком? Да-да, чудика такого, ящеркА на четырёх лапках. Иногда он выходит из кустов и просит, чтоб его поцеловала прекрасная юная дева… мы бы и рады помочь, но все мы здесь так мало похожи на прекрасных юных дев… Мирная болотная тварь, живёт в своей трясине испокон веку… очень хочет, чтобы его оставили в покое… так нет же — его ловят, увозят… потом он каким-то волшебным образом снова заводится в лесу… Раз поймали, два поймали… третьего раза, видать, не дано.

Здесь год назад пропала экспедиция из Омнии. Говорил ведь я им: далеко в чащобу не лезьте. А тем паче, если перед лицом красные светящиеся бабочки начинают прыгать — бегите со всех ног!

Правда, и чёрт бы с ними, таких дураков не жалко.

Как пойдёте обратно — не забывайте. Почему обратно? Да так…

Да, а зато по другой дороге, что идёт от устья…

Как выражается наш Папа, маркиз де Блиссоплё, "для борьбы с коррупцией надо стремиться к всемерному увеличению коррупции! и тогда коррупция в конечном счёте поест самоё себя!.."

Вот я и, как служитель коррупции, день и ночь дежурю на мосту, обираю богатеньких, работа у меня теперь такая, и что теперь прикажете делать…

Ух! Была у нас страна Таро. Была у нас королева Тара. Была столица, город Аркания. И была у меня любимая работа…

Началось с того, что иноземные лекари из Омнии прописали королеве усиленное лечение и её величество королева, согласно решению совета, отправилась путешествовать… Только её и видели… и я ничего не скажу о её судьбе. Простите меня, Исидора…

Что ты говоришь, Леонтий? Ах, "знакомая ситуация"? Ну, кому-то, быть может и знакомая, а вот у нас, в отсутствие её величества, пошли сплошные неприятности… или приятности… а кто их разберёт!

Совет стал называться Гумма, а возглавляет его Верховный Незримый Гуммкопф, маркиз де Блиссоплё… Чему это вы улыбаетесь?

Моя работа была тогда — Главный Инженер Часового Механизма. Да-да, смотритель Башни с часами, Хранитель Времени, ни много, ни мало! А это важная задача в государстве. Перекрутишь, ненароком механизм, так не миновать, что выскочит дракон…

Вылетит — не поймаешь.

Какой дракон? Ах, совсем забыл сказать.

Драконом мы, хранители времени, называем главную часовую пружину… Потому и на башне, поверх часов — изображение дракона.

Эх, милое дело — время! Как я всю жизнь изучал его, и пытался понять, как мне то и дело представлялось, будто я вот-вот узнаю о нём всё, что только можно знать!..