Сладкий обман - Акваа К

Ремо убирает руку. Я бросаю взгляд на часы, стоящие на моей стороне прикроватной тумбочки.

Пора собираться на работу.

— Спасибо, что разбудил меня.

Я полностью избегаю Ремо, обхожу его и иду в душ.

Я ступаю под струи душа, и шрам за ухом горит. Слезы медленно стекают с моих глаз. Шрам горит, горит и горит. Мне хочется кричать.

Я хочу закричать так, чтобы он услышал, чтобы он понял, что он со мной сделал. Что он сделал с моим разумом.

Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. То, что я пережила в этой маленькой комнате, было самым страшным, что я пережила в своей жизни. Горящий шрам — постоянное уродливое напоминание об этом.

Кровь от ногтей, впившихся в ладони, красными струйками стекает по бедрам. Вода с красным оттенком напоминает мне о душе, который я принимала в тот вечер, когда вернулась домой. Я так ненавидела себя, презирала себя до такой степени, что не хотела выходить на улицу.

Мое зрение затуманивается, а желудок скручивает, как будто меня сейчас вырвет. Видения прошлого только усугубляют ситуацию. Я хочу, чтобы кошмары исчезли. Я хочу забыть о том, что со мной произошло. Забыть, что я чуть не умерла. Забыть, что всего семь месяцев назад я желала смерти.

Я всхлипываю, и у меня слабеют колени. Я падаю на кафельный пол в душевой и плачу.

Я плачу, потому что ничего не будет иметь значения, если я просто сдамся.

Почему никто не может поймать человека, преследующего меня?

Почему ни один полицейский или частный детектив не может поймать человека, который довел меня до паранойи?

Посидев несколько минут на холодном кафельном полу, излив душу и позволив воде смыть часть тьмы внутри меня, безумные воспоминания, которые преследуют меня каждый день, я встаю. Я меняю температуру на холодную, позволяя воде стекать по моему лицу и телу, чтобы мои глаза уже не были такими опухшими.

Ремо уже ушел, поэтому я выключаю душ, заворачиваюсь в полотенце и направляюсь к шкафу. Переодевшись, нанеся макияж, уложив волосы и, самое главное, закрепив на лице тренированную улыбку, я спускаюсь вниз.

— Изабелла, — напеваю я, входя на кухню. И тут же останавливаюсь.

Ремо сидит у кухонного острова, пьет сок, который я делаю для него каждый вечер на завтрак, и читает что-то на своем телефоне. Он смотрит на меня, сканируя взглядом мои идеально уложенные волосы и розовые блестящие туфли на каблуках-бабочках, как будто что-то проверяя.

Затем, словно найдя это, он кивает мне.

Он показывает на тарелку с блинчиками и стакан с соком, стоящие рядом с ним.

— У меня сегодня позднее утро, так что я могу отвезти тебя в офис.

На секунду мне кажется, что он говорит это потому, что заботится обо мне и хочет, чтобы я была в безопасности.

— Нас еще не видели в прессе, поэтому на твое мероприятие мы должны пойти вместе. Не стесняйся, возьми подходящие наряды.

Он махнул рукой в мою сторону, но тут же отвел глаза, закончив фразу.

Я моргаю, слегка обиженная.

Держи себя в руках. Держи себя в руках, Аврора.

Я участвовала в стольких сражениях. Как могут слова быть оружием, которое ранит меня больше всего? Как они могут заставлять меня каждый раз истекать кровью?

Я прижимаю руку к сердцу, чтобы остановить кровотечение. Это не помогает. Оно болит и болит.

Я должна быть сильной. Я должна обличать всех в дерьме. Я должна быть кем угодно, только не этим. Беспомощным. Параноиком.

Я не должна быть такой, потому что для этого нет причин.

Я не должна чувствовать себя такой чертовски слабой, не должна быть на грани того, чтобы бросить все, чтобы просто… поплакать. Выплакать всю душу, отчаянно надеясь, что кто-то меня услышит.

Прошел месяц с тех пор, как мы поженились, и я пыталась сделать этот брак более сносным. Клянусь, пыталась. Но ничего не помогает. Ни ужины, ни завтраки, которые я готовлю для Ремо каждый день. Ни случайные сообщения в течение дня, чтобы спросить Ремо, все ли у него в порядке или как прошел его день.

На которые я никогда не получала ответа.

Наблюдая за тем, как Ремо просто сидит и смотрит в свой телефон, постоянно игнорируя меня, я чувствую себя такой слабой. Такой злой. Такой хрупкой. Такой… безнадежной.

Я устала быть закрытой для всех без причины.

Я ненавижу это. Я ненавижу его.

Он мог бы хотя бы признать меня. Перестать быть таким отстраненным. Перестань заставлять меня чувствовать себя бесполезной.

Мы вместе заключили этот брак по расчету. Мы оба знаем, что в нем нет любви, но мы можем терпеть друг друга или хотя бы признавать существование друг друга. Мне просто нужно, чтобы кто-то выслушал меня. Камари может сделать очень многое, а с ее плотным графиком она не может быть рядом каждую секунду моей жизни.

И вот я здесь, натягиваю на лицо улыбку для Ремо. Улыбку, которая исчезает по кусочкам.

— Спасибо. Ты должен извиниться за меня перед Изабеллой. Мне сегодня нужно бежать, и я не могу это есть. Я сама доеду до работы.

Кивнув Ремо и не обращая внимания на его растерянный взгляд, я разворачиваюсь и выхожу на улицу.

Он хочет провести матч для СМИ. Он хочет пойти со мной на площадку для СМИ. Он не мог просто солгать или остановить предложение, прежде чем произнести эту часть.

Может быть, мне это не нравится. Может быть, я ищу любовь в стольких углах, что мне уже некуда смотреть.

12

— Офицер, занимавшийся твоим делом, уволился три месяца назад.

Мир рушится и останавливается. Ужас заполняет меня до краев.

— И ни один человек не посчитал нужным предупредить женщину, которую преследуют уже много лет? Как вы могли быть такими безрассудными? Я думала, что полиция должна выполнять свой долг, а не играть в долбаные шахматы.

Мой голос повышается, и я хлопаю рукой по столу.

Офицер вздрагивает, его глаза устремляются влево, на другого офицера, который сидит и занимается своими делами, не обращая внимания.

— Я бы хотела посмотреть, что СМИ скажут об этом рабочем месте. Спасибо за помощь, офицер. Мой отзыв о работе с вами должен появиться в газете завтра утром.

Я натянуто улыбаюсь и оставляю его пылающее лицо позади.

Я набираю номер Камари и прошу ее дать мне номер компании, которая занимается личной охраной Рауля. Я