Вечность мига: роман двухсот авторов - Иван Зорин

Николай Блесков. «Разочарованный странник» (1981)

ИЗОЩРЁННЫЕ КОЗНИ

Господин Чан Чунь, чиновник из Хэси, отличался скупостью и злобой. Нелюдимый, он скопил огромные богатства. Детей у него не было: его жёны умирали от тоски, не успев родить, а из родственников была только бедная чета в далёкой провинции. И вот до четы доходят вести о смерти Чан Чуня, завещавшего им своё поместье. Они очень обрадовались, надеясь, что теперь выберутся, наконец, из постоянной нужды, запрягли повозку со скудным скарбом и отправились в Хэси. Прибыв на место, они застали в доме престарелого слугу — остальная прислуга, по его словам, была распущена Чан Чунем перед кончиной. Слуга вручил им завещание. «Вы вступаете во владение моим имуществом на вторую луну после прибытия, — гласили иероглифы на шёлке. — Вы вольны распоряжаться им по своему усмотрению, но, что бы ни случилось, не имеете права прогонять старого слугу. Знайте, что скоро произойдут события, в которых он окажет вам важную услугу». Шли годы, которые супруги проводили в постоянном ожидании, гадая, какие события должны разыграться. Они думали, что найдут зарытый Чан Чунем клад или Император подтвердит их высокий титул, унаследованный от умершего чиновника. Гремел ли гром, проезжал ли мимо всадник, просивший постоя, выдавался ли неурожай или крестьяне видели в небе крылатого дракона — они всё связывали с грядущими событиями, о которых предупреждало завещание. Другой тяжкой обузой стал слуга, который отравлял им дни. Казалось, он перенял нрав своего бывшего хозяина, делая жизнь невыносимой. Первой, не выдержав, заболела жена, за ней слёг муж. Мрачный слуга приносил им по утрам горшочки с рисом, но они уже и есть не могли, увядая на глазах. Слуга был бесстрастен, и только иногда в его глазах вспыхивали злые искорки. Однажды муж решился спросить, не знает ли слуга что-нибудь о предстоящих событиях.

— Почему предстоящих? — удивился тот. — Они давно идут, их главные участники — вы сами.

— А какую же важную услугу ты нам окажешь? — слабея, спросила жена.

— Когда вы умрёте, — зловеще расхохотался господин Чан Чунь, — я вас похороню!

И Сым Чжу. «Книга утраченных царств» (VII в.)

ГОЛЫЙ КОРОЛЬ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

— А король-то голый! — закричал ребёнок, указывая на бредущую мимо процессию.

И вокруг него тотчас образовалась пустота.

— Негодяй! — ущипнула его какая-то женщина.

И заткнула уши. А минуту спустя портные, шившие королю воздушное платье, накинули ребёнку платок на роток и отвели за угол:

— Чего орёшь! Думаешь, все слепые?

И мальчик прозрел.

— Я, я… — пролепетал он. — Я хочу предложить беруши из «лапши»!

С тех пор он работает на телевидении, превращая зрителей в голого короля.

Андерс Хансен. «Сказки на новый лад» (1965)

УЧЕНИЕ — СВЕТ!

— Прочитывая книгу, пробегаешь глазами километры!

— Полезнее бегать босым по траве.

— Изучай больше правил!

— И поймёшь, что жизнь — исключение.

— Читать — строить ум!

— А глаза — ломать.

— Познавать мир — значит познавать себя!

— И зря терять время.

Артём Бывалый. «Здоровый скепсис, или Пособие для начинающих жить» (1935)

ДУМАТЬ ПОЗИТИВНО

Мысли покойного: «Гроб, конечно, тесноват. И подушка низкая. Ну да ладно, потерплю, кремация уже скоро. А с кем это жена кокетничает? Никак, с Теодисием Сиропулосом? Эх, врезать бы ему, да руки не действуют. Впрочем, тогда пришлось бы самому ботинки начищать…»

Мысли хоронящих: «На гробе-то сэкономили. И траур совсем не нарядный. А что это за брюнет рядом с вдовой? Чёрт, торчать ещё не меньше часа! Ну, не беда, возьмём своё на поминках, говорят, вдова — знатный кулинар…»

Мысли вдовы: «Ничего, что гроб бедноват — под цветами не видно. Зато ботинки блестят — ослепнуть можно. Однако, как много народу нацелилось на поминки! Надо будет представить им Теодисия, не устраивать же отдельные смотрины…»

Феоктист Закаридис. «Советы в никуда» (2003)

ЛИЧНЫЕ МОТИВЫ

Дело происходит в одной из стран, историю которых наполняют перевороты и заговоры. Вот как объяснил своё участие в политической борьбе лидер победившей там революции. (Его именем вполне может быть Эскобар Санчес или Атабег Маздак-оглы.)

«Я родился в богатой аристократической семье и не имел ничего против действовавшего режима. Охота, гольф, званые ужины занимали моё время, женщины, роскошные автомобили и дорогие вина составляли круг увлечений. Пока внезапно на меня не свалилась болезнь. Врачи терялись в догадках, лекарства не помогали. Я предпринял путешествие в Европу, но и в её лучших клиниках развели руками. “Это у обычных людей болезни обычные, — сказали в одной из них, — а вы незаурядны”. Но я, как в трясину, всё глубже погружался в болезнь, сосредоточившись на ней, сходил с ума, пока однажды, в минуту отчаяния или просветления, не решил, что болею от праздности, что решительное дело, если не излечит меня, то отвлечёт. Так я примкнул к мятежникам. За высокопарной фразеологией я скрывал истинную причину, приведшую меня в их ряды, на сходках я говорил о всеобщем освобождении, но подразумевал собственное. Недуг делал меня красноречивым, мои выступления отличало горячее вдохновение. Мой язык, наряду с моими деньгами, завоевали мне популярность, и я стал во главе движения. Но главное, я убедил себя, что источником моих страданий является действующая власть, в которой прежде у меня было много искренних друзей. Я отдал все силы на подготовку восстания — и болезнь стала отступать. А окончательно я победил её с нашей победой. Посмотрите, как ликует народ! Меня переполняет гордость, и моё признание уже не имеет значения».

Борке Лумис Торкес. «История как курьёз» (1928)

МУДРОСТЬ ПРОСТОДУШИЯ

— Я понял, как устроен мир!

— И как же?

— Неправильно!

— И всё?

— А куда больше? Зачем знать неправильное устройство?

Афиноген Грамматик. «В садах Академии» (IV в.)

НАХОДЧИВОСТЬ

Валерка — хитрый. Раз на танцах в чужом селе вышла у меня по пьяному делу стычка с местным. Отошли, как водится, в сторонку, я, не дожидаясь, ему и врезал. А он стоит, не падает! Здоровый оказался. А тут ещё из темноты трое подваливают. И все — кровь с молоком! Ну, думаю, Вася, попал ты, отметелят по полной! Весь хмель сразу вышел. Но тут вдруг сзади Валерка кричит: «Вася, только не доставай нож!» Какой нож? Ножа-то и в помине нет! А Валерка надрывается: «Вася, отдай нож, лучше так дерись!» Местные застыли. А кореш мой, знай, жарит: «Тебе что, мало? Только отсидел и опять?» И, заслонив меня спиной, обращается к местным: «Ребята, не доводите до крови, ему теперь на полную катушку отмотают!» Те попятились. Одно дело кулаками махать, а на финку напороться кому охота? Так и разошлись с миром.

Василий Грогиус. «Друзья моей шальной юности» (1976)

АБСОЛЮТНАЯ ИСТИНА

— Что лучше, — спросил меня как-то учитель Чжэн, — волосатость или лысина?

Я пожал плечами.

— И всё же, попробуй ответить, — настаивал он.

— Из прошлого известно, — начал я, — что благородный муж с лысиной энергичнее, он сильный любовник, зато муж с густой шевелюрой выглядит привлекательнее…

Замахав руками, учитель перебил меня:

— А на других исторических примерах мы видим обратное: как раз мужи с длинными волосами неутомимы в бою и любви, а чистые, как зеркало, неоскверненные растительностью, смотрятся красивее.

Я окончательно смутился.

— И всё же, предпочтение есть, — смилостивился учитель. — Скажи, какой сейчас правитель вашей области — лысый или лохматый? Это и определит, что лучше — иметь причёску или нет!

Цао Ли. «Учитель Чжэн» (1539?)

РЕКВИЕМ ПО ХУДОЖНИКУ

Забранное решёткой окно отделяло боль от серости: боль человека — от серости дождя, боль гения — от серости подражателей. В тусклом зеркале отражались протекающий умывальник, расшатанная этажерка и низкий потолок, навевающий мысли о склепе. Сгорбленный креслом, Поэт перечитывал своё лучшее произведение — семь рифмованных строф, посвящённых возлюбленной. Томик «Избранного», словно взъерошенный птенец, кричал в гнезде из пальцев. «Колокольцы без языков, — уткнулся Поэт в мёртвые буквы. — Любить не значит писать о любви, жизнь не сводится к сумме ежедневных мыслей».

Пахло сыростью, в напольной вазе блекли фиалки. «Счастливы немые, им уготовано царство земное, — думал Поэт. Или так думала Старость Поэта. — Блаженны нищие воображением, ибо утешатся они Необходимостью, блаженны убогие, ибо обретут они скуку Действительности». Губы ещё шевелили обращённую к стенам проповедь, как вдруг он увидел себя — паук, ткущий сеть слов, муха, бьющаяся в их паутине. Кто призвал его отделять Слово от слов, растиражированных веками?