Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Российская революция 1917 года бросила вызов господствующему общественному строю. Хотя изначально она задумывалась как прелюдия к общеевропейским трансформациям и была движима идеей уничтожить весь буржуазный мир, в конечном счете она породила конкуренцию между системами – социалистической и капиталистической, – которая, при всех переменах мировой конъюнктуры, определяла международную политику более трех четвертей века. Вначале Германия была в центре всех ожиданий большевиков. После Брестского мира, навязанного весной 1918 года Центральными державами революционной, но бессильной России, последовавшее уже осенью того же года падение монархии Гогенцоллернов и поражение Германии в Первой мировой войне, казалось, превратили революцию в европейскую. Но это была иллюзия. Надежды Москвы на социалистический переворот в Берлине вскоре развеялись. Однако и молодая советская республика, и столь же молодая веймарская демократия, оказавшиеся в роли жертв, исключенных из миропорядка, закрепленного Версальским договором, или оттесненных им на роли изгоев, оказались зависимыми друг от друга или даже принужденными к тому, чтобы стать партнерами7. И это несмотря на то, что их политический строй был весьма различен, а опыт Первой мировой войны еще свеж. С заключением между ними в апреле 1922 года Рапалльского договора, восстановившего дипломатические отношения, начался этап взаимной координации, которая порой приближалась к интимности8. Строго засекреченное сотрудничество между рейхсвером и Красной армией стало одним из основных элементов этого нового партнерства. Возродились в 1920‐е годы и экономические связи – Россия всегда представлялась заманчивым рынком, а Германия – источником современных технологий. В то же время через советское посольство на Унтер-ден-Линден, в нарушение дипломатических норм, осуществлялась связь с Коммунистической партией Германии, которая даже после того, как все революционные иллюзии потерпели крах, оставалась важнейшей секцией контролируемого Москвой Коммунистического интернационала. Германо-советские отношения до 1933 года таили в себе взрывоопасный потенциал – они были полны мерцающих контрастов, которые тем не менее складывались в единую картину9.
Невозможно представить интеллектуальную жизнь Веймарской республики без старой России и нового Советского Союза. Обе России присутствовали в германском обществе и культуре «золотых двадцатых» во всех своих противоречиях. Великие русские писатели XIX века продолжали влиять на умы, но многих немцев – в том числе тех, кто вовсе не был приверженцем коммунистического мировоззрения, – также завораживали эксперименты строителей нового мира, сообщения о которых поступали из Москвы и Киева, из Ленинграда (Петрограда) и Харькова. Авангард в живописи был бы немыслим без соприкосновения российской и германской художественной среды. Собственно русская эмиграция, представлявшая самые разные политические течения и только в Берлине, в «Шарлоттенграде»10, насчитывавшая около 300 тысяч человек, не препятствовала, а способствовала взаимному притяжению: Берлин стал местом встречи обеих культур. Вот лишь два примера. На «Первой русской художественной выставке», состоявшейся в германской столице в 1922 году и ставшей легендарной, можно было проследить переход в искусстве от традиции конца XIX века к конструктивизму. А в 1929 году там же прошла большая выставка икон, которая привлекла внимание к древнерусскому искусству. Также постоянно приезжали и уезжали советские музыканты, артисты балета, писатели, ученые и политики. Гости из огромной сопредельной страны были частью берлинского общества. Критика соседствовала с любопытством, неприятие – с восхищением. В то время как издательства оперативно выпускали в немецком переводе русские книжные новинки, крупные газеты и журналы, включая русскоязычные, регулярно сообщали о событиях в Советском Союзе. Путешествия вошли в моду. Таким образом, немецкая общественность знала о кардинальных переменах в экономике, о формировании однопартийного государства и об ограничении пространств свободного мышления в СССР; эта информация неизменно вызывала большой интерес, хотя и производила неоднозначное впечатление на германскую публику.
Сталинский Советский Союз: индустриализация и террор
Безусловно, Страна Советов в первые годы своего существования была страной контрастов11. После Октябрьской революции не оставалось ни малейшего сомнения в том, что большевики устанавливают диктатуру «пролетариата» и по отношению к своим политическим оппонентам никакой терпимости проявлять не собираются. Одним из первых их шагов стало создание тайной полиции в виде Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. В годы Гражданской войны и «военного коммунизма» революционные утопии и насилие зловеще слились. Создание «нового человека», провозглашенное в революционной эйфории, открыло невиданные прежде творческие возможности для авангарда в литературе и искусстве. Но в это же время тысячи представителей научной интеллигенции подверглись репрессиям и преследованиям на родине или были вынуждены эмигрировать. Начиная с 1921 года потери, понесенные в выигранной Гражданской войне, заставили правительство перейти к стратегии социального компромисса, известной как «новая экономическая политика». Однако НЭП стал полем ожесточенной борьбы за власть внутри Коммунистической партии. Оппозиция, большей частью устраненная, умолкла. С победой Сталина партийная диктатура еще раз перешла в новое качество. Хотя пятилетние планы, введенные с 1929 года, позволили многим гражданам СССР улучшить свое социальное и материальное положение, коллективизация в деревне породила репрессии, смерть, голод и нищету, а на Украине – Голодомор12. Движение к цели, к индустриализации Советского Союза любой ценой и без какого-либо социального компромисса, сопровождалось государственным террором как против бывшей элиты революционеров, госслужащих, так и против собственных народов. 1937‐й стал годом Большого террора13. Сотни тысяч людей были физически ликвидированы или отправлены в лагеря. Пострадали и многие высокопоставленные иностранные коммунистические функционеры, политэмигранты, которые бежали из нацистской Германии в Москву, надеясь найти убежище14. Роковые последствия для начавшейся вскоре войны имел расстрел ведущих военачальников РККА, включая легендарного маршала Михаила Тухачевского. По разным подсчетам, в 1937 и 1938 годах более 30 тысяч командиров Красной армии было арестовано или уволено со службы и более 60% высшего командного состава, в том числе трое из пяти маршалов, были расстреляны15. Необузданная воля к власти Сталина игнорировала интересы безопасности страны.
Национал-социалистическая Германия: «раса господ» и «жизненное пространство»
После прихода Гитлера к власти 30 января 1933 года были быстро разгромлены все демократические структуры и установлена национал-социалистическая диктатура. В провозглашенную «народную общность» не включались те, кого определяли как «расово» чуждых,
