Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

— Что ты носишь? — неожиданно спросил Ганс.

Кречмер усмехнулся. Отложив сапог, он начал вытирать куском тряпки масленые пальцы.

— Динамо для велосипедов, подшипники, иногда оптику. Одни тяжелые вещи. Но Кубичек толковый мужик, умеет ценить чужой труд, не жмотничает, а мне не надо думать о перекупщиках.

— Здесь есть одно «но», — заметил Ганс. — Эти вещи наверняка чертовски дороги, и если попадешься таможенникам, то не откупишься.

— Естественно, — согласился Кречмер, — поэтому Кубичек и не доверяет свой товар простакам. Тащить на спине рюкзак стоимостью две тысячи и позволить себя поймать — такая работа никому не нужна. А что касается меня, у таможенников руки коротки, да и что касается тебя, тоже.

— Пять лет я не ходил через границу.

— Такие дела никогда не забываются.

— Это правда, — согласился Ганс и вдруг, затаив дыхание, спросил: — Так когда пойдем? Я уже достаточно долго гнил дома.

— Отлично! — радостно воскликнул Кречмер. — Марихен, Марихен, куда ты запропастилась?

Из соседней комнаты выглянула стройная девушка. Кивнув Гансу, она спросила:

— Что тебе, папа?

— Водки!

Девушка поставила на стол бутылку и рюмки. У пса было белое, с правильными чертами лицо, обрамленное копной густых рыжих волос.

— Выпьем?

— Выпьем!

— За наш первый совместный поход в Зальцберг!

— Давай. Пусть нам повезет!

— Мне всегда везет, — похвастался Кречмер, а потом искренне добавил: — Ты даже не представляешь, как я рад, Ганс. Очень рад. На тебя можно положиться. Если Карбан узнает, что мы ходим вместе, его удар хватит!

— Когда ты хочешь идти?

— Сегодня.

— Сегодня так сегодня. Мне все равно.

— Я заскочу к Кубичеку и договорюсь.

— Спасибо, предоставляю это тебе.

— Кубичек будет без ума от радости, это я тебе гарантирую. А на фабрику можешь наплевать. Этот негодяй Мюллер задолжал государству десять миллионов: налоги не платил. И пока ему их не спишут, он фабрику не откроет. Это факт, один парень из управления рассказывал. Мюллер — скотина.

— Папа! — с укором прервала его девушка.

— Ведь это правда. Довел людей до нищеты, да еще хапанул за это десять миллионов.

Марихен разлила водку в рюмки. Тихая, спокойная и красивая даже в старом свитере и грубых чулках ручной вязки, она стояла за ними с бутылкой в руке. Наклонившись над столом, девушка одной рукой оперлась о плечо Ганса. Ее спокойствие передалось и ему.

— Ты прав, Йозеф. Плевал я на фабрику. Я работал там пять лет, а что получил?

— Вот это слова мужчины! — промычал Кречмер. Взяв рюмку, он чокнулся с Гансом и опрокинул ее содержимом в рот — кадык на его худой, жилистой шее подпрыгнул. — Марихен, еще по одной.

Девушка заколебалась, но все же наполнила рюмки. Они снова чокнулись и залпом выпили.

— И по третьей!

— Хватит уже, папа.

— Марихен!

— Ты хочешь вечером идти в Зальцберг, а будет сильный мороз.

Ганс улыбнулся, глядя на рыжеволосую девушку. Она очень строго смотрела на отца. Ганс обратил внимание, что в ее карих глазах промелькнул зеленоватый отблеск, а от переносицы до лба пролегла складка.

— Вся в покойницу мать, — с гордостью пробормотал Кречмер, — все время что-нибудь запрещает мне.

— Она права, — согласился с девушкой Ганс, — контрабандист должен пить не перед походом, а после него.

— Старина, нам, мужчинам, нужно держаться вместе, — усмехнулся Кречмер и наклонился к Гансу: — Знаешь что? Зайди к Вайсу, тебе все равно мимо идти. Перед тем как отправиться на дело, я всегда захожу к нему ума набраться. Хоть будем знать, кто из таможенников сегодня в наряде.

— Хорошо, я зайду к нему.

— Мы выйдем около десяти, заходи за мной.

— Зайду, — согласился Ганс. Он еще раз взглянул на девушку, улыбнулся ей, поблагодарил за выпивку и вышел.

Деревня Кирхберг была окутана густым туманом. Несколько дней назад неожиданно потеплело, затем подморозило, и снег сверху покрылся коркой. «Проклятая погода! — недовольно поморщился Ганс. — Смерзшийся снег только помеха контрабандисту в ночном походе». Он плелся по деревне протоптанной тропой и думал о том, что ночью ледяная корка под ногами будет трещать, как битое стекло. Каждый шаг будет слышен за километр.

Он перешел через скованный льдом ручей. Окутанные туманом избы чем-то напоминали матрешек, завернутых в шерстяные платки. Через несколько минут из тумана вынырнуло большое здание школы, потом управа, и здесь же, рядом, находился дом, в котором помещалась контора пограничного таможенного контроля. Напротив, через дорогу, жил сапожник Вайс. Ганс вошел в сени, вытер ноги и открыл дверь в мастерскую. Вайс сидел на трехногом табурете у окна, на коленях у него лежал стянутый ремешком старый ботинок, в коричневую подошву которого он забивал белые деревянные гвозди. Он посмотрел на Ганса, слегка удивившись, так как тот давненько не заходил к нему, потом кивнул в ответ на приветствие и показал на свободный стул.

— Привет тебе, Вайс.

— Здравствуй. Плохая погода, да?

— Чертовски плохая!

— Другой теперь не будет.

Сапожник отложил в сторону молоток, наклонился и, протерев заиндевевшее окно, посмотрел на дорогу. Потом он перевел взгляд на стену, где висели старые сапоги с подковками. С минуту оба молчали. Вайс ждал, что Ганс сам расскажет, зачем пришел. Может, он захочет заказать ботинки?

— Что нового? — спросил сапожник спустя некоторое время.

Ганс пожал плечами. Молча покусывая губы, он никакие мог набраться смелости и сказать, зачем пожаловал.

— На фабрику уже не ходишь? — допытывался сапожник.

— Не хожу. Сегодня был там, спрашивал управляющего, не нужно ли чего, ведь зимой всегда кое-что ремонтируют...

— Говорят, что Мюллер на той стороне строит новую, современную текстильную фабрику, а на эту рухлядь ему наплевать, не к чему вкладывать в нее капитал.

— Черт бы побрал этого негодяя!

— Во всем виноват проклятый кризис. Здоровые мужчины сидят дома и страдают от безделья.

— Мне это уже надоело. Займусь прежним делом.

Сапожник от удивления вытаращил глаза. Отложив молоток, он некоторое время беззвучно шевелил губами, будучи не в состоянии проронить хотя бы слово.

— Об этом никто не должен знать, — предупредил его Ганс.

— Разумеется. Буду нем как рыба, не беспокойся, — заговорил он быстро, но про себя решил, что этого все равно в тайне не сохранишь. Ганс Гессе опять на границе. Суровый неуловимый Ганс, которого звали «королем контрабандистов». Таможенники гонялись за ним как проклятые, однако им ни разу не удалось поймать его с товаром. И вдруг он бросил контрабанду и пошел работать на фабрику.

— Мне надоело бедствовать. Я хочу зарабатывать.

— Ты прав, Ганс, — кивнул сапожник. — Ты еще хоть куда, любого молодого обскакать сможешь. Куда им с тобой тягаться!.. Господи, если Карбан узнает... Только вот что, Ганс, — доверительно шепнул сапожник, — я не хочу тебя отговаривать, но граница теперь иная, чем пять лет назад. В Германии к власти пришли нацисты. Да и местные нацисты не бездействуют.

— Понимаю, к чему ты клонишь. Слушай, я всегда голосовал за социал-демократов, а в остальном политикой не интересовался. На нацистов я чихать хотел. Мое дело — товар.

— Лучше держаться от политики подальше, — согласился Вайс. — Ты будешь ходить один или сформируешь группу?

— Начну ходить с Кречмером.

— Вот это да! — не удержался Вайс, подумав о том, что два старых, опытных контрабандиста доставят таможенникам немало хлопот.

— Если бы где-нибудь найти работу... — проговорил Ганс, будто оправдываясь.

— Да, сейчас ничего, кроме этой проклятой контрабанды, не остается, — кивнул Вайс.

И тут ему пришло в голову, что тог, кто однажды начал ходить с контрабандой, это грязное ремесло просто так не бросит. Пограничная полоса будет притягивать его как магнит, как безответная любовь. Все они ругают свое занятие, но жить без него не могут. Сколько уж было таких, кто зарекался, кто бил себя в грудь и клялся, что никогда больше... А через некоторое время они снова блуждали по лесу и таскали из Германии товары, измученные, но счастливые.

— Когда вы намереваетесь идти? — спросил Вайс.

— Сегодня вечером.

— Так вам хотелось бы узнать, кто сегодня будет в наряде? Какой груз вы понесете?

— Этого я и сам не знаю.

Вайс открыл ящик верстака и вытащил оттуда кусок замусоленной бумаги. Его круглое лицо с носом картошкой сразу стало задумчивым.

— Утром дежурили Дурдик и Малы. Я видел их, когда они шли мимо школы. Венцовский уехал в город на автобусе. Об этом мне сказал Хейль. Ночью, наверное, будет дежурить Карбан с этим новым парнем, а утром Непомуцкий с Павликом. Остерегайтесь Карбана: он бегает по границе, будто охотничья собака.