Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

Ирина решила остановиться на первом, что пришло на ум: оленина в соусе из красного вина с грибами шиитаке и можжевеловыми ягодами. Старое проверенное блюдо. Реакция гостя была восторженной, но на этот раз Ирина настойчиво задавалась вопросом: действительно ли меню так восхитило Рэмси? Желая привнести нотку оригинальности в ужин с привычным блюдом, готовившимся в доме много раз, она решила надеть открытое платье, которое много лет не доставала из гардероба. Платье хранилось в самой глубине шкафа, поскольку бретельки были чуть длинноваты и постоянно соскальзывали с плеч. Мягкая ткань бледно-голубого цвета подчеркивала бедра, длина требовала подтягивать платье вниз при каждом желании сесть. Ирина не представляла, о чем она думала, когда принимала решение облачиться в столь откровенный наряд перед человеком, едва закончившим процедуру развода. В любом случае внимание Рэмси в тот вечер было сосредоточено вовсе не на дичи.

К счастью, Лоренс ничего не заметил. Он обратил внимание только на то, что Рэмси не торопится уходить. Даже в обществе звезды силы Лоренса, затрачиваемые на исполнение роли радушного хозяина, были ограниченны и иссякали, как правило, к двум часам ночи. Рэмси заставил его здорово превысить лимит.

Лоренс торопливо собрал тарелки и громко постукивал ими, когда мыл на кухне. Оставшись наедине с Рэмси, Ирина запаниковала, не найдя темы для разговора. Благодаря его злоупотреблению их гостеприимством Лоренс, пожалуй, сможет перемыть всю посуду! Стоило завязаться беседе, как их прерывал Лоренс, появлявшийся из кухни с намерением то протереть стол, то убрать капли воска, при этом он старался не встречаться взглядом с Рэмси. Не обращая внимания на бестактность хозяина, гость наполнял бокалы вином. Упаковывать свой кий он стал уже после трех.

За весь год трио больше ни разу не собиралось, словно Ирине и Лоренсу требовалось время на восстановление сил. Однако Лоренс был не в обиде и соглашался с Ириной, что манеры Рэмси прямо противоположны уровню его мастерства в снукере. Кроме того, за украденное у сна время Лоренс получил отличную компенсацию в виде бесплатных билетов на матчи всего сезона.

Вновь наступил июль. Однако в этом году все было необычно.

Несколько дней назад Лоренс позвонил Ирине из Сараева и напомнил о приближающемся дне рождения Рэмси.

— О да. Верно, — произнесла она. — Я и забыла.

Ирина обманывала прежде всего себя. Она не забыла и повела себя глупо, притворившись. Малейшее утаивание истины от Лоренса вносило в жизнь ощущение изолированности и грусти, отдаления, а порой и страха. Она скорее предпочла бы быть уличенной во лжи, чем позволить хитрости сойти с рук и жить с ужасом оттого, что подобное возможно.

— Не собираешься с ним созвониться? — поинтересовался Лоренс.

Ирина медлила с ответом, пока не узнала, что Лоренс пробудет на конференции по «формированию нации» в Боснии до 7 июля.

— Даже не знаю, — наконец сказала она. — Не уверена, что мы с Рэмси такие уж близкие друзья.

— О, я думаю, ты ему нравишься, — сухо заметил Лоренс, но в интонации слышался подтекст: «Очень даже нравишься».

— Он такой скучный. Не представляю, о чем мы будем говорить.

— А ты не думаешь о формате «без галстука»? Ей-богу, Ирина, тебе следует позвонить, пусть и для того, чтобы предоставить ему возможность отказаться от встречи. Сколько лет мы…

— Пять, — угрюмо ответила Ирина. Она считала.

— Если ты не позвонишь, он обидится. Перед отъездом я оставил Рэмси сообщение на автоответчике мобильного, сказал, что в этом году 6-го буду в Сараеве, но случайно проговорился, что ты остаешься в Лондоне. Если у тебя нет настроения, я всегда могу перезвонить отсюда и сказать, что в последнюю минуту ты передумала и поехала со мной. Какая жалость, что нас обоих нет в городе, и всякое такое.

— Нет, не стоит. Не хочу опускаться до лжи по столь ничтожному поводу. — Ирина не хотела признаться, что способна солгать по уважительной причине, но понимала: сия извилистая дорожка может далеко завести. — Хорошо, я позвоню ему.

Она не позвонила Рэмси, но позвонила Бетси Филпот, редактировавшей их с Джуд книги в «Рэндом-Хаус» и, соответственно, знакомой с Рэмси. Последние два года они не работали вместе и превратились из коллег в приятельниц.

— Скажи, вы с Лео свободны 6-го?

— Нет, мы не свободны 6-го, — ответила Бетси, предпочитавшая изъясняться прямо.

— Черт.

— Почему это так важно?

— Это день рождения Рэмси, и обычно мы отмечали его вместе. Сейчас Джуд в прошлом, Лоренс в Сараеве. Осталась одна я.

— И что?

— Это звучит несколько самоуверенно, возможно, я все придумала, но не кажется ли тебе, что Рэмси не… — он меня немного недолюбливает. — Она едва осмелилась произнести свои подозрения вслух.

— На меня он не произвел впечатления злого волка. Не думаю, что тебе предстоит столкнуться с тем, с чем не сможешь справиться. Впрочем, если не хочешь, то и не делай.

Для Бетси, урожденной американки, все и всегда было просто. В ее умении с холодной сдержанностью и упорством выбираться из водоворотов судьбы, которые многим казались непреодолимыми, ощущалась некоторая безжалостность. Когда Джуд и Ирина поссорились, Бетси, равнодушно пожав плечами, заявила:

— Ты никогда не испытывала к ней расположения, поэтому просто забудь обо всем.

Ирина не чувствовала, что разрешила ситуацию должным образом, а значит, и ни пыталась ее разрешить. Каждое утро, по мере приближения 6 июля, она давала себе слово позвонить Рэмси днем, а днем клялась себе, что позвонит вечером. Тем не менее приличия следует соблюдать и тем, кто ложится за полночь, поэтому, взглянув на часы в 23:00, Ирина качала головой и вновь давала себе слово позвонить следующим утром. Встав с постели и подумав, она приходила к выводу, что Рэмси любит поспать допоздна, и цикл обещаний повторялся сначала. 6 июля выпадало на субботу, и в пятницу Ирине пришло в голову, что не совсем прилично предупреждать человека о празднике накануне, лучше сделать вид, что она забыла, чем показаться бестактной.

Что ж, теперь ей не придется самой решать проблему под названием «день рождения Рэмси Эктона». По телу прокатилось облегчение, неожиданно оставив после себя легкую тоску. В полночь зазвонил телефон, Ирина была настолько уверена, что это Лоренс, что, не задумываясь, ответила по-русски:

— Здравствуй, милый.

В ответ не раздалось ни звука.

— Здравствуй, любовь моя!

Молчание. Это не Лоренс.

— Извините… — смущенно произнес мужской голос с заметным британским акцентом. — Могу я поговорить с Ириной Макговерн?

— Ох, простите. Я слушаю. Просто думала, что звонит Лоренс…

— Это был русский?

— У Лоренса ужасающий русский, но кое-что он знает. В Москве ни за что бы не объяснился, но мы используем этот язык дома, для развлечения. — Ирина помолчала. — Так, шутки ради, — зачем-то добавила она в пустоту.

— Чертовски мило. — Собеседник до сих пор не представился, а ей было уже неловко спросить, с кем она говорит.

— Мы с Лоренсом и познакомились, когда я начала учить его русскому языку в Нью-Йорке. — Ирина помолчала, растерянно моргая. — Он писал диссертацию о нераспространении ядерного оружия в Колумбийском университете. Тогда считалось, что ему надо знать русский, хотя сейчас скорее корейский… Но у Лоренса нет способностей к языкам. Худшего студента у меня в жизни не было. — Бла-бла-бла. И кто же это? Впрочем, предположения у нее были.

Короткий смешок.

— Чертовски мило… Уж и не знаю, почему мне так кажется…

— Итак… — Ирина была решительно настроена выяснить личность мужчины. — А как у тебя дела?

— Все зависит от того, свободна ли ты завтра вечером.

— Как же мне не быть свободной? — И рискнула: — Ведь у тебя день рождения.

Вновь послышался короткий смешок.

— Ты ведь не сразу поняла, что это я, верно? Только что догадалась?

— Ну а как я должна была понять? Мы ведь — странно, конечно, — за все эти годы ни разу не говорили по телефону.

— Нет… — В голосе мелькнуло удивление. — Похоже, ни разу.

— Мы всегда договаривались о встрече через Джуд, так ведь? А после вашего развода этим занимался Лоренс.

Тишина. Манера Рэмси вести телефонный разговор напоминала синкопированную мелодию. Если Ирина не останавливалась, они начинали говорить одновременно или вместе замолкали.

— Что ты говоришь? — спросили они хором. А затем: — Извини.

И как они проведут вместе целый вечер, если простой телефонный разговор дается им с трудом?

— Не привыкла слышать твой голос в трубке, — произнесла Ирина. — Такое впечатление, что ты звонишь с Северного полюса по игрушечному телефону из картона с веревочными проводами. Временами становится как-то странно тихо.