Разорванное небо - Алексей Свиридов

Казак, провожавший истребитель взглядом, увидел, что пусковую машину уже подогнали к его самолету. Рукой, затянутой в перчатку, он перекрестил приборную панель и приступил к знакомой процедуре запуска двигателей.

Взлет не был простым, но характеристики самолета позволяли выполнить его без особого риска. Поднявшись над горными хребтами, четверка СУ почти сразу же опустилась в лабиринт неглубоких ущелий. Часть пути проходила по маршруту, уже один раз пройденному во время перелета из Любимца, но назвать его «знакомым» было бы трудно. Местность под самолетом менялась слишком быстро, курс прокладывался автоматически, и случись что с автоматикой, никто из летчиков не смог бы найти дорогу обратно по наземным ориентирам.

«Завтра же засажу ребят за тренажер, – подумал Корсар, привычно контролируя показания многочисленных индикаторов. – Нельзя так лететь, но что делать? Хорошо, что хоть карты с собой дали наши хозяева, правда без пометок что и где, и карт этих в три раза больше, чем надо. Чтобы враги не догадались», – он улыбнулся, вспомнив, как однажды, попав в командировку в Москву, они с сержантом-шофером пытались проехать по ней, ориентируясь по доперестроечной карте. Кончилось тем, что, попав в глухой тупик там, где был четко обозначен железнодорожный переезд, сержант, отлучившись в кусты, взял эту карту с собой, чтобы от нее оказался хоть какой-то прок.

Самолет круто завалился на крыло, отслеживая очередную неровность рельефа, и воспоминания о Москве оборвались. Корсар глянул на часы – до цели оставалось десять минут. Истребитель его два раза мигнул огнями, и, повинуясь этому сигналу, группа начала перестраиваться.

Дед и Казак взяли правее и вскоре отдалились на расстояние нескольких километров, затерявшись на фоне зеленых и коричневых склонов, щедро освещенных заходящим солнцем. Впереди лежали уже не горы, а предгорья Балкан, где и была расположена база Благоевград. Раздался короткий тревожный писк, и на дисплее возникла картинка, не оставляющая сомнений – их самолеты обнаружены. Теперь не было смысла хранить радиомолчание и продолжать полет на низкой высоте. По команде Корсара Хомяк легким движением потянул ручку на себя, и истребитель послушно задрал нос к небу, набирая высоту. Через несколько секунд на экранах перед каждым летчиком возникла схема расположения позиций вражеской техники, наложенная на карту местности.

Компьютеры сделали свое дело, но решение всегда остается за человеком. И Корсар это решение принял:

– Хомяк, бьем цели в порядке пять, три, восемь. Дед, Казак, – по первоначальному плану.

Хомяк в своей кабине усмехнулся. Как опытный боец, он уже и сам наметил именно такой порядок ударов: сначала вон та подозрительная высотка, где сам Бог велел поставить ЗРК, и, скорее всего, отметка цели на нем скрывает именно зенитный комплекс. Потом по ходу полета – весьма активно работающий радар, под излучением которого «сухие», небось, чуть ли не светятся, и дальше уже будет объект на самом аэродроме – в одном из окон на экране телекамера уже его показывает, это установка «Вулкан», что на бронетранспортере. «С ней надо поаккуратнее!» – заметил себе Хомяк и устремился к цели.

Пара Казак – Дед подходила к аэродрому со стороны, перпендикулярной направлению налета Корсара и Хомяка. Как планировалось заранее, командир со своим ведомым брали на себя подавление зенитной обороны противника, одновременно вызывая его огонь на себя. Оставшиеся два самолета должны были нанести удар по аэродрому.

Заложив глубокий вираж, Казак уже не на экране, а непосредственно увидел вклинившуюся инородным пятном в зеленые квадратики полей и садов территорию авиабазы, сплошь поросшую унылой темно-серой травой. Короткий ряд ангаров, и дальше, на рулежной дорожке, выстроившиеся в ряд крестообразные силуэты. Широко раскинутые прямые крылья, толстые обрубки двигателей около хвоста… «Тандерболт-2»! Дальше на полосе виднелись три больших реактивных транспортных самолета, скорее всего С-17.

Справа, на подходах к базе, вспухли несколько разрывов, над ее взлетной полосой пронеслись две стремительные тени, и угловатый бронетранспортер, стоящий там, подпрыгнул от близкого взрыва и опрокинулся. «Теперь наша очередь!» – и Казак перевел истребитель в пологое пикирование. Бортовой вычислительный комплекс услужливо подсветил ближайший штурмовик лазером, хотя для бомб времен Второй мировой войны в этом никакой необходимости не было. Впрочем, Казак сейчас об этом не думал. Он напряженно ждал, когда загорится светодиод команды на ручной сброс, и когда тот наконец вспыхнул, нажал на кнопку.

Серия из четырех осколочно-зажигательных бомб ушла вниз, а Казак рванул истребитель вверх, чтобы не попасть под свои собственные осколки. Почти сразу же после первых взрывов над стоянкой пролетел «сухой» Деда, тоже сбросивший четыре бомбы, параллельно серии Казака. Теперь все четыре истребителя разворачивались для следующего захода на базу, где на полосе уже горели два-три штурмовика и в стороны от них разбегались маленькие человеческие фигурки.

Последний из четырехмоторных реактивных транспортников С-17 прилетел в Благоевград совсем недавно, буквально за два часа до налета. Кроме расширенного полевого узла связи и мобильной закусочной (какой же американский солдат будет воевать там, где нельзя съесть гамбургер и после этого позвонить домой?), этот самолет привез и менее мирный груз: три одноосных полуприцепа, составляющих вместе зенитно-ракетный комплекс «Рапира». На двух прицепах были установлены пакеты направляющих с уже установленными ракетами, а на третьем возвышался разрисованный зелеными и черными пятнами пост управления. Задержка с прибытием самолета сбила расписание развертывания противовоздушной обороны штурмового крыла, и чтобы наверстать упущенное время, расчет «Рапиры» погнали разворачивать комплекс сразу же, не дав ни отдохнуть, ни помыться после длительного перелета.

– И кто это выбирал для нас позицию, а, сержант? – мрачно спросил один из солдат, когда тягачи затормозили перед стареньким сельским домиком в километре от базы. Сержант ответил не менее недовольно:

– Какой-то умник в штабе. Ему все равно, а нам придется по двадцать минут бегать до столовой. Пусть с обедом машину присылают.

– Эй, там, заткнитесь! – раздался голос командира расчета, офицерский чин которого, хотя и невысокий, обязывал считаться с мнением начальства. Однако в глубине души немолодой первый лейтенант был согласен с сержантом: «Да и вообще, кому это нужно? Болгарская авиация под нашим контролем, а все у сербов давно посбивали… Нет же, гонят…» В этот момент со стороны аэродрома раздались первые взрывы, а через несколько секунд перед глазами изумленного лейтенанта с грохотом пронеслись два трехкрылых силуэта. Эти самолеты не были ему знакомы, и опознавательные знаки он тоже не разглядел, но в этом и не было нужды. Достаточно было и того, что за собой они оставляли смерть и разрушения. В одну секунду лейтенант вспомнил, что станции целеуказания нужно три минуты только на разогрев, что еще не установлена антенна командного канала коррекции, и принял единственно возможное в такой ситуации решение.

– Чертовы ублюдки! – заорал он на свой расчет так, что казалось, его голос перекрыл грохот реактивных двигателей неизвестных самолетов. – Холодный пуск с ручным преднаведением!

Корсар и Хомяк первыми завершили вираж и вновь направили самолеты к авиабазе, чтобы пройти над ней уже с другой стороны. Но в этот момент около неприметного крестьянского двора в километре от взлетной полосы взметнулись в небо клубы пыли, взбитые мощными двигателями ракет.

Практически сразу же ракеты взяли направление на пару Корсар – Хомяк, и у каждого из них в наушниках прозвучал тревожный сигнал – бортовой комплекс предупреждал летчиков об опасности.

Услышав этот сигнал, оба пилота почти одновременно взяли ручку на себя, сбрасывая обороты двигателей. Система управления вектором тяги добавила свой разворачивающий момент к полностью отклоненным рулям высоты, и истребители, словно поддернутые невидимой нитью, мгновенно перешли от горизонтального полета к вертикальному набору высоты. Теперь они летели уже не пользуясь подъемной силой крыльев, искусственно ослабленная тяга двигателей почти не помогала самолетам подниматься. Две многотонные крылатые машины, словно подброшенные вверх камни, с каждой секундой замедляли свое движение и наконец, застыв на неуловимое мгновение в неподвижности, оба СУ-37 величаво перевалились на нос и стали падать вниз.

Во время выполнения этой фигуры высшего пилотажа, известной зрителям аэрошоу под названием «колокол», самолет почти сбрасывает скорость, сбивая ракету со следа, а когда набирает ее вновь, ракета окончательно теряет свою жертву. Однако исполнение этого трюка – всегда риск даже для опытного пилота, потому что потеря скорости чревата снижением управляемости и устойчивости машины.