Новые рассказы Южных морей - Колин Джонсон

Роман «Сыновья должны возвращаться домой», где показаны сегодняшние проявления расовой дискриминации и расистских предрассудков и расхождения между «отцами и детьми» как в новозеландском обществе, так и в самоанской общине, вызвал широкий отклик. Вендт получил много писем и от полинезийцев-самоанцев и маори, и от меланезийцев, не оставшихся равнодушными к печальной истории любви юноши из скромной семьи самоанских иммигрантов и девушки, дочери богатого новозеландца-бизнесмена.

Для Вендта, прозаика и поэта, характерно решительное неприятие буржуазных ценностей, которые навязывают океанийцу. Он предает анафеме весь комплекс прописей, принятых за непреложные истины обывателем в погоне за респектабельностью, богатством, престижем. Показывая выхолощенность стандартизованного бытия, он создает образы жалких имитаторов, которые тщатся как можно больше походить на белых и превращаются в «карикатуры на самих себя». Шестидесятилетний Паовале Иосуа, верноподданнейший чиновник Департамента общественных работ, готовый «до конца служить колониальным властям», ревностный христианин и церковный староста, смешон в своем преклонении перед начальником-новозеландцем Трастом и по иронии судьбы гибнет из-за его любовницы («Декларация независимости»). Для Пеилуа, недоучившегося и высланного из Новой Зеландии за драку, «вся жизнь» — в чемодане с запасом модной одежды («Приезд Бледнолицего»). Вместе с украденным чемоданом Пеилуа лишается своей исключительности и возможности бездельничать и кормиться за счет родственников. О нем уже не скажут — «совсем как белый», он — как все, нет, хуже всех, проклятый отцом, потерявший себя. Оба имитатора, и законопослушный, и непутевый, гибнут от насильственных действий — среда, которой они изменили, мстит им, но и сама она отравлена тем же ядом поклонения чужим богам.

Вендт более, чем кто-либо среди прозаиков Океании, критичен в оценке океанийской патриархальности и традиционных социальных структур, свободен от их идеализации. Он видит трансформацию самоанской общины, которая все больше проникается «духом денег», зарождение местной буржуазии, продажность туземной элиты, лицемерие религиозных ханжей. Критицизм, направленный вовнутрь, навлек на него упреки соотечественников, ослепленных местным, самоанским национализмом.

Размышляя над взаимоотношениями личности и общества, степенью свободы и несвободы индивида в патриархальной общине, Вендт в романе «Поулиули» ставит своего рода эксперимент: старец, глава аинги, пользующийся непререкаемым авторитетом, в одно прекрасное утро решает прикинуться сумасшедшим и таким образом освободить себя от обязанности следовать обычаям, подчиняться установлениям, твердить молитвы. Но потеря разума, пусть мнимая, означает потерю власти. И самоанскому вождю, подобно королю Лиру, суждены горькие открытия. И даже удавшаяся месть обращается против него. Низложение члена парламента Маланга Путы, взяточника и казнокрада, приводит к кровопролитию, к пожизненному заключению любимого сына в тюрьму, и мнимый безумец действительно оказывается на пороге вечной тьмы — «поулиули». «Новый мир для таких, как Маланга… — говорит ему друг, — они повсюду, потому что они — порождение этого времени».

Вендт считает все свое творчество реакцией на колониальную историю Самоа, но это не значит, что оно обращено в прошлое. Будущее тихоокеанских островов — вот что тревожит прогрессивных художников. Сумеют ли народы Океании избежать новых форм порабощения? Сохранит ли свою неповторимость их культура, профанируемая создателями «туристского рая»?

Писатели-маори преобразили новозеландский литературный пейзаж. И дело не только в живописных деталях маорийского быта и народного искусства. Удивительной красоты резьба, украшающая дома и каноэ, изделия из нефрита и перламутровых раковин пауа, узоры старинных плащей из перьев птиц: красных — попугая, светло-зеленых-лесного голубя, черных и синих — туи, желтовато-бурых — киви, птицы, давшей новозеландцам их второе, неофициальное наименование… Все это было уже описано, и не раз. Поэзия Хоне Туваре и Роули Хабиба, проза Вити Ихимаэры и Патриции Грейс принесла в литературу осознание того, «что значит быть маори», как сформулировала суть своего творчества П. Грейс; в их произведениях живет кровная связь с землей маори. Она и там, где нет ни слова о «маорийском», — например, в прекрасном стихотворении Туваре «Дождь» со свойственным полинезийцу-островитянину ощущением себя частью природы, своей слитности с ней.

Я слышупрошили тишькаплидождя

Будь я глухимпоры на коже моейраскрылись быи впитали тебя

Яузнал бы тебяпо влажным твоим поцелуямбудь я слепым

по особомузапахуопаленной солнцемземлипо дроби твоейбарабаннойкогдазатихают ветра

Но если бы яне виделне слышал не осязалне вдыхал бы тебяты все жетворил бы меняразмывал меняхранил меня дождь[5]

(Перевод JI. Володарской)

Гражданские темы, к которым тяготеют писатели-мори, несмотря на различия взглядов и убеждений, вытекают из трудностей положения коренного населения в стране, колонизованной полтора века назад переселенцами из Англии — пакеха. Литература видит свою задачу в том, чтобы показать бессмертную душу, творческие силы и возможности народа, который выжил, хотя колонизаторы торопились объявить его обреченным в схватке с «высшей» цивилизацией. Она приступает к анализу — в человеческом аспекте — тех социально-экономических процессов, которые гонят маори, деревенского жителя, в город, разводят по разным ступеням социальной лестницы капиталиста-маори и безземельного пролетария. И она выходит за рамки локального — голос поэта-маори, выступающего против сил милитаризма, был слышен в годы борьбы за прекращение агрессии США во Вьетнаме.

Вити Ихимаэра начал писать рассказы и печататься, еще будучи студентом университета Виктории в Веллингтоне. Сборник, который они составили, «Поунаму, поунаму» (1972), имел такой успех у читателей, что фирма «Хейнеманн» несколько лет подряд повторяла издание. Романы «Танги» (1973) и «Ванау» (1974) закрепили за тридцатилетним Ихимаэрой звание первого маори — новеллиста и романиста. Впрочем, Патриция Грейс, школьная учительница и мать семерых детей, также имеет право на приоритет — сборник ее рассказов «Ваиарики» (1975) — первый написанный маорийкой. Наверное, слово «первый» чаще обычного употребляется в этом предисловии, но такова нынешняя литературная действительность Австралии и Океании.

Всем трем книгам, с которых начался его творческий путь, Ихимаэра дал маорийские названия, подчеркивая их принадлежность и устанавливая опознавательные знаки мира маори. Три названия — три символа. Поунаму — нефрит, заветный зеленый камень, под резцом превращавшийся в талисман с изображением предка, — служит Ихимаэре «магическим кристаллом», сквозь который проступают очертания гордого и свободного полинезийского прошлого, когда Северный остров Новой Зеландии был еще Те Ика а Мауи, Рыбой Мауи, а Южный — Те Вайи Поунаму, страной зеленой воды, то есть нефрита. Танги — погребальный обряд, в котором не только оплакивается ушедший, но и определяется его преемник в жизни, тот, кто берет на себя бремя его ответственности перед семьей, «родом». Ванау — большая патриархальная семья, община. Таковы концентрированные образы народной жизни в творчестве Ихимаэры.

Рассказы сборника «Поунаму, поунаму» воспринимаются как цикл. Они написаны в одной лирико-эмоциональной гамме, их объединяет герой-рассказчик, чье имя и возраст меняются, но, в сущности, за ними скрыто одно и то же лицо — молодой маори, горожанин, который изредка наведывается в родную деревню. Отлив населения из сельскохозяйственных районов ускоряет разрушение старого уклада и маорийской патриархальности. Маори ищут счастья в городе, где легче устроиться на работу и детям можно дать образование получше, где жизнь кажется более яркой, интересной, богатой. У Хоне Туватс есть грустное стихотворение «Покинутая земля» — об опустевшей старой деревне, куда больше «никогда никто не приедет, никто». В рассказе Ихимаэры «В поисках Изумрудного города» — сцене отъезда семьи в большой город и трогательного прощания мальчика с родными местами, с закадычным другом и коровой Эмере — боль расставания заглушает предвкушение нового, полного чудес, вселяющего надежды на богатство и благополучие.

Может показаться странным, что молодой писатель так много внимания уделяет старикам («Последняя игра», «Кит», «Бабушка» и др.). Его старики — хранители маоританга, традиций, завещанных предками, носители коллективистских идеалов, отзывчивые, жизнелюбивые. Когда гостей, опоздавших на свадебный пир, отказываются накормить, потрясенный старейшина ударами топора взламывает двери кладовой и обращается к приехавшим, как положено, со словами приветствия. Праведный гнев и страдание делают его в этот миг фигурой эпической — он подобен киту, который застрял на мелководье и погибает, истерзанный хищными чайками, истекающий кровью.