Тринадцатый знак - Анатолий Манаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек называет себя венцом творенья. Но это пока не подтверждено никем, кроме него самого. А что, если он не единственный во Вселенной?..
Вернемся, однако, на круги своя. Сохранение тепла считается первой жизненной потребностью человеческого организма, сначала тепла физического, потом духовного - идей и привязанностей. Так будем же откровенны перед самими собой и признаем: в генетический код российского интеллигента идейность бесспорно заложена, но, если своей идеей он традиционно считал просвещение, правду и справедливость, его практическое дело нередко оборачивалось нигилизмом или угодничеством. Побуждая детей своих мыслить раскованно, он не создал им прочной основы для этого, ибо его интеллигентность была заквашена на западных знаниях, насаждаемых насильно ради спасения империи.
Велики заслуги Петра в придании России европейского вида, но он же благословлял и жесточайшие расправы над инакомыслящими, которых заточали в крепость по малейшему подозрению в покушении на основы государства российского. Совесть, честь, мораль основателя империи были совсем не евангельского происхождения. Иначе как объяснить появление одного из первых указов созданного им синода, обязывавшего духовных отцов незамедлительно доносить в Преображенский приказ или Тайную канцелярию обо всех "умыслах, затрагивавших честь и здравие государевы". Прямое нарушение тайны исповеди и доносительство приравнивались высочайшим повелением к христианским добродетелям!
Если церковники брали грех на душу, чего же ждать было от простых мирян. Молитвы сопровождались пирами, гуляние шло под непристойные рассказы и частенько заканчивалось кровавыми драками. В верхах царила показуха: дабы пустить пыль в глаза, на время приемов иностранных послов в Кремле боярам и святым отцам выдавались по списку на прокат шитые золотом одеяния. А в подвальных камерах Преображенского приказа пытали не менее изощренно, чем инквизиция Папы Римского.
На непрочных основах культуры покоилось и видение мира, в коем отдавалось предпочтение не логике рассуждения, а принятию на веру догматов, слепому следованию указаниям свыше. Свобода воспринималась как вольница и распущенность. Если крепостные крестьяне отказывались поставлять барину дочерей по "праву первой брачной ночи", считалось, что они совершают преступление... против нравственности и религии. От праздного безделья дворяне частенько не знали, куда себя деть, а многие не только говорить, думать-то по-русски не желали. Ах, эти дивные балы Петербурга! Танцы, музыка, сплошное очарование! Среди вальсировавших, блиставших на них эполетами попадались и натуры слезливые, но способные сорвать с лица солдата усы вместе с кожей.
Быть может, в этом и кроется "мистика русской души" - в фанатической вере, бросающейся в крайность полного неверия? Духом самодержавия и крепостничества веками наполнялось наше сознание - считать "всевидящую" верховную власть в государстве выше моральной ответственности перед гражданским обществом и самим собой. И не столь уж важен при этом исторический приоритет аристократов или крестьян в готовности холопствовать, ублажая любую прихоть венценосца, или сбрасывать его с престола, водружая на него более отзывчивого к их нуждам. Ведь редко кому было чуждо двоеверие - когда обманывать считалось грешным делом, но и спешно сознаваться в своей лжи не почиталось добродетелью. Кто знает, не потому ли потомок Мамая Иван Грозный остерегался трогать Василия Блаженного, безжалостно обличавшего трон и царя?
К чему убаюкивать себя мыслью о том, что история Российской империи обходилась без чрезмерной жестокости и лицемерия, или - подобной же иллюзией относительно европейских монархий и авторитарных режимов. Даже в не столь отдаленном прошлом любого народа всегда можно отыскать и нечто неприглядное. Ведь независимо от национального происхождения в природе человеческой нередко проглядывает низменное начало, свойственное и богатым, и бедным, интеллигентным и неинтеллигентным. Человек всегда оказывается гораздо более сложным созданием, чем представляется даже в самом его противоречивом состоянии. Это, видимо, и заставило Гете сравнить человека со Сфинксом, привлекающим взгляд верхней половиной и наводящим страх нижней, звериной.
Иными словами, не возводи ничего в абсолют и не пой никому алиллуйю.
***
Мне довелось частенько убеждаться, что народы отличаются не только государственным устройством, но и складом мышления. Поэтому с чувством опечаленной радости я наблюдал, как с вершин государственной власти в моей стране, словно переспевшие ягоды жимолости, попадали в одночасье самовлюбленные вельможи, не сумевшие вовремя сделаться мудрыми. Произошло это, думалось мне, благодаря тому, что во главе их оказался безвольный гений словоблудия, подставивший вместо себя под жернова всеобщего гнева свою партию и многонациональное государство. В соперничестве двух систем проиграл не социализм, а те, кто мудрости предпочел безоговорочную веру в лидера. Среди них был и я.
Сколько горькой правды о себе, высказанной без обиняков, способен вынести человек? Если верить Ницше, люди придумали искусство, чтобы не умереть от избытка правды. И уголки души человеческой, мне кажется, надо приоткрывать с большой осторожностью. Но очевидно и то, что любой народ должен открыто говорить о своих бедах и недостатках, ибо самообман всегда губителен.
На пике дипломатической карьеры я работал в Мексике, правительство которой без восторга наблюдало за превращением нашего посольства из советского в российское и прямо давало понять - сегодня нам предоставляется уже меньше моральных прав претендовать на роль гаранта международной безопасности. Кого могли убедить призывы, когда нам не удается наладить отношения даже в бывшей нашей "семье народов". И впрямь, гордиться своим национальным происхождением не возбраняется, однако личной заслуги любого из нас в этом нет никакой.
К англичанам, скажем, можно относиться по-разному, это дело вкуса. Но признаем, однако, такой красноречивый факт: после Второй мировой войны при всей нехватке товаров массового спроса "черного рынка" на Альбионе не сложилось, ибо добывать таким путем средства к существованию островитяне считали ниже своего достоинства.
И многие из нас ныне еще надеются, что перемены в России приведут к лучшему. Увы, пока наш заполненный до отказа "трамвай желаний" дергается, пробуксовывает и никак не может одолеть подъем. Почему наши попытки сделать общество более демократическим и справедливым оказываются малоуспешными? Скорее всего, дело не только в наших государственных лидерах, забывающих, что экономика при любом виде собственности должна способствовать интеллектуальному и духовному развитию личности. "Собака" зарыта, конечно, и в нас самих: наше настроение обычно колеблется между стыдом за нынешнюю власть и ожиданием слишком многого от нее. Мы нередко сами бываем в угаре очередной "переделки", гоним от себя духовное и провозглашаем наивысшей жизненной ценностью материальные интересы, пусть с заманчивой оговоркой если всем от-пустить в частную собственность по кусочку... На самом же деле одним перепадают крохи национальной соб-ственности, другие прихватывают огромные кусища. Неизбежное соперничество от этого ведет к вражде, вражда к ненависти, ненависть - к братоубийственным войнам, насилию, преступности.
Время и в моих взглядах многое поменяло, однако не все же бросать собаке под хвост. Эйфория парада суверенитетов и перековки по диктуемой сверху моде пыталась оглушить и меня, подтолкнуть к соблазну увидеть историю некогда нерушимого Союза исключительно в мрачных тонах. Но разве отцы наши вступали в коммунистическую партию ради одних привилегий? Ведь если вспомнить, благодаря неистребимой вере в свободу, равенство и братство были разгромлены полчища "белокурых бестий", и не принуждением свыше азербайджанцы, армяне, белорусы, казахи, украинцы, русские и другие создавали мировую сверхдержаву. К нашей общей беде, стряхнув фашизм с половины Европы, мы не сумели освободиться от безоговорочной веры в нравственную порядочность тех, кто вещал с высоких трибун государства, и если некоторые из нас находили в себе мужество открыто в этом сомневаться, то большинство продолжало верить в лидеров или делать вид, что верит.
Вечный зов памяти звучит в моей растревоженной душе. Да, немало в прошлой жизни было нанизано на стержень авторитарной системы, однако целиком ли наше бытие было в рабской зависимости от нее? Лжи хватало, но и правда пробивала себе дорогу. Чего больше сегодня, еще должны доказывать ставшие ныне у власти - доказывать не на словах, на деле.
Новое время принесло с собой неоспоримую бла-гость - можно услышать и прочитать о неортодоксальном толковании "общепризнанных истин". Многие мои соотечественники пытаются размотать по-своему запутанную цепочку их причин и следствий. Разве идея коммунизма, олицетворяя собой заветную мечту человечества, впервые пришла в голову Ленину и большевикам? Неужели это они создали империю на одной шестой части суши планеты? И наконец почему эта одна шестая превратилась в "казарму", просуществовав почти три четверти века? Одни призывают коммунистов покаяться в том, что были коммунистами, или, попросту говоря, фанатиками, негодяями, в лучшем случае - идиотами. Другие размышляют над более сложными версиями, стараясь избавиться от самообмана, от ощущения околпачивания себя и себе подобных. К одной из таких версий мне хочется отнести суждение далекого от большой политики Льва Аннинского. Оно, с моей точки зрения, весьма любопытно.