Тайные битвы ХХ столетия - Алексей Виноградов

Четко и ясно кукушка прокуковала двенадцать раз.

ПРУЖИНЫ РЕВОЛЮЦИИ

«Потрясшее мир» русское революционное движение 1905–1917 гг. имело две стороны: явную и скрытую. Явная сторона — череда событий от Кровавого воскресенья до залпа «Авроры» — достаточно известна. Тайные главы этой истории лишь частично предъявлены миру исследователями. Но уже ясно: без знания их картина революции будет не только неполной, но и совершенно неверной.

«Рабоче-крестьянская» революция имела вполне буржуазных спонсоров и вдохновителей как внутри страны, так и за рубежом. Большие финансовые вливания в процесс осуществляла группа русских капиталистов (особенно из среды старообрядцев).

Одним из таких тайных столпов движения 1905 года был знаменитый Савва Морозов. Этому «миллионеру немного не в себе» приписывают фразу: «Я достаточно богат, чтобы одной рукой собирать прибыль с моих фабрик, а другой — организовывать на них забастовки». Морозов, в частности, содержал (вместе с Горьким) ленинскую партийную школу на острове Капри. Он же дал сто тысяч рублей на организацию декабрьского вооруженного восстания в Москве. «Спонсором» мятежа был еще один миллионер, родственник Морозовых фабрикант Николай Шмит (оба нашли потом смерть при загадочных обстоятельствах — едва ли не революционеры заметали следы своих «буржуазных» связей). Социал-демократическая газета «Новый мир» издавалась на деньги Сибирского банка. Революционную печать щедро финансировал и миллионер Парамонов; позже документально уличенный в этом, он был приговорен к двум годам тюрьмы, но вывернулся (сделал-де пожертвования не только «бунтовщикам», но и на памятник к 300-летию дома Романовых!). «Банкир Путилов, сахарозаводчик Ярошинский, Батолин — эти три «финансовых диктатора» России вовсю помогали радикалам», — вспоминал великий князь Александр Михайлович. «Капиталисты уверены в своей возможности двигать революционерами как пешками во имя собственных интересов», — говорилось в отчете департамента полиции.

К капиталистам примыкали и некоторые высшие чиновники, и даже представители дома Романовых, фрондировавшие против царя (в Феврале 1917 года одним из первых вденет красный бант в петлицу великий князь Кирилл Владимирович, в те же дни Николай Николаевич будет претендовать на пост «первого президента российской республики»).

Загадочным выглядит и поведение ряда лиц, отвечавших за внутреннюю безопасность государства. Создается впечатление, что они вели собственную игру, весьма способствовавшую торжеству революции.

Характер и цели демонстрации 9 января 1905 г. были хорошо известны губернатору и полиции Петербурга. В знак верноподданнического характера шествия в первых рядах его с хоругвями и портретами царя шли жандармские офицеры. Именно их скосили первые пули, пущенные по таинственному приказу. Едва не погиб и лидер рабочего союза поп Гапон. Он бежал из страны, убежденный, что происшедшее — результат большого заговора «наверху». Позже его «убрали» за слишком верные догадки. Подлинные его убийцы до сих пор неизвестны. Но незадолго до смерти Гапон успел опубликовать воспоминания, где называл лиц, внушивших ему идею и форму «рабочей петиции» правительству. Это были С.Н. Прокопович и Е.Д. Кускова — вожди либерального движения и (что не было известно Гапону) одни из зачинателей нелегального русского масонства. Прекраснодушные ли порывы «помощи бедным» руководили господами либеральными интеллигентами? Видимо, нет. Даже либеральный американский историк Ричард Пайпс в книге «Русская революция» утверждает, что «самого «кровавого воскресенья» не было бы, не будь той атмосферы политического кризиса, которую создали в стране Земский съезд и кампания торжественных обедов в его поддержку» (кампания, добавим, инспирированная в основном теми же масонами из парижской ложи «Космос»).

Возможно, люди с «бомбами и револьверами» среди демонстрантов 9 января, действия которых послужили предлогом для «жестких мер», являлись полицейскими провокаторами. Во всяком случае, это были не эсеры, у которых тогда имелось всего три боевика на всю столицу (и те не участвовали в событиях). И не большевики, которых события «застали врасплох».

Император также не знал о готовящемся кровопролитии. Роковое решение об использовании войск в Петербурге «для наведения порядка» было принято вечером 8 января на узком совещании правительственных чинов, среди которых присутствовали «либеральный» министр внутренних дел Святополк-Мирский и директор департамента полиции А.А. Лопухин. (Тот самый, который потом возникнет среди масонов и будет сотрудничать с большевиками). Тогда же царя убедили удалиться из Зимнего дворца под предлогом, что многотысячная толпа могла устроить новую Ходынку, желая лицезреть «обожаемого государя». В 1895 г., во время коронационных торжеств в Москве, цепочки войск и полицейских оказались слишком редкими, чтобы воспрепятствовать ринувшимся «за подарками» в давку людям. Той трагедии Николай II не мог забыть никогда, и потому согласился с вводом в столицу крупных воинских частей. Он полагал, что войска послужат просто разделительным барьером для толп и был поражен последовавшей стрельбой и пролитой кровью. Царь распорядился выдать семьям погибших денежное пособие и отправил в отставку столичного губернатора Фуллона, но было уже поздно…

Драма 9 января послужила отправной точкой революции. Расправа, число жертв которой было к тому же раздуто зарубежной прессой, всколыхнула оппозиционные круги. Нашелся удобный повод развеять «монархические иллюзии рабочего класса». Вспыхнули стачки, начались волнения на национальных окраинах.

Внутренние сложности страны усугублялись войной с Японией. Почти одновременно с «кровавым воскресеньем» генерал А.А. Стессель сдал Порт-Артур японской армии Ноги. Основная армия русских под началом нерешительного Куропаткина постоянно терпела неудачи. К слабости командования добавлялось плохое снабжение. Фирмы, которым были доверены поставки в войска, делали огромные барыши, но их «товар», как писали правые газеты, «наводил на мысль о предательстве». К примеру, сапоги с бумажными подметками, которые служили всего несколько дней и оставляли солдата босым в маньчжурских сопках.

Осенью 1904 г. на Дальний Восток из Кронштадта ушла эскадра адмирала 3.П. Рожественского. Военно-морские специалисты доказывали, что в силу стратегического преимущества и боевой мощи японских ВМФ русские суда уходят на верную гибель. Однако царь после долгих колебаний все-таки принял роковое решение. Как вспоминал великий князь Александр Михайлович, оно было принято под давлением газет. Именно газетчики, утверждавшие, что «соединенные силы Балтийского и Тихоокеанского флотов потопят японцев», загнали эскадру Рожественского в цусимскую ловушку. Журналистское невежество могло бы быть щедро оплачено японцами: десятки захваченных у Цусимы русских боевых кораблей потом долгие годы плавали под флагами Страны восходящего солнца. Сразу после морского сражения десант японцев захватил Сахалин.

Как выяснилось много позже, японцы создавали свою «пятую колонну» в России. Ключевую роль здесь сыграл японский военный атташе в России полковник Мотодзиро Акаси. С началом войны японские дипломаты перебрались из Петербурга в Стокгольм, но Акаси и оттуда тянул щупальца в Россию. Он встречался с лидерами финского (К. Цилиакус), грузинского (Г. Деканозов), польского (Ю. Пилсудский) социалистических движений. Парижская конференция оппозиционных партий и движений России, прошедшая осенью 1904 г. в Париже, финансировалась японским атташе (для этой цели он выделил 100 тысяч иен). В марте 1905 г. правительство Страны восходящего солнца одобрило выделение одного миллиона иен (5 млрд. иен по современному курсу, или 35 млн. долл.) на помощь «подрывным движениям» в стане противника.

Акаси писал Деканозову 2 мая 1905 г.: «Мы готовы помогать вам материально на приобретение оружия, но самое главное, чтобы движению этому не давать остывать и вносить таким образом в русское общество элемент постоянного возбуждения и протеста против правительства»[4]. Движение, отчасти благодаря этой денежной помощи, не остывало. Вспыхнуло восстание на Черноморском флоте (броненосец «Потемкин» и «Очаков»). В вышедших много позднее мемуарах Акаси не без гордости признавался: «это организовали мои агенты».

Японцы дали «зеленый свет» на большевистскую пропаганду среди русских военнопленных в Японии: небезызвестный соратник Ильича Бонч-Бруевич снабжал их «литературкой». Г.В. Плеханов позже говорил активисту социал-демократов Г.А. Алексинскому: «во время войны ленинский центр не брезговал помощью японского правительства, агенты которого в Европе помогали распространению ленинских изданий».