Плач Агриопы - Алексей Филиппов

- Сюда, — управдом направился к подвалу, приоткрыл взломанную дверь и малодушно попытался пропустить вперёд медиков, но длиннолицый ещё раз, повелительно, буркнул:

- Показывайте, показывайте, — И Павел был вынужден вновь спуститься в подвал.

Он и сам не знал, что ожидал там увидеть: «арийца», превратившегося в дикого зверя? Мертвеца? Или ещё хуже — грязный бетонный пол и ни живой души: доказательства того, что незнакомец привиделся ему от недосыпа. Однако, всё оказалось не так страшно: незнакомец, похоже, слегка пришёл в себя — быть может, даже начал осознавать свою наготу и стыдиться её, поскольку теперь сидел, забившись в тёмный подвальный угол, прислонившись спиной к толстой ветхой трубе и обхватив колени руками. Глаза его были открыты, и в них уже не плескалось тех тоски и безумия, что поразили Павла прежде.

Некий мистический ореол, которым, как казалось Павлу, был окружён «ариец» ещё полчаса назад, теперь почти рассеялся. Врачи, похоже, и вовсе ничего этакого не ощутили и направились к пациенту без малейших сомнений. Женщина-медичка сразу принялась прощупывать пульс «арийца», а мужчина умудрялся в то же время приподнимать ему веки и рассматривать зрачки.

- Что с ним? — Поинтересовался Павел.

- Переохлаждение, надо думать, — буркнул мужчина.

- И сильнейший стресс, — добавила медичка.

- Мы его забираем, — безапелляционно бросил длиннолицый, — Кто он и откуда тут взялся вы, конечно, не знаете?

- Нет, — признал Павел, — Впервые вижу. Точно не из нашего дома. — А может, полицию к нему? Всё-таки, может, ограбили, избили?

В эту самую минуту обнажённый что-то вскрикнул — громко и словно бы с торжеством. Глаза его сверкнули двумя молниями. Но этот порыв неведомой фанатичности закончился так же быстро, как начался: снова несчастный сгорбился, умолк.

- Да он у вас, кажись, на латыни изъясняется, — С усмешкой и некоторым изумлением в голосе произнёс длиннолицый, — Может, какой-нибудь кардинал, проездом из Ватикана, в вашем подвале заночевал?

- На Латыни? — Встрепенулся Павел. Он чуть не огрел себя кулаком по лбу: ну конечно же — это была Латынь. Та самая Латынь, которую ему безуспешно пытались вдолбить на истфаке. Как же быстро растрачивается знание! При слове «Латынь» в голове у Павла возникал абсолютно чистый лист. Оставалось апеллировать к доктору.

- Вы можете понять, что он говорит?

- Ну нет, это не ко мне, — Обиженно фыркнул медик, — Я восемь лет назад в меде этой латынью на всю жизнь отстрелялся. На рецепты меня хватит, а больше — ни-ни.

Павел слегка успокоился; значит, он всё-таки не хуже и не глупее других. Но, может, медик скромничает?

- Хоть приблизительно — Решился настаивать управдом, — В общих словах, о чём он там бормочет? Может, имя своё говорит или адрес?

- Про смерть что-то и про лекарство, — длиннолицый поскрёб затылок, — Может, студент какой-нибудь: свихнулся на почве подготовки к экзамену. Заучивал, например, пятьдесят крылатых латинских выражений — и заклинило, — Медик, довольный своим остроумием, коротко хохотнул. — Но забрать мы его всё равно заберём, — посерьёзнев, продолжил он, — Прямо сейчас, без проволочек. У нас тут недавно два бомжа померли, прямо у супермаркета, скорая подбирать побрезговала, — ну и попала история, так сказать, в свободную прессу. Теперь мы всех, кто с улицы, до больницы довозим, чтоб комар носа не подточил.

- Ну и хорошо, — выдохнул с облегчением Павел, — Но если он не очухается, по-человечески не заговорит, — вы в полицию — уже сами? Его ж тогда по базе пропавших пробивать надо, все дела…

- Дело привычное, — односложно буркнул длиннолицый — Без полиции и вы не останетесь, не переживайте. Приёмный покой по любому «криминал» выставит — как положено. Так что ждите участкового, или опера — с расспросами.

- Он под кайфом? — решил уточнить управдом. — Я посмотрел: вроде, вены чистые?

- Не знаю, — медик равнодушно повёл плечами, — С виду в норме, а что там в крови кипит — так сразу не скажешь, это по анализам только. Зрачки не увеличены, мышечная реакция — дай бог каждому. Вообще, я б сказал, что он испуган до полусмерти, но, может, и наркоту какую хитрую глотал — сейчас чего только не продают.

- Забирайте, — Павел вспомнил: времени у него — в обрез. — Я, может, позвоню завтра, узнаю, как у него дела, — Неожиданно для себя самого добавил он. — Вы его в нашу, двадцать шестую, повезёте?

- Угу, — кивнул длиннолицый. И, повернувшись к медичке, скомандовал, — Будем его выводить, взяли…

Сам он бесстрашно подхватил «арийца» под локоть и дёрнул вверх. Тот как-то по-щенячьи взвизгнул и отодвинулся от руки доктора.

- Тааак, — протянул длиннолицый, — Да у нас тут проблема. Ну-ка, без капризов, — Он кивнул медичке, и они уже вдвоём попробовали приподнять незнакомца, зайдя с двух сторон.

«Ариец» начал отбиваться, выгнулся колесом, потом, наверняка, поставив себе ещё несколько крупных синяков, тяжело упал обратно на бетонный пол и заслонился руками.

- Подождите! — управдом подскочил к медикам, — Может, он стыдится на улицу… он же как бы голый… вообще…

Павел, подчиняясь какому-то порыву, стянул с себя лёгкую потрёпанную ветровку, в которой делал утренние обходы подшефного хозяйства, и накинул её на «арийца». Остался в одной полосатой рубашке, потёртых чёрных джинсах и таких же «немолодых» кроссовках. Сразу озяб. Но его жертва оказалась не напрасной.

«Ариец» оживился, схватил ветровку и, вполне осмысленными движениями, натянул её на себя. Потом повернулся к Павлу и с грустью, еле слышно, произнёс что-то, что опять услышалось управдому как «мортира» и «контра».

- Пойдём, — встрял длиннолицый, адресуясь к «арийцу», — Или мне дурку вызывать?

На этот раз, к лёгкому изумлению Павла, «смутьян» и не подумал возражать или сопротивляться: он поднялся и побрёл к подвальной лестнице, на выход, даже без помощи медбригады. Павлу оставалось только наблюдать, как вся троица грузится в карету скорой, при повышенном внимании Жбанки, ожидавшей развития событий у машины. Задняя дверь скорой захлопнулась, машина зачем-то коротко взвыла сиреной и мягко тронула с места.

Управдом проводил её взглядом, перевёл взгляд на Жбанку, — и тут вдруг его осенило: он вспомнил, что именно показалось ему странным в недавних рассуждениях пенсионерки. Тамара Валерьевна никогда не отличалась деликатностью, зато всегда числилась в боевитых старушках. Не раз и не два она чуть не за ухо, как нашкодивших щенков, выпроваживала из подъезда устроившийся там посторонний молодняк. Невменяемость отдельных личностей её, при этом, не пугала. Почему же она спасовала перед незнакомцем, разрывающим на себе одежды, не сделала ему выговора за непотребное поведение или, хотя бы, не вызвала полицию, углядев, как тот высаживает подвальную дверь?