Голубое шампанское - Джон Варли

Но улыбку быстро сменило более искреннее восхищение. Он был удивлен и польщен тем, что она знает, кто он такой.

Гэллоуэй поднесла ладонь ко лбу, глядя на Купера с комичной напряженностью. Потом щелкнула пальцами и снова шлепнула себя по лбу.

– Я все пытаюсь вспомнить это имя с той минуты, когда увидела вас в воде, – сказала она. – Только не говорите… я вспомню его… это было прозвище…

Она беспомощно смолкла, затем поставила локти на стол и уперлась подбородком в руки, раздраженно глядя на Купера.

– Не могу вспомнить.

– Это…

– Не говорите.

Он хотел было сказать, что не раскрывал его, но вместо этого пожал плечами и промолчал.

– Я вспомню, если вы дадите мне время.

– Она сможет, – сказала другая женщина, которая потом указала на свободный стул и протянула ему руку: – Я Консуэла Лопес. Позвольте угостить вас выпивкой.

– Я… Купер.

Консуэла подалась вперед и прошептала:

– Если она не вспомнит ваше чертово прозвище за десять минут, скажите ей, ладно? Иначе от нее не будет никакого толку, пока она не вспомнит. А вы спасатель.

Он кивнул, и ему мгновенно принесли напиток. Купер попытался скрыть изумление. Произвести впечатление на официантов в кафе на променаде было невозможно. Тем не менее участникам вечеринки Гэллоуэй даже не было нужды заказывать.

– Восхитительная профессия. Вы должны о ней рассказать. Я продюсер, учусь быть сутенером. – Она покачнулась, и Купер понял, что она пьяна. В ее речи это никак не проявилось. – Тот адский тип с бородой – это Маркхэм Монтгомери, режиссер и талантливый проститут. – Монтгомери взглянул на Купера и изобразил нечто вроде кивка. – А эта личность неопределенного пола зовется Коко-89 (простигосподи), звукооператор, вселенская загадка и приверженец религиозно-сексуального культа настолько таинственного, что даже сам Коко точно не знает, в чем его смысл.

Купер видел Коко в воде. У него или нее имелись мужские гениталии и женские груди, но гермафродиты в Пузыре редкостью не были.

– Ваш’ здровье, – серьезно сказало Коко, поднимая стакан. – Ващще-то ваш танц на глуб’не достоин поч’сти.

Все засмеялись, кроме Купера. Он не понял шутки. Лопес его волновала – он слышал забавные речи от стольких богатых или многоопытных людей, что не смог бы сосчитать, – но Коко несло откровенную чушь.

Лопес приподняла над краем стола серебряную трубочку, нажала на спуск, и в сторону Коко вылетела струйка переливающегося серебристого порошка. Она разбилась на тысячи мерцающих точек. Гермафродит вдохнул эту пыль, глуповато улыбаясь.

– Шиза-пыль, – пояснила Лопес и направила трубочку на Купера. – Хотите нюхнуть?

Не дожидаясь ответа, она выстрелила вторую струйку. Порошок замерцал вокруг головы Купера. Он пахнул как один из популярных афродизиаков.

– Что это?

– Наркотик, изменяющий сознание, – театрально произнесла она, но, увидев в глазах Купера тревогу, немного смягчилась. – Приход очень короткий. Реально я дала вам такую малую дозу, что вы почти не заметите. Минут пять, не больше.

– И что он делает?

Она взглянула на него с подозрением.

– Ну, он уже должен был подействовать. Вы левша?

– Да.

– Вот и объяснение. Большая его часть подействовала не на то полушарие. А действует он на центр речи.

Монтгомери протрезвел достаточно, чтобы повернуть голову, и взглянул на Купера практически со скукой.

– Это как вдыхать гелий, – пояснил он. – Какое-то время говоришь очень смешно.

– А я и не думал, что такое возможно, – сказал Купер, и все рассмеялись.

Он поймал себя на том, что рефлекторно ухмыляется, не поняв, что такого смешного сказал, пока мысленно не повторил сказанное и не понял, что произнес нечто вроде «Можн так воз что думал не я…».

Купер стиснул зубы и сосредоточился.

– Мне, – сказал он и немного подумал. – Не. Нравится. Это.

Компания пришла в восторг. Коко забормотало всякую чушь, а Лопес похлопала его по спине.

– Немногие догадываются настолько быстро, – сказала она. – Говори предложениями в одно слово, и все будет пучком.

– Шиза-пыль бьет по способности мозга составлять предложения, – пояснил Монтгомери почти с воодушевлением. Купер знал по своему опыту, что тот говорит об одной из тех вещей, которая способна его взбудоражить и стала его сегодняшним чудом на десять минут. О том, что проделывают сегодня все, кто слывет более-менее важной персоной, и о чем назавтра же позабудут. – Сложные мысли более не…

Купер шарахнул кулаком по столу и получил ожидаемое молчание. Глаза Монтгомери остекленели, и он отвернулся, изображая скуку из чисто спортивного интереса. Купер встал.

– Вы, – произнес он и ткнул в них пальцем. – Вонючки.

– Четверть Метра! – воскликнула Гэллоуэй, показывая на Купера. – «Купер Четверть Метра»! Серебряная медаль в Рио, бронзовая в Шанхае, полторы тысячи метров вольным стилем, выступал за «Юнайтед С.А.», потом за «Райанкорп». – Она гордо улыбнулась, но потом огляделась, и улыбка погасла. – Что не так?

Купер ушел. Она догнала его, когда он почти скрылся из виду за изогнутым полом променада.

– Четверть Метра, пожалуйста, не…

– Так не меня называй! – рявкнул Купер, отдергивая руку, когда она к ней прикоснулась.

Ему было наплевать на то, что он произносит. Ее протянутая рука неловко зависла, поблескивая золотыми полосками на каждом из суставов пальцев.

– Тогда мистер Купер. – Она опустила руку, а следом и взгляд, уставившись на свои обутые ноги. – Хочу извиниться за свою коллегу. Она не имела права так поступать. И была пьяна, если вы не…

– Я за… метил.

– Сейчас у вас все пройдет, – заверила она, легко коснувшись его руки, но потом вспомнила и отдернула ее, застенчиво улыбнувшись.

– Долгосрочных эффектов нет?

– Надеюсь, что нет. Препарат появился недавно. Он экспериментальный.

– И незаконный.

– Естественно, – пожала она плечами. – Разве не было забавно?

Он хотел сказать, насколько это было безответственно, но почувствовал, что ей с ним станет скучно, если он начнет рассусоливать на эту тему. И хотя ему было наплевать, скучно ли с ним Монтгомери, Куперу не хотелось быть занудой с ней. Поэтому когда она еще раз робко улыбнулась, он улыбнулся в ответ, и она одарила его открытой улыбкой, показав ту саму щелочку между передними зубами, которая озолотила дантистов всего мира, когда сто миллионов девушек захотели ее скопировать.

Ее лицо было одним из самых знаменитых в мире, но наяву она не столь походила на свою телевизионную версию. На экране не хватало большей части ее глубины, сосредоточенной на широких глазах и маленьком носе, и окаймленной короткими светлыми локонами. Тонкие морщинки вокруг рта выдавали тот факт, что ей уже не двадцать, как казалось с первого взгляда, а уже хорошо за тридцать. Кожа бледная, рост выше, чем казался на фотографиях, а руки и ноги еще тоньше.

– Они это компенсируют точками съемки, –