Пёс войны и боль мира - Майкл Муркок

Казалось, это место было покинуто внезапно. Зеленоватый свет падал и отражался от скальной стены, отчетливо были слышны удары регулярно падающих капель воды, а когда мы остановились, влажный грунт под нашими ногами просел — все это только усиливало впечатление опустошенности и запустения.

Седенко втянул в себя воздух и положил руку на эфес сабли.

— Кажется, здесь все пропитано ненавистью.

Значит ли это, спросил я себя, что Люцифер, послав меня в этот запустелый уголок, ошибся? Здесь не могло быть никого, кто указал бы мне путь к Лесному Графу, который, к тому же, мог давно уже мог умереть.

Седенко посмотрел на меня вопрошающе. Весь его вид говорил, что я, возможно, обманут.

День близился к завершению.

Я сказал Седенко:

— Я намерен заночевать здесь. Если вы намерены продолжить свой путь, я не стану вас задерживать.

Московит ухмыльнулся, потом коротко взглянул на меня и усмехнулся:

— Это может оказаться тем приключением, которое я давно ожидаю, — ответил он.

— Но оно может оказаться и не в вашем вкусе.

— Все, что вызывает острые ощущения, относится к приключениям, разве не так?

Я похлопал его по плечу.

— Такая компания меня вполне устраивает, казак. Я жалею лишь, что не встретился с вами в своих предыдущих предприятиях.

— Думается, я все же составляю вам компанию кое в каком предприятии.

Собственное будущее было для меня настолько загадочным и туманным, что я не мог дать ему конкретного ответа. Мы принялись обследовать дома один за другим. Пол в каждом в них потрескался от времени и порос бурьяном. В одном доме росло даже маленькое деревце. Все было влажным, мебель почти сгнила, а занавески рассыпались при малейшем прикосновении.

— Даже крысы покинули город. — Седенко вышел с кружкой вина из погреба. Он отпил глоток и сплюнул. — Сладкое.

И кинул кружку в пустой камин.

— Ну, — поинтересовался он, — какой из остатков этих домов мы сделаем нашим пристанищем на эту ночь?

Мы выбрали здание, которое, на наш взгляд, было местом собраний совета. В нем, более обширном и с большим количеством свежего воздуха, нежели в остальных, мы даже смогли в большом камине разжечь огонь.

С наступлением темноты мы завели коней в угол здания. Огонь, давший тепло и свет, оказался для нас очень кстати, и мы улеглись спать.

Снаружи, на мертвых улицах Аммендорфа, не наблюдалось ни малейшего движения, лишь несколько птиц выпорхнуло из-под стропил да изредка слышалось тявканье лисицы. Седенко уже похрапывал, а мне никак не удавалось погрузиться в сон. Я никак не мог понять, почему Люцифер отправил сюда именно меня. Я думал о Сабрине, сомневаясь, что смогу ее увидеть еще раз. Что же касается меня лично, то я могу направиться на службу к шведскому королю, чья армия через некоторое время должна была переправиться через Германию. Потом мне вспомнился Маглебург, потом опять Люцифера и уже было совсем впал в безысходность.

Два или три часа я провел в таком паршивом настроении, пока не задремал, но был вырван из сна шумом, напоминавшим, как мне показалось, звук охотничьего рога.

Я вскочил словно ужаленный, схватил меч, висевший в ножнах на крюке, вбитом в стену, подбежал к окну и уставился в темноту.

Моросил дождик, облака закрывали луну и звезды. Когда я заметил между строениями темную фигуру, мне стало не по себе — ее окружало сияние, и свет становился все сильнее и сильнее, пока полностью не залил весь Аммендорф. Слышался топот копыт, становившийся все сильнее и громче, пока не превратился в закладывающий уши грохот, но всадника так и не было видно.

Седенко был уже теперь рядом со мной, с саблей наизготовку. Он нахмурился.

— Ради Бога, капитан. Что это такое?

Я покачал головой.

— Понятия не имею, мой мальчик.

Здание, в котором мы находились, содрогалось до основания, и наши скакуны беспокоились, порываясь сорваться с привязи.

— Буря, — предположил Седенко, — что-то типа бури, как вы думаете, капитан?

— Возможно, это тот, кого я ожидал встретить здесь, — ответил я ему. — Но, может быть, правы вы.

Он полностью был убежден в своей правоте. Каждый жест, каждое движение выдавало его сомнение.

— Это приближается Сатана, — произнес он.

Я не сказал ему, почему думаю, что это невозможно.

Внезапно в конце улицы появился всадник. В тот же момент раздался и лай охотничьих собак, образовавших бесформенную кучу перед его лошадью. За ним следовали другие всадники, но их предводитель был так огромен, что рядом с ним все они напоминали гномов. Он носил округлый, сплюснутый с боков шлем, обрамляющий бородатое лицо, а глаза его испускали тот зеленовато-голубой свет, что освещал весь городок. Обширный нагрудный панцирь был пристегнут на кожаную подпанцирную рубаху, за плечами висела меховая накидка, сделанная из шкуры медведя. В его левой руке была охотничья пика — из тех, которые не используются по крайней мере уже сотню лет. Его ноги также были покрыты латами, а ступни находились в тяжелых стременах. Подняв голову, он рассмеялся в небо. Его голос отдавался эхом в скалах и смешивался с громом, производимым его собаками, которые почти одновременно начали лаять, а его похожие на тени сопровождающие издали одинаковый заунывный крик.

— Матерь божья, — проговорил Седенко. — Я сразился бы в открытую с любым мужиком, но не с этим. Давайте-ка лучше исчезнем отсюда подобру-поздорову, пока он нас не заметил.

Я не двинулся с места.

— Мы всегда успеем покинуть наше пристанище, — сказал я. — И, несомненно, будет неплохой шуткой, если они кинутся нас преследовать, как диких зверей, Седенко. Это охотники, изамечу, все они люди.

— Но они не выглядят по-человечески.

— Когда-то они были людьми, — предположил я. — Но теперь, умерев, они представляют собой нечто совершенно иное.

Я рассматривал белые лица за передним всадником. Губы их кривились в усмешке, и глаза были прозрачными, но не такими светлыми, как глаза их предводителя. И все они были мертвы — я научился различать мертвецов так же, как и проклятых.

— Седенко, если вы хотите покинуть меня, то сейчас самое время, — предложил я.

— Я буду сражаться с вами, капитан, против любого врага.

— Это могут быть только ваши враги, Седенко, но не мои. Ступайте.

Он колебался.

— Я подожду — может оказаться, что это и ваши враги. Тем более, вдруг это друзья? Огромный всадник со своей кавалькадой приближался. Я пожал плечами и, крепче сжав меч, шагнул к двери. Со скрежетом дверь отворилась

Охотники находились теперь на заваленной обломками строений главной площади Аммендорфа. На своем лице я различил натужное дыхание собак. Ветер, поднятый движением их тел, овевал меня. Собаки отлаивались перед конем хозяина, держали уши востро.