Наследие ван Аленов - Мелисса де ла Круз

«Недолго, — послал ей мысль Джек. — Мы уже почти добрались до перекрестка. Идем!»

Он провел девушку по тесному туннелю — чуть шире расщелины в камне, такому узкому, что они вынуждены были протискиваться боком, — и наконец они вышли на своеобразный перекресток, открытое пространство, где сходились семь коридоров.

— Где мы?

— Под Эйфелевой башней. Здесь центр старого города и начало нового. Все туннели в конце концов приводят сюда.

— «Все дороги ведут в Рим», — процитировала Шайлер. — Та же самая идея?

— Типа того, — позволил себе улыбнуться Джек.

Шайлер огляделась вокруг. На стенах всех семи коридоров были высечены символы, казавшиеся ей знакомыми. Шайлер задумалась, где она могла их видеть, потом поняла: они сверкали на знаменах, вившихся над джонками. Это были символы Великих Домов на священном языке. Над средним туннелем красовался символ, который Шайлер носила на запястье. Меч, пронзающий тучи. Знак архангела.

У входа в каждый из туннелей стояло по факелу, прислоненному к стене. Джек взял один, взмахнул над ним рукой, и вспыхнул небольшой белый огонек.

— Это называется «дыхание Бога». Любой из Голубой крови может принести свет в эти туннели. Пойдем. Выход в той стороне, — произнес он, направившись в крайний левый коридор.

Он осветил путь, и в тот же миг с другой стороны возникла темная фигура. Шайлер едва не закричала, но крик умер, не родившись, когда она узнала мужчину в черном. Он, как и Джек, был в форме венатора.

— Отец! — Воскликнул Джек.

Чарльз Форс холодно кивнул. Он одарил Шайлер отчужденным, высокомерным взглядом, припасенным, похоже, специально для нее. Шайлер не поняла, отчего он вообще соблаговолил помогать ей, хотя в каждом его жесте сквозило нежелание видеть ее.

— Неплохо проделано, Джек. Они идут за нами. Пока что их задержало «обсидо» на южном перекрестке, но это не навечно. Скорее наверх. На перекресток, куда они войти не смогут. Быстро.

За маленькой дверью обнаружилась лестница. Шайлер помчалась вверх, перепрыгивая через две-три ступеньки, и тут что-то мертвой хваткой вцепилось в ее ногу. Девушка упала на каменные ступени, сильно ударилась головой и на мгновение потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, оказалось, что ее со всех сторон окружает плотная завеса серого дыма, и ее затопило ощущение острой, жадной радости. Шайлер поняла, что это радость врагов. Они питались ее страхом, поглощали, пожирали его. Мгла была непроглядной, твердой на ощупь; она выглядела бесформенной, но у нее была физическая плотность и невероятный вес. Она была твердой, как прутья клетки или стены камеры.

Потом девушка услышала их: это был пронзительный звук, подобный свисту ветра в ветвях деревьев или скрипу мела по доске. Он сопровождался каким-то странным клацаньем, напоминающим стук когтей по твердой поверхности. Цок, цок, цок... копыта дьявола стучат по крыше.

Серебряная кровь шла, чтобы забрать ее. Враги окружили ее, и их было намного больше. Нет. Она не станет поддаваться отчаянию. Она будет сражаться... но как? Надо сохранять ясность рассудка, не уступать одолевающей тяжкой сонливости. Потом она увидела глаза, светящиеся во тьме, их потусторонние, зловещие, красные зрачки. Глаза, горящие адским пламенем. Левиафан пришел довершить начатое.

Пылающий свет рассек тьму. Сперва Шайлер приняла его за факел, но потом поняла, что это меч. Подобного меча она не видала в жизни. Меч ее матери светился ярко-белым пламенем, чистым, как слоновая кость, и прекрасным, как солнечный свет. Этот же клинок был иным. Он почти сливался с дымом — темно-серый с серебряной каймой, с ужасающими черными отметинами на нем. Он больше походил на секиру, чем на меч, — примитивный, грубо выкованный, с потрепанной кожаной кобурой вместо ножен.

— Шайлер, беги! — Крикнул Джек. — Быстро!

Он полоснул своим уродливым мечом по адской твари — или она тут была не одна? Кто это был, всего лишь Левиафан или нечто большее? Чудовище взвыло от боли, и теперь уже Шайлер ощутила его страх. Увидела отражение того, что оно увидело перед собой.

Потому что Джек преобразился. Его здесь больше не было. Остался только Аббадон.

Шайлер не хотелось оборачиваться. Не хотелось видеть, в кого превратился Джек, но она краем глаза заметила окружающее его черное пламя, что осветило его и сделало великолепным и устрашающим, подобным разгневанному карающему божеству. Он внушал страх и благоговение. Это была сила, не принадлежащая этому миру.

Шайлер не хотелось это признавать, но Аббадон на вид мало отличался от Левиафана, демона, вырвавшегося из-под земли.

Но она не могла размышлять об этом сейчас.

Она пустилась бежать.

Глава 25

БЛИСС

Конечно же, из того, что Блисс позволили разок обрести контроль над собственным телом, еще не следовало, что она вернулась к нормальной жизни. Она начинала было воспринимать свою свободу как нечто само собой разумеющееся, но потом Посетитель возвращался, и все обрывалось, обрывалось, обрывалось до следующего раза. Ей приходилось следить за этими скачками: вот был понедельник, а вот уже среда, потом на большую часть четверга она отключается, потом выходные проносятся мимо размытым пятном, потом она включается снова и не осознает, какой сегодня день — думала, что четверг, а оказывается, что суббота. С течением времени ей становилось все труднее приспособиться к возвращениям Посетителя, к тому, что ее внезапно отсекали от света и от мира и вышвыривали в холодную, пустую бездну, где не было ничего, кроме воспоминаний и тревоги.

Блисс решила, что в следующий раз она не позволит ему отрезать себя от мира. Должен быть какой-то способ остаться в себе. Нужно разузнать, что замышляет Посетитель и к чему это все катится. Ну да, Посетитель позволил ей получить обратно часть ее жизни, но кто знает, надолго ли? И вообще, Блисс не желала делиться. Она хотела владеть собой безраздельно. Ей не нравилась эта жизнь шизофренички. Кроме того, стоило побеспокоиться и о других — Посетитель был зол и опасен. Она не могла допустить повторения событий, произошедших в Рио.

От одной мысли об этом у Блисс все внутри леденело. Если бы только показов мод или вечеринок было побольше, чтобы она могла отвлечься! Но постепенно светская жизнь в Хэмптонсе сходила на нет, и у нее оставалось все меньше поводов выходить в свет.

Вторую половину дня девушка провела на заднем дворе, загорая. Она теперь была такая бледная! Она уже разок сгорела, и ей пришлось намазаться каким-то французским солнцезащитным кремом, с фильтром на сто единиц — с тем же успехом можно было загорать, завернувшись в одеяло. Блисс купалась в солнечных лучах, наслаждаясь теплом, что медленно согревало ее тело. После года пребывания в «нигде» это было небесным блаженством — снова очутиться в реальности, сидеть в шезлонге. Надувной шезлонг покачивался в центре бассейна, а рука девушки едва касалась теплой воды.