Разорванное небо - Алексей Свиридов

В глаза ударил красноватый свет, и на какое-то мгновение все словно застыло. Застыла музыка, застыл бармен за полукруглой стойкой в левом углу, застыли две смуглые девицы, за деланной истерической веселостью которых угадывалась обреченность. Застыли их спутники в полевой форме армии Соединенных Штатов. Владелец хриплого баса действительно оказался негром, только худощавым и высоким, с выделяющимися на длинном лице выпуклыми как сливы глазами, а писклявый – огромным латиносом с шеей как телеграфный столб и в темных очках. Это ночью-то!

Корсар не успел удивиться. Оцепенение отпустило обитателей дома, и сержант-латинос начал вставать.

Испугаться Андрей не успел. Сердце екнуло, а руки все сделали сами. Резкий разворот корпуса, короткий выпад рамой откинутого металлического приклада – и лицо, которое он так и не успел как следует рассмотреть, бледным пятном провалилось вбок и назад. Со скрежещущим всхлипом слабо вскинулись руки. Негр уже вскочил, отбросив стул, но Корсар пнул низкую столешницу, и та въехала сержанту в ноги, чуть ниже паха. Негр явно не зря получил свои нашивки. Он покачнулся, но оперся ладонями, устоял, с силой оттолкнул бодливый предмет мебели обратно на Корсара и тут же нырнул за упавшей на пол во время первого толчка автоматической винтовкой. Но медленно, слишком медленно. Сделав резкий замах, Корсар с силой оттолкнулся правой ногой и взмыл над поехавшим в его сторону столом. Его гигантская тень темным, угрожающим призраком колыхнулась на стене. Негр стремительно сгибался и разворачивался, сжимая в руках винтовку, когда острое ребро крепкой крупнорубчатой подошвы жестко врезалось ему сбоку под челюсть. Неслышно хрустнули сместившиеся шейные позвонки, и обмякшее тело отлетело назад, опрокидывая хлипкие столики. Корсар, ощутив окончательность своего удара, мягко приземлился и тут же развернулся к первому противнику. Ноги широко расставлены и чуть согнуты, автомат наизготовку перед грудью.

Да, вовремя. Сержант легкой пехоты, едва очнувшись, почти не соображая от боли, сумел приподняться на одно колено и зашарил рукой по поясу в поисках кобуры с пятнадцатизарядной армейской «береттой». В том, что он умеет с ней обращаться, сомневаться не приходилось, хотя движения его пальцев были судорожны – сказывались последствия шока. Приклад «бизона» – один из самых простых и прочных складных прикладов в мире – сломал ему с десяток белых стопроцентно американских зубов. Кровь густо стекала у сержанта по подбородку, а пальцы вот-вот зацепят нейлоновый клапан. Корсар заметил это уже на бегу. Перед ним был тот, кто намеревался получить награду за его голову, и он не даст ему ни малейшего шанса. Жгучая ненависть заставила Корсара швырнуть автомат на стол и вырвать из ножен короткий клинок. Он с налета коленом опрокинул латиноса обратно на пол, наступил на державшую пистолет ладонь, прижал его голову левой рукой к полу и вонзил черненое лезвие в мощную шею. Американец дернулся, едва не сбросив Андрея с себя, но быстро затих. Корсар машинально вытер руки и нож об одежду поверженного врага, распрямился и огляделся вокруг. Неожиданно он снова стал различать звуки. Журчала музыка, пронзительно визжала одна из девиц.

Корсар повернулся и, забирая со стола «бизон», подавил в себе страстное желание дать ей пощечину, но прошел мимо и склонился над негром. Посеревшее лицо с мертвым оскалом и белками закатившихся под лоб глаз. Корсар еле удержался, чтобы не пнуть труп ногой. Адреналин продолжал бушевать в крови, когда Андрей двинулся к стойке бара, – это его, видимо, и спасло. Натянутые как струны нервы среагировали мгновенно. Едва прогремели первые выстрелы, Корсар бросился на пол, перекатился на спину, автомат задрожал у него в руках. Андрей еще ничего как следует не сообразил, а «бизон» уже выплюнул полмагазина, нащупывая раскаленной струёй серую фигуру, поблескивающую кокардой на берете и серебряными угольниками на погонах, что снаружи через окно суматошно поливала бар огнем «Калашникова». Вдруг все закончилось. Кажется, он все-таки достал этого не вовремя опомнившегося часового. Точно, достал. Он вспомнил глухой хруст, с которым свинец входил в человеческое тело. Обрушилась тишина.

Молчал разбитый пулями музыкальный центр фирмы «Грюндиг», перестала визжать девица, которую очумело прибежавший на шум часовой, плохо разобрав на свету, срезал первой же очередью. Вторая проститутка забилась под стол и сейчас с ужасом оттуда выглядывала. Корсар понял, что теперь надо действовать быстро. Подскочив к стойке, он перегнулся через нее и вытащил оттуда бледного как смерть бармена.

Бармен вжимал голову в плечи и нелепо шевелил растопыренными пальцами поднятых вверх рук. Он жмурился и, наверное, если б мог, прижал бы уши, как кот, чувствующий неизбежность хозяйского пинка. Но в этот момент Андрей заметил свое отражение в покрывающих стену за стойкой зеркальных панелях и на какое-то время оцепенел. Из-за частокола разноцветных бутылок на него глянула жуткая небритая рожа, исчерканная засохшими полосами грязи, перетянутая наискось черной повязкой и забрызганная к тому же свежими каплями крови. На этой кошмарной маске лихорадочно блестел диковатый, налитый кровью глаз. Дополнял впечатление грязный пятнистый комбинезон. Бармена можно было понять.

Вернувшись к действительности, Корсар как следует встряхнул несчастного за шиворот.

– Что это за место? Сколько здесь солдат, есть еще американцы? Понимаешь, нет? Ну, говори!

Бармен осмелился пошире приоткрыть один глаз, но тут же снова зажмурился и что-то забормотал. Корсар, теряя терпение, тряхнул его еще раз.

– Громче, громче отвечай!

– Се град Мелник. Хотел. Американцы повеч няма,[8] – прорезался наконец голос бармена. По его круглой физиономии катились крупные капли пота.

– Ну, дальше! Еще солдаты, как этот? – Корсар ткнул левой рукой с автоматом в сторону окна.

– Да, господине, това сите специчаре, ченгета. Двадесетина сите. Дошли завчера в полицейски участок. Ами сега све сите в града. Сите в механа. Тук има лосамоедничек.[9] Андрей с грехом пополам понял эту нервную тираду. Бармен говорил что-то еще – кажется, просил не убивать, но Корсар уже не обращал на него внимания. Он с тревогой прислушивался к беспорядочной автоматной пальбе. Стреляли словно бы по другую сторону горки, на которой примостилась эта гостиница.

– Еды давай! Быстро! Консервы, колбаса, хлеб, давай что есть, шевелись!

Бармен мелко закивал, и Корсар, отпустив его, вихрем промчался по бару. Сорвал камуфляжную куртку с негра, закинул на плечо автоматическую винтовку М-16 с подствольным гранатометом, выгнал из-под стола полумертвую от страха проститутку, извлек оттуда же среднего размера рюкзак с нашитой именной биркой «Ник Моралес» и вернулся к стойке. Ее покрывала россыпь пакетиков с солеными орешками, чипсы, сигареты, печенье, пачки жевательной резинки, несколько банок пива и разнокалиберные бутылки. Среди всего этого добра сиротливо затерялись баночка сардин, баночка паштета и толстая черствая лепешка.

– Ты что, издеваешься?! – надвинулся на бармена Корсар. Особенно ему в глаза бросилась жевательная резинка. Лицо его при этом, видимо, изменилось не в лучшую сторону. Бармен побледнел и отшатнулся.

– Не, не, – запричитал он, закрываясь дрожащими руками. – Повеч няма ништо, господине! Наистина, наистина![10] – Твою мать! – выругался Корсар. Звуки стрельбы приближались. Он пристроил рюкзак на высоком круглом табурете перед стойкой и в спешке сгреб в него все съестное, что на ней находилось. – Эй ты, халдей! Партизаны в здешних горах есть? Ну, повстанцы, понимаешь?

– Има, има. Ами не знамо ништо! – бармен мотал головой утвердительно и отрицательно одновременно. – Господине, имамдетса…[11]

– Ну и черт с тобой! – Андрей напоследок стянул с сержанта сбрую со всевозможными подсумками, выпрыгнул в окно и наполовину побежал, наполовину покатился вниз по склону, оставляя за спиной исчерканное струями трассирующих пуль небо.

Подгоняя двух низкорослых мохнатых лошадок, навьюченных вязанками хвороста и яркими полиэтиленовыми мешками с какими-то травами, по узкой тропинке вдоль обрыва поднимался маленький старичок в поношенной бурой ветровке, в сапогах и с копной жестких седых волос на голове. И хотя из-под вьюка передней лошади виднелся приклад, по-видимому уже обычной в этих краях прогулочной принадлежности – карабина, погонщик выглядел на удивление патриархально и неагрессивно. Корсар вспомнил бандитскую рожу чабана и опустил монокуляр. Никакого сравнения. «Это твой шанс, – сказал он себе, – решено». Последние два дня он все чаще разговаривал сам с собой, гоня этим прочь усталость и добирая бодрости у понимающего «собеседника».

После своего сумбурного рейда в Мелник он, опасаясь преследования, всю ночь пытался оторваться и запутать следы. Под утро выяснилось, что это ему удалось, но, к сожалению, он теперь и сам не знал, где находился. Наверное, разумнее всего, размышлял он, было бы вернуться обратно к городу – там его меньше всего будут ждать. Но, не решившись на это до вечера следующего дня, передумал и зашагал к границе. Еда была по-прежнему главной его заботой. Запасы, прихваченные в баре, он уже подъел. Оставались соленые орешки, но от них невыносимо хотелось пить.