Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева

взглянула на Марьяну и поняла, что та давно мне за юбку спряталась. Даже пирог свой выронила.

— Садитесь, — шикнула я и неспеша направилась на кухню.

Дочка мне едва на пятки не наступала и голову в складках платья прятала. Неужели помнила, как отец ее об стену стукнул?

Быстро выставила на стол суп, пареную репу с маслом, блинцы со сметаной и пирог, который староста лишь надломил. Управившись с этим, села за тот же стол что и мужики, правда есть не стала, а дочь на коленки положила и стала ее светлую макушку гладить.

Сама смотрела на то как мужики едят. Тот что со шрамом мне кого-то напоминал.

Был у меня случай когда я в город на ярмарку приезжала. Я тогда брата найти пыталась и заплутала случайно. Попался мне на пути человек нехороший с мыслью меня к стене прижать и ласки моей получить. Я тогда отбилась, но кулон — оберег свой потеряла. А эту вещь мне лично дедушка на шею повесил — сильная колдовская вещь, берегущая меня во всех сферах жизни. Пошла я искать эту вещицу, прекрасно понимая, что в моих руках — это оберег, в чужих — проклятье родовое.

По ярмарке бегала, про потерю вызнавала, но мне никто и ничего не говорил конкретного, пока я на мужика не натолкнулась, который "дочку колдуна" выискивал. Меня по коротким волосам легко найти можно, я одна из баб не могу длинную косу носить, а иначе силу из родственников мужчин — колдунов перетяну себе.

Так и замерли мы, нашедши друг друга.

Тот мужик широкий в плечах сильно был и выше меня на полторы головы. Я смотрела на него, аки, заяц на волка. К тому же шрам его на пол лица меня пугал. Он был похож на тех душегубов с большой дороги, которыми меня отец стращал. Но одет был прилично, чисто, без заплат.

— Колдовская дочка, ты ничего не теряла? — посмотрел он на меня и я, едва не упала от силы его голоса.

Пришлось отпрянуть. Я тогда поняла, что передо мной тоже шаман какой. Только у мужиков с силой, голос властью великой обладает. Им до определенного момента и говорить запрещается. Брат мой до семи лет "немым" считался, чтобы ненароком кого не проклясть и в рабство не взять.

— Я, батенька, — пересилила я свой страх. — Кулон обережный потеряла. Заговоренный он. В чужих руках беду принесет. Он на серебрянной цепочке, а похож на золотой клюв птицы, — я быстро постаралась описать свою вещь, боясь что мужик вновь заговорит.

Мужчина понял мои опасения и просто кивнул головой, доставая из кармана мой кулончик. Я так сильно обрадовалась, что и про приличия забыла и про его колдовскую силу. Бросилась мужчине на шею, в щеку его поцеловала и забрав кулон, едва не танцуя побежала прочь, забыв даже спасибо сказать.

Вот сейчас передо мной сидит призрачное воспоминание из прошлого. Или не он? Вроде похож, а вроде нет.

— Яства вам по нраву? — решила я прервать молчание и продолжила играть золотыми кудрями дочери.

— Вот теперь и спрашивать можешь, — дал добро мне молодчик. — Меня Тихоном звать, я сын кузнеца и дело его продолжу.

Я осмотрела молодого, но поняла, что он выращен по всем традициям новой деревни. Жена для него — вынужденное приобретение с которым надо мирится, чтобы наследников получить. Так во всех новых деревнях с едиными храмами "складно" составляют семьи. А то что жена к примеру может не захотеть рожать в этом году и будет травки специальные пить — он не приемлет. Да и свободу жене не даст, даже чтобы она на час в лес уходила, чтобы в тишине побыть. У кузнеца, конечно, дело хорошее и в доме достаток будет, но жить я с ним буду как с Прохором. Может, хуже, раз достанусь молодому и горячему "порченной".

— Радим, — коротко произнес второй и я едва заметила, как по моему телу прошелся поток силы.

— Сквозняк у тебя, хозяйка, — тут же отреагировал Тихон и посмотрел по сторонам. — Давно стены конопатила?

— Перед зимой, — тихо выдохнула я, рассматривая пришедшего ко мне колдуна.

Он что, не знает, как силу скрыть? Он же говорит так, что других в дрожь бросает! Он может Марьяшу напугать!

— Искупала, попотчевала, сейчас спать уложу, а то утром дела делать надо, — резко встала я с лавки и напугала дочку.

Та спросонья заплакала и едва с лавки не упала. Подхватив малышку, я быстро указала мужчинам где им можно голову склонить.

Тихон смотрел на мою дочь, которая не смолкала и что-то пробурчал себе под нос. А я уже точно знала кого выберу в мужья, раз отвертеться не получится. Да и бегать от колдуна — только время зря терять. Если он захочет, то и через сто лет найдет. Вот только сила его голоса меня сильно пугает. Почему он ее повсюду разбрасывает?

Пока я одной рукой пыталась отмыть стол, дочка на моем плече притихла и даже воодушевленно засопела.

— Марьяша, может постоишь на своих ножках? — тихо спросила я у дочери.

Но та заинтересованно разглядывала человека за моей спиной.

Повернулась и встретилась взглядом с Радимом. Тот будто младенец, пойманный за руку, немного смутился. Оказывается, он рожицы строил моей малышке.

— А вы говорить совсем не можете? — нахмурилась я.

Не хотелось мне по его приказу в собственном тереме прыгать.

— Немного, — натуженно выдавил он.

— Сейчас, — пробубнила я и пошла во двор, прихватив небольшой холщевый мешочек для трав.

Темно, но я прекрасно помнила где у меня песок стоит, а Марьяша на плече весит и в темноту вглядывается. Собрав песок в мешочек я вернулась в светелку.

Радим в это время стол протер и посуду чистой стопкой на стол поставил. Сидел и ждал меня.

Достала нитки для вышивки и пару лент. Усадила дочку рядом и принялась вышивать и приговаривать:

— Как песок воду очищает и пропускает, так и слова Радима силу в теле оставляют, — я старалась шептать разборчиво, но очень тихо. — Слово мое — ключ. Замыкаю.

Не любят мужчины, когда я о своем родстве с колдунами вспоминаю. Это местные бабы ко мне каждое утро бегают. Кто за отваром для сил мужниных, а кто и для младенца своего куколку заговорить от подмены на откуп Мамунке и баннику.