Две стороны стекла - Александра Турлякова

По-прежнему мне приносили еду и топили камин, горничные зажигали свечи и услужливо интересовались, что ещё мне нужно. Я никого не хотел видеть и слышать, мне хотелось быть одному. За те три дня, что я уже провёл в башне, я и думать не думал, что не захочу покинуть её, когда представится такая возможность.

Я снова одетым валялся на кровати и думал.

Этот мир подбрасывал мне всё новое и новое дерьмо, по-другому я уже не мог ко всему относиться. С каждым разом эта зазеркальная действительность добивала и добивала меня, будто того, что уже есть было недостаточно. Так нет же, то одно, то другое…

Нет, любой на моём месте, наверное, радовался бы, обретя вдруг отца, которого никогда не знал. И этот отец не какой-нибудь там слесарь-алкаш с соседнего завода, а — граф. Самый настоящий. С титулом, с замком, с землями, со своим гербом и всем причитающимся, но… Кто там первым говорил о том, что всё, сказанное до слова «но», не имеет значения?

Я бы тоже, может быть, радовался, если бы этот мой отец объявился, когда я ещё пешком под стол ходил, и рос бы с ним бок о бок. Да, такого отца можно было любить, уважать, принимать, если бы знал его с ранних лет. Я же познакомился с этим опасным человеком до того, как узнал о своём родстве с ним. Он собирался убить меня, он внушил мне страх и недоверие, он отравил меня местным снотворным и держал в долгом одиночестве, решая, что делать со мной.

Он, как я его понял, не собирался помогать мне с возвращением домой. Я спросил его об этом прямо, напомнил о матери. А он сказал лишь: «Ты двадцать один год жил с ней одной, теперь будешь жить со мной…»

Я опешил от этих слов.

Он был несправедлив к моей матери. Она всю жизнь прожила одна, так и не вышла замуж, родила меня и воспитала, как могла. Может быть, она до сих и любила его, кто знает? А он?

Граф женился, у него двое взрослых детей, Агнес и Вираг, они оба младше меня. Так что отец женился уже после встречи с моей матерью, а сейчас, как я понял, уже несколько лет был вдовцом. Он нашёл моей матери замену, хотя что-то там говорил о любви. Она же осталась одна, будто по-прежнему хранила ему верность.

И это неправильно — бросить её одну там! Как он этого не понимает? Вроде бы толковый, здравомыслящий человек, граф, как-никак. Неужели он думает, что я смирюсь, забуду о матери и останусь тут? Чем он думает купить меня? Своим графским титулом? Замком? Своей комнатой в отдельной башне? Услужливыми служанками и почтительным обращением?

Мне всё это не надо! Просто помоги мне вернуться! И всё! Мне ничего больше не нужно. Оставь себе всё! Неужели тебе мало того, что имеешь? Ты разве плохо жил? У тебя двое детей и без меня — сын и дочь!

И они любят тебя! Я же вижу, как Агнес гордится своим происхождением, как смотрит свысока на всякого, она же сравнивает парней с ним, со своим отцом… Ему этого мало? Зачем ему сдался я? Я не представляю для этого мира никакой ценности. Я здесь чужой.

У тебя здесь семья, ты живёшь в окружении детей, у тебя война, какие-то дележи трона, заложники, сражения…

А она там одна… У неё только театр и… я… был…

Отпустите меня… Помогите мне…

Какой такой секрет я не знаю, чтобы вернуться домой? Почему вообще я оказался здесь? Один раз, войдя в зеркало, я попал в этот мир, второй раз — в Лоранд. Почему? От чего это зависит? Как мне вернуться домой?

Я до сих пор не знаю, где этот Малый Ортус! Я мог бы попробовать добраться до этого места и поискать в том склепе зеркало. Но я не знаю, что нужно сделать, чтобы войти в этом месте, а выйти именно дома, а не в Лоранде или в Нандоре, или ещё где-нибудь.

И отец-граф, похоже, не собирался мне помогать, он просто подождёт, когда этот мир сотрёт из моей памяти и мать, и всё остальное, что дорого мне. И я успокоюсь.

Уходя, он сказал мне, что теперь я волен делать, что хочу, что могу свободно передвигаться по Лоранду, что меня ждут за общим столом. Ну уж нет! Не дождёшься!

Я промаялся так ещё три дня, просидев теперь в добровольном заточении. Я слонялся из угла в угол, подолгу смотрел в окно, лежал, глядя в потолок из старых почерневших досок. Я думал, что мне делать в моей безвыходной ситуации.

Я пытался бороться с влиянием этого мира. Я вспоминал лица родных и знакомых, я перечислял имена и адреса, крутил в голове номера мобильных телефонов, пароли и логины сайтов, аккаунтов и электронной почты, я вспоминал сюжеты любимых фильмов и книг, заново проживал те пьесы, где играла свои роли моя мать. Под конец третьего дня я уже читал стихи по-русски и пел все песни, что могла предложить мне моя память.

Если бы кто-нибудь из местных в этот момент слушал меня, решил бы, что я сошёл с ума. Плевать!

Отец сказал, что всё это не происходит быстро, нужно время, долгое время. Может быть, я соображу что-нибудь, придумаю, как мне выбраться отсюда. Я же не дурак, как сказал про меня мой отец. Мозги — вот мой козырь в этом мире.

И я неожиданно сел на кровати.

Я не смогу помочь себе, если превращу сам себя в Робинзона Крузо на необитаемом острове. Весь этот бойкот — не выход. Я должен смириться, подчиниться отцу, стать любящим сыном. Ведь время уходит! Сколько ещё я буду помнить это всё? Неделю? Месяц? Полгода? Нет! Нет и нет! Это не выход!

Я пойду на уступку, он научит меня всему, как научил Вирага и Агнес. Они же ходят через зеркала, они умеют говорить друг с другом через зеркало. Кто их научил? Конечно же, отец! И меня он тоже научит.

А потом я сам сбегу отсюда! Я сумею,