Тайна Леонардо - Андрей Воронин

Пациентка едва заметно улыбнулась, отдав должное находчивости, с которой Владимир Яковлевич в самый последний миг заменил вертевшееся у него на языке словечко "тупеешь" изящным оборотом. Дружинин заметил эту улыбку, правильно понял ее значение и слегка разозлился на дамочку за то, что та не посчитала нужным хотя бы из вежливости скрыть свою проницательность. Он действительно провел сегодня три Довольно сложные операции, очень устал и в самом деле слегка отупел, однако держал себя в руках и старался соблюдать приличия в присутствии этой бабищи, которая при случае сама могла выразиться похлеще портового грузчика. В конце концов, Владимир Яковлевич своими ушами слышал, как она совершенно непристойно орала на чем-то не потрафившую ей санитарку...

– Это вы должны меня простить, – снова показывая великолепные, идеально ровные и белые зубы в теплой, слегка виноватой улыбке, произнесла она. – Все время забываю, что не все вокруг такие же бездельники, как я. Напряжение, предельная сосредоточенность... Да, я понимаю. Мне следовало выразиться яснее, простите. Так вот, Владимир Яковлевич, я хотела бы, чтобы вы провели эту операцию в своем загородном доме.

– Но позвольте... – Дружинин слегка растерялся. – Это невозможно! Немыслимо! Я не провожу операции на дому, там просто нет для этого условий... Чем вас не устраивает клиника? Не хотите видеть посторонних – бога ради! У вас, как обычно, будет отдельный номер со всем, что вы только пожелаете...

"А с другой стороны, – думал он в это самое время, – это было бы неплохо. Очень неплохо! Когда создаешь шедевр, нельзя отвлекаться на пустяки. Жаль, что условий там действительно нет..."

– Вот я и желаю, – продолжая мило улыбаться, вкрадчиво сказала пациентка, – чтобы за окном моей комнаты качались ваши чудесные сосны, а не эти облезлые веники, что видны из окна здешнего отдельного бокса для вип-персон. Что значит "нет условий"?

– Это значит, – как можно любезнее пояснил Дружинин, – что их нет. Я готов пойти навстречу любым вашим пожеланиям, но элементарная порядочность не позволит мне оперировать вас кухонным ножом на обеденном столе.

– Это неправильный ответ, – возразила пациентка. Эта чертова баба действительно была несгибаема. – Послушайте мой вариант. Отсутствие условий для операции означает всего-навсего, что их никто не создал. Так создайте их, что вам стоит?

– Что стоит... – протянул Дружинин. – Стоит это прилично. Очень прилично, поверьте! У меня таких денег не то чтобы нет, но подобная трата как-то не входила в мои планы...

Пациентка опять улыбнулась. Похоже, у нее в запасе имелась масса разнообразных улыбок на все случаи жизни, и оставалось только гадать, было это качество врожденным или она подолгу тренировалась перед зеркалом. Как бы то ни было, увидев эту улыбку, доктор Дружинин понял, что ему дьявольски повезло: его, кажется, решили облагодетельствовать.

Бедным он себя не считал, но потратить сумму, о которой шла речь, действительно не мог себе позволить, тем более на прихоть. А с другой стороны, современная операционная дома, в соседней комнате, для человека его профессии – не такая уж и прихоть. Мало ли как сложится жизнь, какие возникнут обстоятельства... И потом, эта набитая деньгами курица в чем-то, несомненно, права: такие вещи, как то, что они задумали, лучше проворачивать подальше от посторонних глаз. Да, век живи – век учись...

– О какой же сумме может идти речь? – продолжая сиять понимающей, снисходительной улыбкой, спросила пациентка. – Не стесняйтесь, Владимир Яковлевич, дайте волю фантазии. Вы знаете мой принцип: если уж покупать, так самое лучшее. Скупой платит дважды – это аксиома.

– Так навскидку даже трудно сказать, – задумчиво покусывая губы, произнес Дружинин. Мысленно он потирал руки, радуясь небывалой удаче. – Но... В общем, одно я могу сказать наверняка: эта сумма многократно превышает стоимость самой операции. Я бы сказал, в десятки раз. Поэтому я не знаю, насколько это целесообразно...

Пациентка рассмеялась – звонко, молодо, будто хрустальные колокольчики зазвенели.

– О какой целесообразности вы говорите? Уж не думаете ли вы, что я намерена вручить вам вместо гонорара набор хирургических инструментов и бестеневую лампу? Помилуйте, голубчик, как вы могли так плохо обо мне подумать? Я ценю ваш талант, ваши золотые руки, мне будет только приятно сделать вам этот скромный подарок, поверьте! Иметь у себя дома под рукой все, что нужно для работы, – разве не об этом мечтает каждый по-настоящему творческий, талантливый человек?! Так работайте; ваша работа так нужна людям, и с каждым годом она становится все нужнее и нужнее! Слава богу, в нашей варварской стране наконец-то появилась мода на красоту! Так дарите ее людям и не думайте о деньгах!

"Чокнутая", – подумал Дружинин, но говорить этого вслух, естественно, не стал, поскольку такое сумасшествие было ему только на руку.

– Итак, сколько? – снова беря сухой, деловой тон, осведомилась пациентка.

Дружинин быстро прикинул в уме стоимость полного комплекта оборудования хорошей современной операционной – по максимуму, естественно, – накинул пятьдесят тысяч сверху – гулять так гулять! – и, превозмогая желание трусливо зажмуриться и отвернуться, выпалил сумму.

Пациентка даже бровью не повела.

– Прелестно, – сказала она. – А сколько времени потребуется, чтобы все подготовить?

– Неделя, – подумав, ответил Дружинин. – Меньше никак не получится, но за неделю я постараюсь управиться.

– Уж постарайтесь, прошу вас, – улыбнулась пациентка. – Мне просто не терпится поскорее... ну, вы понимаете.

– Думаю, что понимаю, – сказал Дружинин. – Так что же, рискнем?

Выдвинув ящик письменного стола, он достал оттуда фоторепродукцию "Мадонны Литта" и, уже не скрываясь, сличил портрет с внешностью пациентки. Да, сходство было налицо, и это слегка облегчало задачу.

– Рискнем! – залихватским тоном воскликнула та. – Где наша не пропадала? А репродукция у вас, кстати, плохонькая. Я вам достану получше.

– Да, – рассеянно согласился Дружинин, – репродукция так себе... Но вы не беспокойтесь, я сам найду хорошую. Я уже предпринял кое-какие шаги в этом направлении, и мне обещали помочь...

Глава 9

Гаркуша остановил машину там, где от накатанной лесной дороги с уже растаявшими, превратившимися в две полосы топкой грязи колеями ответвлялась узкая просека. Видно было, что по просеке тоже ездили, но нечасто – колеи были забиты рыхлым ноздреватым снегом, а между ними из-под тающего зимнего покрывала уже выглядывали пучки жесткой, желтовато-серой прошлогодней травы. Глеб сделал вид, что примятый снег в колеях, который потом кто-то старательно подмел еловой лапой, скрывая следы недавно проехавшей здесь машины, остался им незамеченным.

– Ну, чего стал? – буркнул с заднего сиденья Бек. – Здесь ее, что ли, бросишь?

Гаркуша посмотрел на Кота, и тот молча кивнул: поехали. Гаркуша воткнул первую передачу, вздохнул и решительно завертел баранку, сворачивая с дороги на просеку. Переднеприводная "Лада" возмущенно выла, перемалывая колесами мокрый снег, багажник мотало из стороны в сторону, в днище гулко ударяли невесть откуда взявшиеся сучья, и сквозь весь этот шум до заднего сиденья доносились горестные вздохи Гаркуши: как всякий по-настоящему хороший водитель, он жалел машину, не предназначенную для поездок по пересеченной местности, да еще с таким грузом.

Поездка, впрочем, оказалась недолгой. Просека плавно свернула налево, затем направо, и Гаркуша остановил машину рядом с большой кучей валежника. Снег перед ней был перекопан и лежал крупными, смерзшимися во время ночного заморозка, а теперь снова подтаявшими комьями. Сразу было видно, что перекопали его нарочно, но Глеб решил не быть чересчур придирчивым: в конце концов, место здесь было достаточно глухое, чтобы все эти мелкие странности могли оставаться не замеченными на протяжении несчастных двух-трех дней.

– Станция Березай, кто приехал – вылезай! – весело объявил Бек и первым полез из машины.

Действуя все вместе, они в два счета раскидали сухой валежник и закурили, оценивающе разглядывая обнаружившийся под ним джип – довольно потрепанный, но зато очень вместительный.

– Да, – сказал Клава, который, насколько понял Глеб, за время странствий по Интернету нахватался всего понемножку из самых разных областей знания и мог более или менее авторитетно рассуждать о чем угодно, от астрофизики до сборки самодельных взрывных устройств, – это машина. Не шедевр, конечно, но для сельской местности сойдет.

– До хрена ты понимаешь, четырехглазый! – немедленно оскорбился Бек, который на пару с Гаркушей принимал участие в экспроприации данного автомобиля и потому относился к нему с понятной ревностью, как если бы он его не украл, а собрал своими руками. – Машина – зверь!