Знак - Вероника Рот

– Именно, – улыбнулся Оуса. – Счастливого Дня Цветения.

– И тебе, пап, – отозвался Акос.

В ту ночь они так долго бодрствовали, что Айджа и Ори уснули прямо за кухонным столом. Сифа отнесла Ори на диван в гостиной, где девочка с некоторых пор проводила добрую половину ночей, а отец уложил Айджу в спальне. В итоге на кухне остались только мать с Акосом. Они всегда задерживались допоздна.

Мама включила экран. Забормотал выпуск новостей Ассамблеи. Членами галактического правительства являлись девять планет – самых больших или наиболее важных. Формально каждая из них сохраняла независимость, однако Ассамблея регулировала торговлю, армию, договоры, полеты, а также обеспечивала соблюдение законов в нейтральном космосе. Заседания Ассамблеи проходили на всех девяти планетах по очереди. На сей раз обсуждались засуха на Тепесе, медицинские разработки Отира, пираты, взявшие на абордаж корабль на орбите Питы…

Мама принялась открывать банки с сушеными травами. Сначала Акос решил, что она собирается сделать успокаивающий отвар, который поможет им обоим уснуть, но мать вышла в коридор и достала с верхней полки чулана кувшин с тихоцветами.

– По-моему, сейчас самое подходящее время для особенного урока, – вымолвила Сифа.

Обычно, когда она рассказывала ему о ледоцветах, Акос думал о ней как о «Сифе», а не как о «маме». Два сезона назад она стала в шутку называть их ночные занятия «уроками зельеварения», но сегодня ее голос звучал серьезно. Впрочем, с такой матерью ничего нельзя было сказать наверняка.

– Возьми разделочную доску и нарежь мне корня гарвы, – приказала она, натягивая перчатки. – Мы ведь с тобой и раньше использовали тихоцвет, верно?

– Да, для сонного эликсира, – кивнул Акос.

Он встал слева от матери, приготовив доску, нож и чуть-чуть пыльный корень гарвы. Посмотрел на белесый корешок, покрытым легким пушком.

– А еще мы брали его для успокаивающего отвара, – напомнила Сифа. – Если не ошибаюсь, я тебе тогда говорила, что он пригодится и для вечеринок. Когда ты станешь старше, разумеется.

– Ага. Так и сказала. «Вот когда станешь постарше, тогда…»

Уголки ее губ приподнялись. За редким исключением, большего веселья ожидать от нее не приходилось.

– Ингредиенты, которые ты, повзрослев, будешь использовать для успокоительного, пригодны и для приготовления яда, – продолжила Сифа, помрачнев. – Достаточно лишь удвоить дозу тихоцвета и корня гарвы. Понял?

– А зачем… – начал Акос, но она быстро сменила тему.

– Итак, – произнесла Сифа, кладя на разделочную доску сморщенный алый лепесток тихоцвета длиной в половину ладони. – Что занимало твои мысли нынче вечером?

– Ничто. В храме люди пялились на нас.

– Всех очаровывают судьбоносные. Хотелось бы мне сказать, что однажды они прекратят таращиться, но… – мать вздохнула. – Боюсь, на тебя они будут смотреть всегда.

Акосу захотелось спросить, почему она подчеркнула это «на тебя», однако он прикусил язык, зная, что одно неосторожное слово, и мама закончит урок столь же внезапно, как начала. Зато, если задать правильный вопрос, можно выведать у нее много такого, чего и знать-то ему не положено.

– Как насчет тебя? – спросил он. – Что занимало твои мысли?

– Ну… – мать принялась нарезать лепесток.

Нож тихонько постукивал по доске. Акос делал успехи, хотя иногда нарезанные кусочки корня и получались кривоватыми.

– Меня изводят мысли о семействе Ноавеков.

Пальцы ее обнаженных ног – ног предсказательницы – скрючились от холода.

– Они правят землями шотетов, наших заклятых врагов.

У шотетов не было родной планеты, и они славились жестокостью и свирепостью. Убивая очередного врага, они наносили себе на руку татуировку в виде линии, и даже их дети обучены были искусству войны. Как и семья Акоса, шотеты жили на Туве, в ковыльных степях, однако они никогда не называли планету Туве, а себя – тувенцами.

А сейчас замерзшие метелки ковыль-травы как раз скреблись в окно в доме Акоса.

Отец рассказывал, что его мать, бабушка Акоса, погибла, защищаясь хлебным ножом во время шотетского набега. Гесса до сих пор несла на себе шрамы шотетского неистовства: имена убитых, вырезанные на низких каменных стенах, выбитые окна, заложенные на скорую руку.

Надо лишь пройти через ковыли. Порой Акос думал, что шотеты находятся на расстоянии вытянутой руки.

– Род Ноавеков – судьбоносный, – продолжала мать. – Они такие же, как ты и твои брат с сестрой. Прежде предсказатели никогда не отмечали рождения таких младенцев среди Ноавеков, это случилось только на моем веку. Поэтому Ноавеки получили рычаги давления на шотетское правительство и заодно – неслыханную доселе власть.

– Странно, что такое возможно! В смысле, чтобы судьбу вдруг обретала новая семья.

– Мы, предсказатели, не контролируем тех, кто обретает судьбу. Мы видим сотни вариантов грядущего развития событий. Но судьба – это то, что повторяется с неким человеком в каждом из возможных вариантов его будущего, хотя подобное случается крайне редко. Судьбы определяют, кто становится их носителем, а не наоборот.

Акос никогда не задумывался о судьбе в таком ключе. Люди всегда утверждали, что предсказатели раздают судьбы как подарки, предпочитая важных «шишек». А если послушать его мать, выходило иначе: именно судьбы и делали «шишек» – «шишками».

– То есть ты увидела судьбы Ноавеков?

– Да, – кивнула она. – Их сына и дочери. Ризека и Кайры. Он – постарше, она – твоя ровесница.

Акос уже слышал про Ризека и Кайру. Люди плели про род Ноавеков всякое. Местные судачили о том, что у них якобы идет пена изо рта, в кувшинах хранятся глаза их кровных врагов, а татуировки на руках Ноавеков тянутся от запястий до плеч. Вполне вероятно, что последнее было правдой.

– Иногда легко понять, почему человек стал таким, а не иным, – тихо произнесла мать. – Ризек и Кайра – дети тирана. Их отец, Лазмет, сын женщины, убившей собственных братьев и сестер. Колена их рода заражены насилием. – Сифа начала раскачиваться взад и вперед. – И я вижу их всех…

Акос схватил ее за руку.

– Прости, Акос, – прошептала мама.

Акос не понял, извиняется ли она за то, что разоткровенничалась перед ним, или просит прощения за что-то другое. Впрочем, это было неважно.

Они стояли, обнявшись, слушая бормотание диктора, а темная ночь за окном стала еще темнее.

2. Акос

– Все произошло глубокой ночью, – говорил Осно, раздуваясь от гордости. – У меня на коленке была царапина, даже нарывать начала. Но когда утром я вылез из-под одеял, она исчезла.

Одна из стен класса была полукруглой, а две других – прямыми. Посередине располагался широкий очаг с горюч-камнями. Учительница, объясняя урок, всегда ходила вокруг него. Пол привычно поскрипывал под ее ботинками. Иногда Акос принимался подсчитывать круги, и число всегда было внушительным.

Вокруг очага расположились металлические стулья. Напротив них вместо столешниц находились закрепленные под углом стеклянные экраны, на которых демонстрировались материалы по теме урока.

Они уже включились, но учительница пока еще не пришла.

– Лучше покажи! – потребовала Риа.

Как истинная патриотка, Риа всегда носила шарфы с вышитой картой Туве и никогда никому не верила на слово. Выслушав очередную историю, она, наморщив веснушчатый носик, тотчас требовала доказательств.

Осно вытащил перочинный ножик и полоснул лезвием по пальцу. Из пореза выступила кровь – но даже Акос, сидевший дальше всех, увидел, что рана прямо на глазах начала затягиваться. Она как будто застегивалась на молнию.

В определенном возрасте каждый обретал свой токодар.

Акосу, несмотря на его целых четырнадцать сезонов, еще предстояло подождать. Иногда токодар передавался по наследству, иногда – нет. Временами он был полезен, а порой – совершенно никчемен. Дар Осно оказался чрезвычайно полезным.

– Здорово! – похвалила Риа. – Дождаться не могу, когда обрету свой. А ты-то сам догадывался, какой дар получишь?

Осно был самым высоким в классе. Разговаривая с кем-нибудь, он всегда старался подойти к собеседнику поближе и горделиво выпрямлялся во весь рост. С Акосом он последний раз общался еще в прошлом сезоне. Мать Осно тогда мимоходом бросила сыну: «Какой-то он невзрачный для судьбоносного, правда?»

Осно возразил: «Нет, он славный малый».

Вряд ли Акос действительно был «славным», но именно так обычно называют тихонь.

– Мой отец говорит, – Осно убрал со лба темные волосы и вальяжно перекинул руку через спинку стула, – что чем лучше ты познаешь самого себя, тем меньше удивления вызывает обретенный дар.

Риа согласно кивнула, и ее коса подпрыгнула на спине. Акос мог поспорить с кем угодно, что еще до конца сезона Риа и Осно начнут встречаться.

Что бы там ни собиралась сказать Риа, она не успела даже и рот открыть. Экран у двери моргнул и потемнел. Сразу же погасли и лампы в классе, а судя по отсутствию светлой полоски под дверью, и в коридоре. Оттуда донесся громкий возглас. Акос вскочил, ножки стула взвизгнули.