Интим не предлагать! - Агата Лель

мне, — спихиваю его с себя и собираюсь покинуть этот театр абсурда.

— Жень, да постой, — Богдан берёт меня за руку и останавливает. Вот чёрт знает почему, но снова позволяю себя уговорить и оборачиваюсь. — Короче… Блин, Веник тащится, пойдём в другом месте поговорим, — тянет меня к лестнице, но я артачусь:

— Не пойду я с тобой никуда, у меня лекция!

— Ромашкина, ну чего ты тугая такая, говорю же — дело крайней важности.

— Если Веник влепит мне прогул, отмазывать меня будешь ты! — стараясь громко не топать, юрко сматываемся на лестницу, несёмся на первый этаж и, переводя дух, оказываемся в полупустой столовой. Тяжело дыша, смахиваю с лица выпавшие пряди: — Всё, выкладывай, может, как-то смогу ещё без палева в аудиторию пробраться и ничего не пропустить.

— Давай кофе возьмём?

— Да что такое-то, а? Зачем столько прелюдий? Кофе, потом потанцуем, потом ты меня домой проводишь, и, может, только пото-ом…

— Нравишься ты мне, Ромашкина, вот что, — серьёзно произносит он, и на долю секунды я ему даже как будто бы верю, но через мгновение тут же начинаю хохотать на всю столовую.

— Я? Тебе? Да ты ж сам меня квёлой ледышкой обзывал, забыл?

— Ну это я дурак был.

— А сейчас поумнел?

— А сейчас — поумнел, — кивает он и, не в силах больше сдерживаться, тоже смеётся, являя миру ямочку на левой щеке. Сдаётся мне, что эта его ямочка половину института с ума и свела. Даже я когда-то на неё запала, в далёком-далёком прошлом.

— Поздравляю — ты теперь умный, флаг тебе в руки. Мне пора, — жму его ладонь и собираюсь удрать, но он цепляется за мои пальцы и, без спроса подтянув к столику, усаживает на обшарпанный столовский стул. Мелькает мысль — хорошо, что не в колготках, точно бы зацепки остались. Тяжело вздыхаю и, закинув ногу на ногу, складываю пальцы рук в плотный замок. — Ну чего тебе? Только не надо мне ля-ля про любовь, а то меня кофе утренним стошнит.

— Ладно, понял я, что с тобой эта стандартная пурга не прокатит, — обречённо машет рукой Малиновский и убирает пятернёй на макушку надоевшую чёлку. — Признаюсь, чувств у меня к тебе никаких, прости. Только не реви.

— Пф! — иронично выдыхаю я и закатываю глаза.

— Но руку я тебе действительно предлагаю. Извини, без сердца. Этот орган китайская доставка где-то по пути из Шанхая потеряла.

— Ты идиот, Малиновский, и шутки у тебя не смешные.

— Да не шутка это! — возмущается он.

— Ну если не шутка, то засунь свою руку в…

— Понял, не дурак, — вскидывает ладони Богдан и, подавшись вперёд, понижает тон: — Не нужна рука — просто возьми кольцо, — и тут передо мной на исполосованный царапинами стол ложится коробочка от Тиффани.

— Ва-ау! Вот это да-а-а-а! Уи-и! — восхищённо верещу и тут же меняю тон: — Ты этого ожидал или чего?

— Примерно этого, но ты оказывается совсем с браком.

— Я сейчас уйду.

— Стой! — выпаливает он и снова мило улыбается: — Реагируй как хочешь, просто возьми его себе.

— И что мне с ним делать?

— Надеть на палец и пойти со мной в загс, скажем, в понедельник. Много у тебя в понедельник пар?

— Псих! — бросаю и действительно начинаю его всерьёз опасаться.

— Да не псих я. Короче, правду-матку? О’кей, — шаркая ножками о линолеум он пододвигает стул ближе и, положив руку на стол ладонью вниз, бормочет: — Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды.

— Малиновский, а тебе сколько лет? — бесцеремонно перебиваю этот несуразный спич.

— Двадцать один.

— М. А кажется, что одиннадцать.

— Но-но, ты мне такие маленькие цифры не называй, они мне самооценку ниже плинтуса опускают, — грозит пальцем Богдан, и я усиленно вспоминаю, где и когда так согрешила.

— Короче, так, — ударяю ладонями о стол и, приподнявшись, нависаю над шутником: — Или прямо сейчас говоришь как есть…

— Классные у тебя… — делает акцент глазами на вырез моей кофточки и я взвиваюсь:

— Всё, оно лопнуло.

— Что лопнуло?

— Моё терпение! — вскакиваю со стула и пулей лечу на выход, толкнув по пути первокурсника с полным подносом столовской еды.

— Ромашкина, стой! — Малиновский в три секунды меня догоняет и, не обращая внимания на возражения, тянет к пыльному подоконнику, на котором одиноко притулилась захошая фиалка. Придавив меня к ледяной чугунной батарее, говорит, наконец, без всяких премудростей: — Короче, я попал по полной, и мне срочно — вот прям как диарея из… — ловит мой свирепый взгляд, — …того места, куда ты мне мою руку предложила засунуть нужно на ком-то жениться.

— Ну так выбери любую, свистни — очередь сбежится. Я-то тут при чём?

— Так я тебя выбрал.

— А я тебя нет.

— Ромашкина, не будь дурочкой, предложение — закачаешься. Выслушай прежде условия, — шепчет он, и я против воли восхищаюсь цветом его глаз. Голубые-голубые, как небушко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— Я точно не соглашусь, но условия узнать интересно. Ну просто чтоб знать степень твоего помешательства.

— В общем, за брак со мной — краткосрочный! — уточняет, — фиктивный брак, я заплачу тебе три миллиона рублей.

— Чего-о? Да ты гонишь! — пихаю его ладонями в грудь и вырываюсь из вынужденного плена. — Нет у тебя таких денег!

— Ты тачку мою видела? Порше. Подарок деда. Знаешь, кто мой дед? — выдерживает интригу и стреляет: — Мой дед — владелец Нефть ДорТранса.

— Снова гонишь. Да был бы твой дед тем самым Малиновским, ты бы в этом универе не учился, протирал штаны где-нибудь в Гарварде.

— А я и протирал. Шесть месяцев отучился и вот я здесь, на радость всем.

— Турнули?

— Шесть месяцев пьянства, бесконтрольных вечеринок и умопомрачительного, — играет бровями, — секса. Оно того стоило. Правда, потом обо всём прознал дед, — и грустно так, — да что теперь об этом.

— Нет, я подозревала, что кто-то из твоих родственников важная шишка, но чтобы сам Малиновский… Ну ты точно идиот, такой шанс упустил. Это же Америка,