Дорога Короля - Мартин Гринберг

Там, где когда-то шумели портовые города, в море стекала лишь черная липкая грязь, в которой мелькали красноватые потеки пузырящейся лавы. А ведь до сих пор складка огромной горы отлично защищала эти цветущие земли от любых извержений. На месте неприступных сторожевых крепостей, еще совсем недавно высившихся вдоль побережья, дымились груды бесформенных обломков. Ни одного судна или хотя бы его остатков было не разглядеть в грязных водах гаваней. Ни одного человека или животного не было видно на берегу. Ни один обитатель морских глубин не поднялся на поверхность вод, чтобы приветствовать посланца Высокой королевы; море казалось совершенно безжизненным даже в нескольких милях от берега. Хотя именно морские обитатели и принесли весть о случившемся. Торговые суда, что обычно бороздили моря между северным и южным полушарием (сам-то посланник был обитателем юга), не появлялись вот уже несколько месяцев. Наконец одна русалка сказала своему знакомому рыбаку, что сильно тревожится из-за своих северных родственников: на зиму они так и не приплыли, в отличие от всех прежних лет, в теплые южные моря. Рыбак поведал об опасениях русалки своему хозяину, а тот уже сообщил своему правителю, который обязан был отчитываться о всех земных делах перед Высокой королевой. И вот караван, везущий королеве еженедельный отчет, взобрался на самую высокую гору Южных земель. Именно там стоял ледяной замок королевы, ибо считалось, что лед делает королевский суд более беспристрастным. С этой горы Высокая королева руководила всеми делами нижних земель и их обитателей.

Встревоженная полученной вестью, королева незамедлительно отправила в путь своего посланника. Летать в Северные земли сильфу уже доводилось: еще совсем юным он бывал там с отцом, важным государственным сановником. Очертания береговой линии, временами видимой внизу, а также само местонахождение этих земель явно свидетельствовали о том, что это тот самый континент, который принято называть Северными землями, но ничто более об этом не говорило.

Там, где сильфу помнились огромные шумливые леса, похожие на зеленый океан, из почерневшей земли торчали лишь кривые обгорелые пеньки — точно гнилые зубы в черепе давным-давно умершей старой карги. Посланник рассчитывал найти ответы на мучившие его вопросы в Толлине, самом большом городе Северных земель, некогда бывшем независимым государством.

Посланник полагал, что сможет отыскать в пути хоть какое-то пристанище, чтобы дать отдохнуть своим усталым крыльям, немного поесть и поспать, ибо ему предстояло пересечь границы шести государств, Великое внутреннее море, Голодную пустыню и обширный горный массив, носивший неприятное название Кости Людоеда, прежде чем он сумеет достигнуть Бельгардена, той страны, где Толлин ныне был столицей.

Относительно небольшие внутренние моря, над которыми он пролетал, дышали тяжело, точно умирающий человек, и от одного берега до другого были покрыты густой черной слизью. Склоны окрестных гор были изборождены глубокими трещинами, особенно с южной стороны. Искра надежды вспыхнула в душе посланника, лишь когда он увидел, что Голодная пустыня, в общем, выглядит как и прежде — если не считать выставленной напоказ новой коллекции выбеленных солнцем разнообразных и многочисленных костей. Вот только некогда все же имевшаяся в пустыне растительность теперь начисто исчезла. Но за пределами пустыни, там, где отроги гор охраняли плодородные земли и густонаселенные города Бельгардена, перемены были куда более очевидны, хотя и не так впечатляющи, как на побережье. Бельгарден, как известно, охранял Северные земли точно так же, как государство Высокой королевы охраняло все прочие страны юга. Причиной же того, что Бельгарден играл на севере столь выдающуюся роль и вызывал всеобщую зависть своим процветанием, было вот что: эта страна обладала своим собственным драконом, от благорасположения которого и зависели ее могущество и богатство.

Но теперь мертвые дома селений Бельгардена смотрели на пролетавшего мимо сильфа разверстыми дверными и оконными проемами; посевы в полях были уничтожены на корню — их точно вырвали из земли чьи-то гигантские когти. И по земле не двигалось ни одно живое существо — ни человек, ни зверь. Здесь посланник мог бы остановиться ненадолго и хотя бы перевести дух; он даже проверил несколько домов, надеясь обрести там кратковременное пристанище, но зрелище разрухи оказалось столь ужасным, что он, устало взмахнув крыльями, устремился дальше, в столицу. Впрочем, и в Толлине он не встретил никого живого, хотя разрушений там было, пожалуй, чуть меньше, чем в окрестных селеньях, но и этого хватило, чтобы погубить, казалось, все население огромной столицы.

Не высились более на фоне небес прекрасные шпили и башни, которые посланник помнил с детства. На просторных площадях, где некогда оглушительно шумели огромные рынки, где вовсю торговали скотом и самым разнообразным сельскохозяйственным инвентарем, где звенели монеты, передаваемые из рук в руки, где радугой сверкали целые ряды свежеокрашенной пряжи, развешанной на веревках, а на крышах близлежащих домов лоскутным одеялом раскинулись выстиранные и разложенные для просушки вещи — платье и белье; где всегда так хорошо пахло сеном, молоком и здоровыми чистыми телами людей, которые всегда были сыты, ибо давно уже открыли отличные способы орошения полей и борьбы с засухой, — там, на этих площадях, теперь не было ничего! Нет, не так: там было множество вещей, но ни одну из них узнать было невозможно после обрушившейся на Северные земли беды. Предмет одежды, кусок дерева или металла, часть человеческого тела — все это было теперь неотличимо одно от другого. И прежние веселые и приятные ароматы ярмарки сменились отвратительной вонью гниения и смерти. И эта вонь вместе с клубами удушливого дыма, затмевавшими свет солнца, тяжким покрывалом окутывала весь город, превратившийся в мерзкое болото.

Ветер ворошил мусор у ног посланника. Спустившись на дворцовую площадь, он сложил крылья, присел на обломки того, что некогда было прекрасным дворцом, и долго горько плакал, пока его, усталого, не сморил сон.

Он проснулся, весь дрожа, ибо услышал странный звук, вполне отличимый от воя ветра и обладавший неким особым ритмом, особой, едва слышимой мелодией — казалось, под грудой обломков кто-то тихо стучался, царапался и при этом мурлыкал какую-то песенку!

Хотя руки у сильфа совсем замерзли, а игольчатое оперение стало влажным в промозглой сырости побережья, лишенного солнечного света, он все же принялся разбрасывать во все стороны камни и землю, надеясь, что найдет кого-то из оставшихся в живых. Кого-то, кто сможет наконец объяснить ему, что за чудовищная беда постигла сразу целое полушарие?