Пёс войны и боль мира - Майкл Муркок

Эти вопросы промелькнули у меня в голове, когда я смотрел на молодого казака и спрашивал себя: какой проступок мог совершить он, что уже при всей его молодости ему уготован Ад?

Определенно, подумал я, Люцифер — один из лучших мастеров своего дела.

— Ну, капитан, — ухмыльнулся Седенко. — Раз уж я опять с вами, могу ли я дальше быть сопровождающим в следующих этапах вашего путешествия?

— О, вне всяких сомнений, Седенко. Теперь, переступив мой запрет, вы можете проделать со мной весь путь до конечной призрачной цели путешествия.

Я надеялся, что если добьюсь успеха, Люцифер будет мне благодарен, и я заступлюсь перед ним и за эту душу.

Седенко принялся напевать дикую ритмичную мелодию своей родины. Он расслабился, откинувшись в седле, сгреб свободной рукой снег и, ликуя, подкинул его в воздух.

— Это уже более подходящая страна для меня, капитан. Я родился в снегу, я сын зимы! — он был счастлив как ребенок. Ему было так хорошо, что я невольно рассмеялся. Однако на моем сердце лежала тяжесть.

Наутро мы заметили город, расположенный высоко на выступе скалы. Он удивительно напоминал тот, что мы оставили позади, но между каменными строениями видны были люди, и в холодном воздухе отчетливо слышались голоса. Мы проскакали между белоствольными деревьями и направили наших коней по улице к главной площади, где раскинулась ярмарка.

Около коновязи я остановил скакуна и спросил у краснолицей женщины, торговавшей готовыми мясными фрикадельками и запеченой рыбу, как называется это место.

Ее ответ почти не удивил меня.

— Как, разве господин не знает? Это Аммендорф.

Седенко тоже услышал это.

— Как Аммендорф? Разве могут существовать два Аммендорфа, так близко расположенных друг от друга?

— Существует только один Аммендорф, — гордо ответила женщина. — Это так же точно, как и то, что меня зовут Марта.

Я окинул взглядом поселение и покрывший могучие отроги гор лес. Этих гор я раньше не видел. Они выглядели выше Альп и, казалось, могли достать до неба.

— Есть ли у вас священник? — спросил я ее.

— Отец Кристофель? Вы найдете его в церкви. — Она указала в противоположную сторону. — Маленький переулок, неподалеку от колодца.

Держа обоих коней в поводу, удивленный Седенко шел за мной, а я пробирался между людьми в указанном женщиной направлении. Если кто-нибудь тут и может знать отшельника Филандера Гроота, то это священник. Наконец я разыскал переулок, обозначенный высокими столбами, на снегу возле которых отчетливо виднелись следы ворон.

Сзади меня снова запел Седенко. Может быть, он был доволен, что сумел меня нагнать. Звучание его счастливого голоса тронуло меня.

Мы дошли до угла и остановились перед каменной, увенчанной башней церковью. Привязав коня под навесом, сооруженнным внутри прихода, я попросил Седенко оставаться охранять наших скакунов.

Створки ворот церкви легко отворились, и я оказался в обширном помещении. Насколько я понял, это была католическая церковь. Священник стоял у алтаря и отправлял службу, стоя у алтаря.

— Отец Кристофель?

Он был худ и носил на лице отметины какой-то давней болезни. Рот его зиял провалом, как вход в маленькую пещеру, но глаза излучали спокойствие. — Я капитан Бек, — представился я, положив шлем на локоть согнутой руки. — Я прибыл сюда с секретной миссией, в некотором смысле имеющей отношение к религии.

Он проницательно посмотрел на меня и склонил маленькую круглую голову.

— Да?

— Я ищу человека, который, как мне говорили, должен обитать в этой местности.

— Гм?

— Отшельник. Может быть, вы знаете его?

— Его имя, капитан.

— Филандер Гроот.

— Гроот? Да?

— Мне необходимо с ним поговорить. Знаете ли вы, где его можно найти?

— Гроот провинился перед собой и перед Господом, — ответил священник. — И он виноват перед нами.

— Но вы знаете, где его можно найти?

Священник выпятил свой живот.

— Знаю. Но почему его разыскивает солдат?

— Я ищу кое-кого.

— Кого-то, кого он знает?

— Скорее всего, нет.

— С военными целями?

— Нет, отец.

— Вы интересуетесь его учением?

— Об этом я не имею ни малейшего представления. Меня не интересуют, философские проповеди.

— В таком случае что вам нужно от Гроота?

— Думаю, у меня найдется, что ему рассказать. Мне дали понять, что это очень его интересует.

— Кто вам назвал Гроота?

Священник не был человеком, который мог бы поверить вранью.

— Лесной Граф.

— Наш Лесной Граф? — немного приободрился священник. Выражение его лица прояснилось. — Ах, нет. Конечно же, другой.

— Вполне может быть.

— Вы тоже служили Люциферу? Благодаря его приказаниям Гроот впал в ересь. Он не хочет ни с кем говорить об этом.

— Можно сказать, я служу миру, — ответил я священнику. — Целью моих поисков является Грааль.

Священник не мог скрыть своего изумления. Его губы беззвучно повторили мои последние слова. Светлыми проницательными глазами он уставился на меня.

— Так вы свободны от грехов?

Я покачал головой.

— Не много существует грехов, которые я не успел совершить. Я убийца, вор, насильник женщин.

— Обыкновенный солдат.

— Правильно.

— В таком случае вам не удастся отыскать Грааль.

— У меня на этот счет другое мнение.

Священник задумчиво поглядывал на меня время от времени, размышляя над тем, что услышал. Потом он покачал головой, повернулся ко мне спиной и снова занялся священными предметами.

Я слышал его бормотание.

— Почти обыкновенный солдат… — Это как будто рассмешило его. В его голосе звучала насмешка.

— Что вы будете делать с Граалем, когда завладеете им?

— Это лекарство, — ответил я. — От Боли Мира.

— Вы так беспокоитесь о судьбах мира?

— Я забочусь о себе самом, отец.

— Страх — это болезнь. Лишь немногие из нас могут ее побороть.

— Это так же и средство оглушения, действующее на многих.

— Мир находится в плачевном состоянии, господин военный.

— Да.

— И каждый, кто может посмотреть дальше собственного носа и чем-то помочь ему должен содействовать этому. Филандер Гроот в самом деле…

— У вас с ним плохие отношения?

— Я не сказал бы, что очень плохие. Именно поэтому он мне не безразличен. Он не хочет признавать Бога.

— Он атеист?

— Не совсем. Он верит. Но он отказывается верить в своего создателя.

Подобная характеристика была мне по душе.

— И поэтому, — продолжал священник, — для него закрылось Небо, и его ждет Ад. Он и меня вводил в сомнение. Он сумасшедший.