Чепель. Славное сердце - Александр Быков

Проскакала пара находников на конях — видно, закончили свои дела в деревне, осматривали дороги.

Стемнело. Мальчик знал дорогу на Белую Вежу. Они не раз ездили туда с отцом. Но ехать на телеге — одно, а пешком — Белая Вежа здорово далеко. Идти по лесу вдоль дороги уже плохо получалось, всё время приходилось спотыкаться. Дети пошли по дорожке.

Взялся дуть, откуда ни возьмись, ветер. Он крепчал, порывами останавливал с поднятой для шага ногой, отбрасывал назад. Одинокие капли дождя тяжёлые почти как медяки, прилетали из неизвестной высоты. Тучи скрадывали почти всякий свет. После жары сначала было долгожданно и приятно, но вскоре сделалось совсем зябко. Видно было плохо, но глаза привыкают, всё-таки видно. Надо было идти дальше, и сделать с этим ничего было нельзя. Постепенно стемнело совсем, и только неясные отблески на небе позади детей обозначали, что где-то не очень далеко могли бы быть люди. Отблески и громы отдалённой грозы провожали детей в пути.

Волк бесшумно шёл параллельно детям. Он отслеживал спереди и сзади — никого больше нет, ни старших, ни сильных, ни соперников. Это удача. Это его удача… Смутное ощущение, что человеческие дети — не его добыча? — с какой стати! Чужая глупость — не повод для сомнений. Есть только один закон. Выживает сильный, умный и удачливый. Он может есть, что захочет, когда захочет и сколько захочет.

Он опытный охотник, стая здесь не нужна. Стая сейчас пошла на оленей. Они будут долго, методично отжимать глупую косулю, пугать, хитрить, получат по зубам, как ведётся, рогами и копытами ловкого вожака-оленя и его друзей. Какому-то лопоухому волчецу, возможно, даже вспорют брюхо. Волк оскалился усмешкой.

А в человечьей стае сейчас идёт резня. Пришли чужаки за своей добычей. Они сильны, обвешаны железом, в их руках громадные железные зубы. Он слышит запах свежей крови. А перед ним — холодеют от страха человечьи глупые «косули» — вот они, отбились от стада.

Его собственное время глупости и слабости прошло ещё в щенячестве, когда папаша-волк чуть не сожрал его мимоходом. Он забился в кролячью нору — это его Удача, она была уже тогда. Когда его шерсть поменялась на взрослую, его дружок по щенячьим играм, попытался поспорить с ним за драного зайца. Ну и что, что он зацепил этого зайца — это был всего лишь случай, для дружка — это был дурацкий случай. Всегда первым был он сам, а не этот придурок. Один рывок за шею решил все недоразумения. Вкус его крови не отличался от вкуса крови того зайца. Не верь никому и не бойся никого. Волк оскалился презрительно и высокомерно.

Теперь он ловок, силён, азартен. И это ещё надолго. Он знает здесь все пути. Он не вмешивается в дела кабанов и медведей, он не пересекается с рысью, его не интересуют птицы и всякая мелочь. Это его лес. Он пусть не король, но граф — точно. Волк гордо щёлкнул зубами.

Он легко обогнал детей и стал поперёк дороги. Это его добыча. Но он благороден — он предупредил, что имеет все виды. А добыча может защищаться. Он даёт ей шанс… развлечь его.

Мальчик, увидев перед собой волка, оцепенело схватил сестрёнку.

Страшно. Волк загородил дорогу… И не убежишь. Волк наброситься… тогда надо схватить и держать его за язык, пока свои не прибегут. А кто прибежит… Надо взять палку и дать волку по зубам… Не видно палки. И у волка такой вид… что палкой ему не дать, а руку он сгрызёт как соломинку… Волк — зубами щёлк.

— Волчёк, не ешь нас, — сказала вдруг жалобно маленькая сестричка.

Волк показал все зубы — он насмехался и, гипнотизируя добычу неотрывным взглядом, ступил ей навстречу.

Зубр, великий как гора, вышел из другой стороны лесной стены. Живой громадой, обдав детей мощью и теплом, он двинулся наперерез Волку.

Волк отпрянул, дрогнул, он не мог поверить в такую перемену. Как он его не учуял?! Ветер дул в спину, с другой стороны! И этот дразнящий запах крови! Только что ему была обеспечена законная добыча и сытая ночь. Крутанулся на месте — тягаться с Зубром нет смысла, но где же справедливость! Может он отступиться? Ведь это его, Волка, добыча! А Зубр вообще такое не ест! Шерсть встала дыбом. Он оскалился всеми зубами — только подойди, я порву тебе глотку…

Зубр остановился между детьми и волком. Между ужасом и алчностью. Между беззащитностью и насилием.

— Нет, этого сегодня не будет, — Зубр посмотрел Волку в глаза.

— Будет, таков порядок вещей! — упёрся глазами Волк.

— Сегодня и так уже слишком много крови!

— Это моя добыча!

— Их старшие спасали моих детей — я возвращаю долг!

— Ты лезешь в мои дела — это не по законам Леса!

— В Лесу у каждого свои законы!

— Отдай мою добычу!

— Прочь с дороги, хищный выродок!

— Ты не остановишь меня! Я отомщу! Я окровавлю свои зубы об твоих внуков!!!

— …

Со скоростью, которую страшно представить в такой громаде, Зубр бросился вперёд.

Волк был умён, он ожидал броска. Волк был ловок, он отпрыгнул, но всё равно — УДАР!

От удара лбом волка отнесло на три сажени. А Зубр летел на него, потерявшего опору под ногами — сравнять с землёй…

Другой бы пропал точно, но этот исхитрился, извернулся ужом между рогов, разбрасывая ноги нелепо, но очень быстро, обдирая морду об кусты, кору, траву, он убежал из поля зрения. И там завыл жутко, залаял обиду, закликал беду, заклялся отомстить…

«Да нет — он был готов, он успел подпрыгнуть — удар не получился смертельным, он сразу унёсся как ветер на безопасные сотни шагов. Но какая подлость! Какая бессмысленная тварь этот Зубр! Он не признаёт моих прав, моих законных прав… какая боль в боку!»

Лесной исполин и дети невольно слушали — много злобы у врага!

Зубр ответил мощным раскатистым рёвом на весь лес: «Умри!»

Лес замер. Лес знал — так и будет… только когда. Когда одной злобной тварью станет меньше?…

Зубр посмотрел на детей. Спокойно и несильно, чтобы не напугать, кивнул мальчику на дорогу и фыркнул, убедившись по взгляду, что тот понимает, двинулся по дороге впереди детей.

Вершислав стоит наверху башни. С западной стороны из-зи леса поднимается дым. Дым растёт, закрывает уже полнеба. Птицы стали падать в траву — одна… три… много птиц, лежат в траве, серыми грудками, некоторые бьют крыльями, но умирают. Вершко думает: «Зачем же птицам гибнуть? Они ни в чём не виноваты!». Понимает птиц и бросает в небо — они летят, но всех не поднять — слишком много. И скачет на запад по полю, по лесу — где дым, там и огонь. Видит — пожар. Горит река. Рыбы выбрасываются на берег, дышат, широко раскрывая рты, и замирают. «Но ведь вода не может гореть! И рыбам зачем гибнуть? Рыбы ни в чём не виноваты!» Сбивает огонь с реки и бросает рыб в воду и те плывут, но слишком много рыб на берегу.

Отец кричит ему с той стороны огня: «Вершко, уходи от огня! У этого огня есть глаза — если он тебя увидит, тогда спалит!» «Отче! — кричит Вершко — а как же ты там? Как тебя спасти?» «А меня не надо спасать, сынок, я уже спасён. Ты ОЛЕНЯ спаси!» Смотрит Вершко — поодаль на том берегу лежит благородный олень со связанными ногами, гордую голову с красивыми рогами поднимает, но не может освободиться. А огонь со всех сторон всё ближе к нему подступает. Вершко берётся за лук, берётся за меч — не то! И думает: «Как же я ему помогу — сам сгорю. А ведь он тоже не виноват!» Брыва говорит ему: «Днём виднее будет, а сейчас его не спасти!». «Так ведь до дня он сгорит!» — отвечает Вершко. Горобей говорит: «Судьбу не переменишь, надо покоряться неизбежному». Видит, что Кудеяр и Прытко уже бросились спасать оленя. Кудеяр кричит: «Я вижу путь!» Прытко кричит: «Я помогу!» и Вершко за ними побежал… и проснулся. Заходит его будить ночной дозорный…

Небо над полуночным заходом полыхало дальней зарницей. Вроде тускло, но недобро. И полночная стража всё же решила сообщить об этом Вершиславу. Он со стражниками и с напросившимся Прытком вышел на верхнюю площадку Белой Вежи. Облаков на небе скудно, отблески совсем слабые. Дул полднёво-заходний ветер, отгоняя всякие возможные предположения. Вершко всматривался вдаль, на верхушки древнего леса, и тоже, не знание, а смутное чувство утраты и тревоги поселилось где-то в сердце.

— Направление — над Соколкой.

— До Соколки далеко…

— Что у нас ещё там?

— Лесные Выселки?.. должны быть ближе, но правее.

— Древляны… как раз…

— Горят.

— Горят… сильно тогда черещур — долго ведь уже.

— А с вечера не горело?

— Так марево такое знойное и ветер был в ту сторону, а после — дальняя гроза была в той стороне, не разобрать… — с досадой пожимал плечами дозорный.

— Думаешь набег?

— Может Святояр догада?ся?

— Про немчуру?

— Да.

— … Похоже, что догадался. — сквозь зубы удалось сказать Вершко.

— Ах ты, ёшкин карачун, значится, набег! Шо робить будемо, раз так?