Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

представлять, в какой стране и в какое время они находятся. Эти двое защищены от насилия и могут отсиживаться за дверью отеля. Наверное, они и не догадываются, что их покой охраняют трое охранников в прихожей.

Бармен зевнул и в конце концов пришел к выводу, что безразлично, глупы они или мудры. Главное, что англичане очень щедрый народ. Это соображение, а также вид собственного оружия, лежащего под стойкой и накрытого полотенцем, внушали уверенность и спокойствие. Ирония судьбы: это был израильский автомат, который он купил по случаю прямо перед витриной на улице. Ха! Евреи действительно оказались самыми шустрыми. С того дня, как началось безумие, они вооружили половину Маската.

— Дик, взгляни, — шепнул более спокойный англичанин. Правой рукой он отодвинул пару планок жалюзи, прикрывающих окно.

— Что, Джек?

Дик поднял голову, недоуменно заморгал. Дозу он принял немалую.

— Не наш ли пьяница-земляк вышагивает по улице?

— Кто? Где? Боже мой, ты прав!

По пустынной, слабо освещенной улице шагал толстяк, оглядываясь по сторонам. Вот он зажег несколько спичек, сделал в воздухе какой-то знак. На девятой спичке из глубины улицы вынырнул темный седан. Вдруг погасло верхнее освещение. Изумленные приятели, оставаясь невидимыми, наблюдали за тучным земляком, который с поразительной энергией и целеустремленностью зашагал к машине. Когда он подошел к задней дверце, оттуда выскочил араб, наряженный в европейский костюм, но в арабском головном уборе. Последовала энергичная беседа, причем толстяк то и дело тыкал жирным пальцем чуть ли не в самое лицо собеседника. В конце концов он развернулся и указал на верхние этажи отеля. Араб, в свою очередь, повернулся и чуть ли не бегом пересек тротуар. Тут приятели рассмотрели, как их соотечественник достал из-за пояса пистолет, когда садился в автомобиль.

— Господи! Ты видел? — крикнул Дик.

— Да. Он переоделся.

— Надел другую одежду?

— Конечно. Освещение неважное, но кое-что рассмотреть можно.

Не стало белой рубахи, исчезли полосатые брюки. Был он одет в черную рубаху; пиджак и брюки из грубой шерсти — тоже черные.

— Наверное, это из-за климата.

— О чем ты говоришь?! — воскликнул пораженный Дик. — Какое отношение имеет климат к пистолету?

— Ну конечно, парень. Ты ведь имеешь отношение к металлу, а я только к текстилю.

— В самом деле, дружище, ты меня ошарашил. Мы оба видели пьяницу, который был настолько навеселе, что мы вынуждены были тянуть его наверх. И вдруг он появляется на улице, бегущий рысцой, трезвый как стеклышко. Недавний пьяница отдает приказы и размахивает пистолетом. И машину он подозвал условным сигналом. А взгляни только на его одежду!

— Что-то здесь не так, дружище. Много странного мы увидели: и пистолет, и араба, похожего на огромного зайца, и машину, управляемую каким-то маньяком.

— Мне лично самой странной деталью показалась одежда.

— Выражайся яснее.

— «Странная» — не совсем точное слово.

— Подыщи более точное, Джек.

— Хорошо, я попытаюсь. Был он пьян или нет — это дело десятое. Но одет-то он был как настоящий щеголь. Все эти модные полоски, рубахи от Анджело из Ист-Бонда, галстуки, которые предлагает Хэрродс, и туфли от Бенедиктина. Одет он был классно, и никакой климат не был ему помехой.

— Дальше, — с некоторым раздражением выпалил Дик.

— А как он оделся сейчас? Каким мы его видели на улице? Свитер и брюки самые обыкновенные. Они мало идут ему и не слишком подходят для этой погоды; он будет выделяться в толпе. И еще одно. Текстиль — моя профессия. Так вот, нет в Манчестере текстильной фирмы, с которой я не был бы знаком. Нет там фирм, чье название имеет хотя бы отдаленное сходство с Твилингеймом или Барлингеймом.

— Ты уверен?

— Да.

— Мое мнение, что мы должны изменить планы на это утро.

— Мой Бог! Почему?

— Думаю, мы должны с самого утра пойти в наше посольство и кой-кого разбудить.

— Что?

— Дик, а что если предположить, что это переодетый убийца?

* * *

Максимальная надежность.

Защита от перехвата обеспечена.

Продолжайте.

Дневник был продолжен:

«Последнее донесение обеспокоило; инсофар, примененный мною, не раскодировал систему, применяемую Лэнгли. Я даже не знаю, были ли извлечены данные или нет. Субъект вступил в контакт. Наблюдатель говорит о его действиях, сопряженных с неизбежным риском — да, неизбежным, но не слишком ли это опасно?

Что он делает и как он это делает? Каковы его методы и с кем он вступил в контакт? Я должен иметь об этом точные данные! Если ему удастся выжить, мне понадобится каждая деталь, так как из деталей складывается обоснование всякой чрезвычайной акции, на выполнение которой толкает субъекта национальное самосознание и совесть.

Но выживет ли он или будет похоронен как еще одна статистическая единица и вместе с ним будет похоронена цепь несостоявшихся событий? Мои методы не могут дать окончательный и строго определенный ответ; они могут только дать оценку его потенциальных возможностей, которые превратятся в ничто, если он погибнет».

8

Четверо заключенных террористов были в наручниках. Двое из них сидели справа по ходу яростно дергающегося полицейского фургона, двое — напротив, с левой стороны. Кендрик примостился рядом с молодым безумноглазым фанатиком, который из-за заячьей губы говорил гнусаво и неразборчиво. Азра располагался напротив, рядом с грубым старым убийцей, который недавно бросил Эвану вызов и избивал его потом — это о нем конгрессмен думал вначале как о главном лице. У дребезжащей металлической двери фургона стоял охранник-полицейский. Левой рукой он держался за перекладину у крыши, пытаясь сохранить вертикальное положение. Через плечо правой был переброшен ремень автомата МАС-10. Одна-единственная очередь могла превратить четырех живых заключенных в четыре бездыханных трупа. Как и было предусмотрено, на кольце, прикрепленном к поясу, висели ключи, с помощью которых можно было снять наручники. Уходило время, драгоценное время. Минуты казались часами, а часы — днями.

— Вы сошли с ума, знаете ли вы это?

— Доктор, у нас нет выбора. Этот человек — Азра Голубой.

— Неверно, неверно, неверно! У Азры борода и длинные волосы — мы все видели его по телевизору.

— Он сбрил бороду и обрезал волосы.

— Вы уверены в этом, Амаль Бахруди?

— Да.

— Этого человека доставили пять часов назад с базара. Пьяница, важничающий клоун — и ничего более. Его товарищ сам себе перерезал глотку ножом полицейского.

— Я был там, Файзал. Он Азра, брат Зайи Ятим.

— Вы поверили ему на слово?

— Я беседовал с ним, слушал его. Священная война этого человека направлена не против Аллаха или Христа. Он борется за выживание в этой жизни,