Исчезнувший клад - Наталья Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вот все удивляюсь на вас, — взяв себе еще одну мягкую, сдобную баранку, сказала Сабира. — Как это вы живете рядом с кладбищем?
— А что такого? — спросила Таисья Кирилловна. — Обычное место, как любое другое.
Бабушка Катерины была еще не старой, хотя ее немного старила деревенская одежда — широченная юбка, кофта с длинными рукавами и фартук, который она носила почти всегда.
— Ну, как же, ведь это же кладбище. Вам должно быть страшно, никто не любит кладбищ. Кать, а ты как? — продолжала удивляться Сабира. По своей природе она была любознательной девушкой, а особенно ее интересовало все необычное и таинственное.
— Да я родилась в этом доме, все мое детство здесь прошло, — пожала плечами подруга. Ее тоже привлекало все таинственное, но, в отличие от Сабиры, для нее многие необычные вещи стали привычными. Этому способствовала жизнь с бабушкой Таисьей Кирилловной, которая была местной травницей и знахаркой. — Как-то я никогда не думала о том, что мы живем рядом с кладбищем.
— Я вот тоже на соседней улице живу, — встряла Валентина, — и никогда не боялась.
Валя, в отличие от своих подружек, была более приземленным человеком. Как говорят, она твердо стояла на земле, она уже работала, и у нее не было времени заниматься «всякими глупостями».
— Я не всегда жила у кладбища, а вот переехала сюда, да привыкла, — спокойно сказала Таисья Кирилловна. Бабушка Кати вообще говорила мало, и всегда по существу.
Кладбище и правда было совсем рядом с домом, где жили бабушка и дедушка Екатерины. Оно было старинным и очень самобытным. Кладбище находилось на косогоре, и его со всех сторон окружали лужайки. Вся его территория была огорожена каменной широкой стеной из плит, раньше она была высокой, но с течением времени некоторые плиты раскрошились, и стена превратилась в удобное место для игр местной детворы. От входа вглубь кладбища вела центральная аллея, вдоль которой стояли большие и маленькие литые чугунные фигуры. В самом центре кладбища на аллее стояла старинная маленькая часовня, в которой по большим религиозным праздникам проводились службы. Основными обитателями кладбища были птицы, они галдели с утра до вечера, и своим гвалтом нарушали привычную тишину этого места.
— Ну, неужели ничего страшного или необычного здесь у вас не случалось? — настаивала Сабира. — Что-то мне Катюшка рассказывала, про свадьбу какую-то. Кать, помнишь?
— А, точно, — вспомнила Катя. — Это мне бабушка рассказывала. Бабушка, — обратилась она к ней, — расскажи девчонками про чертячью свадьбу, как мне рассказывала.
— Про чертячью? — удивилась Валентина. — Что-то я ничего про это не слышала. Таисья Кирилловна, расскажите.
— Хорошо, что твой дед ушел спать, — усмехнулась Катина бабушка, — а то он все время надо мной подсмеивается, и ни во что не верит. Вы же знаете, он у нас старый партизан, ни в черта, ни в Бога не верит.
Дед Катерины, Василий Константинович, обладал очень примечательной внешностью, он был как две капли воды похож на Василия Ивановича Чапаева. Сходство было таким сильным, что на всех демонстрациях и праздничных шествиях он одевал черную овчинную в пол бурку, садился на коня, брал в руки саблю, водружал на голову папаху с красной лентой, и, подкручивая усы, возглавлял главную колонну праздничного шествия.
Все налили себе еще по чашке чая и стали с удовольствием слушать Таисью Кирилловну.
— Ладно, расскажу, слушайте, девоньки. Дело было как раз перед войной. Я совсем еще молодой была, но постарше вас теперешних. Я тогда только переехала в этот дом, мы часто ходили на кладбище, ведь там похоронена вся наша родня, мы иногда бегали туда даже по вечерам, никому и в голову не приходило чего-то бояться. Все случилось в сентябрьский день, под вечер. Как сейчас помню, день был солнечный, теплый, мой Василий ушел на завод после обеда ко второй смене. Это был день памяти моей родной тетки, и мне надо было обязательно побывать в этот день на ее могилке. Я хотела туда с утра сходить, но закрутилась по хозяйству, и пришла на кладбище уже ближе к вечеру. Помню, что ворота, которые ведут на кладбище, были уже закрыты на засов, их сторож всегда вечером закрывает, а оставляет открытой только калитку, в нее я и зашла.
— Это же наверно уже совсем поздно было? — спросила Валентина.
— Ну, солнышко уже садилось, но было еще светло. И потом, день был солнечный, небо без облаков, и, я запомнила, что совершенно безветренный. Я, когда шла по центральной аллее, даже листик не шелохнулся. У нас бывают на Южном Урале такие дни — настоящее бабье лето. И вокруг царила такая тишина и покой! Я еще тогда удивилась, что даже ворон не было слышно, а ведь они обычно всегда на кладбище галдят. Мне надо было дойти до главной часовенки, она стоит прямо посреди кладбища, и повернуть налево, на боковую дорожку. Вот когда я подошла к этой дорожке, все и случилось.
— Что? — ахнула Сабира. Она так внимательно слушала, что даже забыла про чай и баранки.
— Вдруг я почувствовало что-то неладное — меня обуял внезапный ужас. Я оглянулась и увидела, что вдоль дорожки возникла какая-то поземка из пыли и опавших листьев. Знаете, как маленький смерчик? Он явно приближался ко мне, и вдруг закружился вокруг моих ног. Он крутился все быстрее и быстрее, но выше колен не поднимался. А ведь ветра так и не было!
— Ужас какой! — воскликнула Валя.
— Я очень испугалась, — продолжала Таисья Кирилловна. Она была не робкого десятка, но по ее тону чувствовалось, что тогда ей стало действительно очень страшно. — Мне неожиданно вступило в ноги, они ослабели, и я не могла сделать и шагу. Листья продолжали крутиться вокруг меня, и образовалась воронка. Я просто рухнула на колени, не было сил даже руки поднять и перекреститься. И тут я вспомнила про часовню, я из последних сил поползла к ней и читала молитвы, все, какие приходили на ум, им меня когда-то маменька научила. Пока я ползла, воронка кружилась вокруг меня, она стала еще больше, и, знаете, я даже услышала какой-то шепот и смех. Смех меня больше всего напугал, он был еле слышный, но злорадный. До сих пор удивляюсь, как у меня хватило сил доползти до ступенек часовни. Дверь в нее была закрыта, но я заползла по ступенькам и прислонилась к закрытой двери. Прикрыла глаза и продолжала читать молитвы, здесь я уже смогла перекреститься.
