Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Пытаюсь собраться. Страх сейчас — худший помощник.

— Если бы этим люком пользовались постоянно, кто-нибудь обязательно бы заметил, — рассуждаю вслух. — Один-два человека могут сохранить секрет, но не десять. К тому же, если бы узнала Чайка, она тут же растрепала бы всем.

— Угу, — соглашается спутник. — Да и размер люка не так чтобы походит на главный вход.

— Скорее уж, черный ход, — поддакиваю.

— Запасной.

Тайком улыбаюсь: из нас и правда выходит неплохая команда — можно сказать, фразы друг за другом договариваем. Крепче обнимаю себя руками — от этого мне еще больше не по себе.

— Но почему сейчас эти люди стали часто им пользоваться? — озвучиваю то, что мне не понятно больше всего. Ведь получается, что после убийства Чижа незнакомцы в черном ошиваются поблизости Птицефермы каждый день и используют этот люк.

— Ищут кого-то, — подозрительно уверенно отвечает Пересмешник и плюхается прямо на землю рядом со мной.

— Мы будем сидеть здесь, чтобы поздороваться? — язвлю, хотя и сама не делаю попыток подняться.

Прекрасная идея — посидеть на входе, чтобы наверняка не пропустить хозяев люка. А заодно словить выстрел в голову.

— Еще рано. Они появляются позже.

Фыркаю.

— С чего такая уверенность?

— Я тут неделю шарахаюсь каждую ночь.

Значит, пробираясь в темноте по кустам, мы не столько не хотели светом фонаря привлечь к себе внимание чужаков, сколько опасались «своих». Логично: только-только стемнело — кто угодно может захотеть отправиться к реке искупаться.

— Так с чего ты решил, что они кого-то ищут? — спрашиваю. Медлю, но потом поправляю юбку и тоже сажусь на землю; посильнее натягиваю подол на колени.

— Слышал. Обрывки. «Он», «его», «куда подевался»…

Напрягаюсь. Выходит, где-то совсем рядом с нашим лагерем прячется еще один чужак. Тоже с оружием, надо полагать. И кто же тогда убил Чижа? Охотники или добыча?

Повинуясь внезапному порыву, сама хватаю Пересмешника за плечо.

— Нам надо туда попасть! Выяснить, что это за место!

А тот, вместо того, чтобы заразиться моим энтузиазмом, смеется.

— Не тряси меня, последние мозги выбьешь.

Отдергиваю руку и возмущенно соплю.

— Балбес, — огрызаюсь.

…Балбес…

…Я же говорил, что ты меня любишь…

Снова этот голос, эхо в моей голове.

Я твердо решила для себя, что больше не допущу такой оплошности и не произнесу имя Ника вслух. А вместо этого обозвала Пересмешника балбесом — так, как шутя называла своего друга. Блестяще.

Замечаю, что и мой спутник напряженно молчит. Только что смеялся — и тишина, как рубильник опустили.

— Мы не полезем туда сегодня? — спрашиваю осторожно.

Может, обиделся? Ник не обижался…

— Там заперто, ты же видишь.

— Тогда, когда они выйдут оттуда и пойдут на поиски того, кого ищут.

Замолкаю. Это похоже на то, будто я его уговариваю.

Молчу. Чувствую себя ребенком, которому не позволяют раньше времени вскрыть новогодний подарок, таинственный и манящий своей яркой праздничной упаковкой. И в то же время понимаю, что мой «подарок», вероятнее, окажется банкой с пираньями, чем приятным сюрпризом.

— Без оружия там делать нечего, — высказывается Пересмешник. — Но даже если нам удастся разоружить наших «ходоков», не факт, что пара пушек нам поможет.

— Там может быть целый подземный город, — соглашаюсь со вздохом.

— …Слышишь? — Пересмешник мгновенно оказывается на ногах. — Сегодня они раньше.

Слышу: звук — будто упало что-то металлическое, или грохнули чем-то тяжелым. Вскакиваю.

— Туда, — шиплю, сама первая хватая спутника за запястье, чтобы не потеряться в темноте.

Снова царапаюсь об кусты. Зато спрятаться за ними — неплохой план, учитывая то, что незнакомцы бродят по местности с фонарями, и, скорее, обойдут заросли, нежели полезут напролом. Если не заметят или не услышат ничего подозрительного, разумеется.

Хорошо, что я надела темное платье, а Пересмешник, вообще, в черном. Может, пронесет?

Ныряем за кусты как раз вовремя — в люке отчетливо что-то грохает, и уже не возникает сомнений, что его крышку вот-вот поднимут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ложись, — шепчу спутнику, сама распластавшись на земле.

Все равно увидят, если решат посветить в эту сторону. Так что наша задача — лежать и не шевелиться, чтобы ненароком не задеть ни одну веточку.

Пересмешник почти мгновенно укладывается на живот рядом со мной. Теперь я вижу его почти отчетливо — пространство у люка ярко освещено сразу тремя фонарями.

Спутник поворачивается ко мне и показывает три пальца, качает головой. Он прав: к трем вооруженным типам без оружия соваться глупо. В свете предстоящих событий я почти смирилась со своей скорой смертью, но умирать по дурости не хочу.

Киваю в ответ: поняла, не высовываемся, следом не идем; ждем.

Троица с фонарями, должно быть, уже изучила местность вблизи люка до зубовного скрежета. Поэтому незнакомцы даже не пытаются исследовать кустарники, а направляются в сторону лагеря. Тихо выдыхаю.

— …Да где он там может прятаться? — долетает до нас обрывок разговора. — Все проверили.

— Бараки — да, а шахта большая. Не ленись…

Голоса удаляются, свет фонарей исчезает. Становится совсем темно.

Некоторое время молчим, чтобы убедиться, что из люка больше никто не появится. Чувствую, как в бедро впивается край острого камня, но все равно не шевелюсь.

Пересмешник встает первым.

— Пойдем, — зажигает фонарь и направляется к люку. — Посмотрим, что ли.

Выбираюсь из кустов за ним, оглядываюсь в ту сторону, куда ушли незнакомцы. Делаю шаг и оглядываюсь снова. Но вижу лишь темноту.

Пересмешник уже приплясывает у люка, обходит его так и эдак, примеривается.

— Если тут не только современное оружие, но и современные технологии, то если ты сейчас откроешь люк, может завопить сирена, — высказываюсь, пытаясь мыслить рационально. Тем не менее мне самой до ужаса хочется заглянуть внутрь, наплевав на безопасность.

Пересмешник оборачивается ко мне и подносит фонарь к своему подбородку — так детей пугают жуткими рожами; подмигивает.

— Или НЕ завопит, — после чего вкладывает пальцы в специальные углубления и тянет крышку на себя.

Никаких сирен; только ветер и шум реки.

— С ума сошел? — упрекаю.

Корчит гримасу.

— Не делай вид, что ты сама не мечтала туда заглянуть.

В ответ одариваю мужчину убийственным взглядом. Конечно мне хотелось посмотреть, что под крышкой, и он это прекрасно понимает.

Пересмешник заглядывает внутрь, подсвечивает фонарем. Делаю шаг поближе, потом еще. Мне и правда до ужаса любопытно.

Внутри стены уходящей вниз широкой трубы выстланы металлом; металлические скобы выполняют функцию лестницы. Металл. Не пластик. Что-то основательное, крепкое. И, куда бы ни вел этот ход, он уходит настолько глубоко, что свет фонаря не достигает дна и просто теряется в темноте.

— Может, спустимся? — вдруг предлагаю, отбросив осторожность.

В конце концов, это моя дурная привычка — все анализировать. Если мне осталось жить два дня, так, может, пора рисковать, не думая о последствиях?

Но Пересмешник мигом остужает мой пыл.

— Умирать я пока не планирую и тебе не советую, — возвращает крышку на место, отряхивает руки ладонь о ладонь. — Нам нужно больше информации.

Вздыхаю, но соглашаюсь.

Если я для себя уже все решила, то Пересмешнику и правда не стоит умирать из-за моего желания утолить любопытство напоследок.

— Завтра, перед состязаниями, я планирую, наконец, отоспаться. А после них можно и продолжить исследования.

— Хорошая идея, — поддерживаю уже без энтузиазма.

После испытаний он продолжит исследования без меня…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не спи, — мужчина подхватывает меня под руку. — Времени мало.

Согласна. Если те люди ушли исследовать шахты, то нам следует поторопиться, чтобы не столкнуться с ними и не разделить участь Чижа.

* * *