Светорада Медовая - Вилар Симона

– Не сильно ты его любишь, – заметил Стрелок.

Кима смолчал, только стегнул лосей. Но через миг все же не сдержался:

– А чего его любить! Перед ним даже сам Путята заискивает. Ну а варяг Аудун… Эх, дочка его, Асгерд, в прошлый праздник лета мне улыбалась, даже гостинцы принимала, а ее… Усмар просватал, и Аудун счел его достойным и позволил породниться со своей семьей.

Какое-то время они ехали молча. Потом Кима почувствовал, как Света легонько погладила его по плечу.

– Не огорчайся, Кима. Ты молод, за тебя любая пойдет.

Кима криво улыбнулся. Хотя чего там – и впрямь любая.

Да только такую горделивую и ясноглазую, как Асгерд, поди найди. А может, и впрямь поискать? Ведь довелось же ему негаданно встретить такую раскрасавицу, как эта приветливая Света из лесов. Но она уже занята. И пока он, Кима, будет в лесах мед из бортей собирать, всех ладных девушек более расторопные удальцы порасхватают.

Кима замолчал, глядя на дорогу, а путники продолжали негромко переговариваться. Кима в какой-то момент уловил, что их голоса как будто изменились, в них слышались незнакомые нотки. Да и о чем они говорили, было не разобрать. Только отдельные фразы услышал: «Глушь, думали… безопасно…», «А как кто узнает…». И еще: дескать, мир велик, поедем и дальше.

А потом Стрелок резко выхватил свой лук, миг – и стрела сорвалась с тетивы. Кима, ошарашенный, замер, наблюдая, как с дальнего дерева, сбивая снег с ветвей, свалился темным комком соболь.

Мерянин натянул поводья, глядя, как Стрелок пошел в заросли, а потом вернулся, разрыхляя при ходьбе глубокий снег сильными ногами в темных меховых онучах. Показал добычу сперва жене, а потом и Киме. Зверек был красивый, с черно-дымчатым мехом – за такого у хазарского купца в базарный день можно не один дирхем затребовать, а булгарин и коня отдаст. И еще Кима заметил, что шкурка зверька не подпорчена – сбил Стрелок соболя аккурат в глаз. И это при движении и с такого расстояния!

– А ведь ты и впрямь Стрелок! – восхитился мерянин.

Он не видел, как охотник и его жена быстро переглянулись. Света кивнула согласно, словно взгляда им было достаточно, чтобы понять друг друга.

– Бери, это тебе, Кима Нечаев сын, – произнес Стрелок, протягивая парню соболя.

– Шутишь, что ли! – От удивления мерянин даже на шепот перешел. Но тут же поправился: – За такой дар надо постараться. А что я? Только подвез вас и все.

– А ты и дальше старайся. У тебя отец в Ростове не последний человек, вот и замолви ему за нас словечко. Мол, мы в дружбе с тобой, мол, надо похлопотать перед посадником Путятой.

Для простодушного Кимы все это было слишком сложно, но он все-таки кивнул. Что ж, он попробует. Его слово не многого стоит, но ведь у Нечая он единственный сынок. Может, и послушает. Да и получить черного соболя почитай за просто так Киме хотелось.

– За мной не пропадет, – подмигнул он, принимая подарок. И уже когда отъехали, добавил: – Только вы совета послушайтесь: держитесь подальше от Усмара. И ее, – он кивнул на Свету, – не выставляйте перед ним. Ибо Усмар… Она ведь краса, а тиун страсть как до красавиц охоч. Даром что сам тесть Аудун за ним приглядывает. Да и Асгерд его любит…

И вздохнул нерадостно. Но потом, снова причмокнув, стегнул лосей вожжами. Ну не тосковать же было в такой ясный день!

ГЛАВА 2

Лоси бежали легкой рысцой, и вскоре лес начал редеть, стали появляться поселения мерянские: обычно стояли рядышком два или три длинных бревенчатых дома без окон, с рогатыми лосиными черепами под стрехами, дым вился сквозь продухи дерновых крыш. Сами меряне были в тяжелых зимних одеждах, у многих украшенных по плечам меховыми узорами; вместо шапок и мужики, и бабы носили пришитые к шубам башлыки, которые набрасывали на головы. Жившие своим особым укладом, они, тем не менее, были гостеприимны. Заметив двигающийся по тропе вдоль поселения возок, меряне приветливо махали руками, выкрикивали пожелания доброй дороги, а то и зазывали в гости. Кима весело что-то отвечал по-мерянски, смеялся, когда местные детишки пытались бежать следом, утопая в глубоком снегу. И взрослые, и дети с любопытством глядели на чужаков, ехавших в компании Кимы. Дорога постепенно расширялась и все больше шла под уклон. Стрелок и Света невольно подались вперед, когда открылся вольный простор средь лесов, показались широкое замерзшее озеро Неро и темные строения града Ростова. На берегу верх днищами лежали челноки, вмерзшие в снега; кое-где около прорубей копошились люди; проехал верхом всадник; шли бабы с коромыслами. Сам Ростов был расположен не на мысу, как обычно было принято у прибрежных градов, и не на насыпи; градского защитного тына нигде не было видно, отчего все здесь казалось бедным и ненадежным. По сути это было обычное поселение: дворы строились кому где нравилось, одни избушки приткнулись у самой воды, возле причалов, другие – у кромки леса; кое-где виднелись обнесенные тынами усадьбы, стоявшие как бы сами по себе; и только в одном месте путники заметили рубленые башни и скопление заснеженных кровель, от которых тянулись к небу дымки очагов.

– А вон там градский детинец, – указал вперед Кима. – Дружинные избы, терем посадника Путяты и гридница.

– Ага, – с деланным уважением кивнул ему Стрелок, однако особого почтения не выказал и уже через миг спросил почти с осуждением: – Пошто в Ростове не оградились от находников стеной да запорами? Или лихолетья у вас не бывало?

Мерянин только хмыкнул.

– Словене одно время пробовали возвести насыпь, но потом передумали. Да и не нужны Ростову особые укрепления. Град ведь окружен болотами, сухопутный путь от великого Итиля к городу топями перекрыт, а если подойти по рекам… то это еще суметь надо. Реки-то у нас илистые и порожистые, ну а вдоль побережья дозор несется.

Меж тем Кима прикрикнул на лосей и ловко завернул их к избам, поехал по длинному проходу между тынов.

Здешний детинец не впечатлял мощью. Ни насыпи, ни привычной для градов городни[12] ни заборолов[13] со скважинами-бойницами – только частокол из толстых бревен, довольно крепкий, с заостренными наверху лесинами, пригнанными так, чтобы не было зазоров. Да и ворота были мощные, из расколотых пополам дубовых стволов, стянутых железными скобами. А над ними привычное: поднятые на шестах черепа врагов – доказательство, что не даром кормятся воины из детинца. Освещенные неярким зимним солнышком, они скалились жуткими улыбками со своей высоты.

У ворот стояли стражники в островерхих шлемах, а на открытом пространстве у детинца толпились люди с возами и санками, привезшими полагающуюся дань, которую принимал у них невысокий, богато разодетый мужчина в длинной, крытой синим сукном шубе и высокой меховой шапке.

Увидев его, Кима что-то проворчал недовольно: надо же, как это они на тиуна Усмара сразу напоролись. Но шапку все же скинул, склонился, приветствуя управителя как главного. А тот сперва только мельком взглянул, больше занятый принятием товаров, и лишь потом, разглядев незнакомцев, отвлекся от беседы с очередным данником, присмотрелся более пристально, особенно к Свете. Она тоже спокойно разглядывала поднявшегося до положения управителя тиуна. И хотя Усмар был недурен собой – невысокий, стройный, с выразительными карими глазами и темными бровями вразлет, с холеной аккуратной бородкой, – все одно чувствовалось в этом нарядном человеке что-то неприятное.

Они въехали в ворота детинца. Здесь располагался довольно обширный двор, окруженный срубными постройками; в глубине виднелся проход к терему посадника, ярусные крыши которого поднимались выше иных строений и были украшены изящной башенкой с острым шестом со знаком солнца наверху. На многолюдном дворе в основном находились мужчины-воины, занимавшиеся по погожему дню воинскими учениями.

Кима натянул вожжи, спешился и пошел через толпу, оставив спутников на санях. Вернее, Света осталась сидеть, потупившись под устремленными в ее сторону взглядами. Стрелок же, наоборот, встав на санях во весь рост, с интересом смотрел вокруг. В его глазах зажглась радостная искорка, будто видеть подобное ему было привычно и приятно.