Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая - Ева Наду

Она покачала головой.

– С вами невозможно разговаривать серьёзно.

*

Пока Клементина говорила о своей неуверенности и своём беспокойстве, он внимательно слушал. Когда она рассказала ему о новых приобретённых в таверне знакомствах, улыбнулся.

Когда она замолчала, закусила губу, взялась смотреть в сторону, сердито стискивая пальцы, он глядел на неё в этой тишине. Ждал то «главное», что – он понимал – так до сих пор и не прозвучало.

Наконец, Клементина, покраснев, выпалила:

– Он считает меня деревенщиной! И как я могу спорить, если он прав? Я прожила всю жизнь в деревне. И я никогда не была на балах! И не шила никогда всех этих бальных платьев!.. И, да, те, что я привыкла носить дома, нельзя было назвать ни модными, ни особенно красивыми. И, когда он говорит… – она задохнулась, махнула рукой, прошептала —… он тоже прав.

В этот момент в глазах Северака мелькнуло что-то очень похожее на гнев. Но он справился с собой, рассмеялся весело:

– Никогда не были на балах? Это причина, разумеется, чтобы отказаться попробовать!

– Не смейтесь! – она сердито топнула ножкой.

Он, в самом деле, перестал улыбаться. Сделался серьёзен.

– Хорошо. Но вы тогда убедите меня, что всё прочее, что вы сейчас делаете – вы делали всю жизнь! Плавали по морям, управляли домом, терпели капризы несносных мужчин!

Клементина не выдержала, засмеялась:

– Последнее мне чрезвычайно плохо удаётся!

– Оставим эту ерунду, графиня, – легко шевельнул он рукой. – Ваше главное оказалось неубедительным. Что же касается неглавного… Во-первых, поверьте мне, ваш супруг вполне в состоянии оплатить столько платьев, сколько вам только может понадобиться здесь. И не вздумайте поставить эту его способность под сомнение – наш гордец этого не переживёт. Что же касается того, что вы с чем-то там не сможете справиться – так я скажу, если позволите…

Северак улыбнулся обезоруживающе:

– Разве вы уже не справляетесь? Разве дом ваш не уютен? Не светел? Разве не приходим мы сюда каждый вечер, чтобы отдохнуть душой? Разве не наслаждаемся каждой минутой, прожитой в доме, который ведёте вы? Как справились бы мы без вас со всем этим?

Он повёл рукой в сторону накрытого стола.

– Я, к примеру, не могу себе представить, что нужно сделать, чтобы из тех продуктов, что существуют на здешнем рынке, вдруг получилось вот это чудо! – он коснулся краешком маленькой ложки стоящего перед ним десерта. – Поинтересуйтесь вы моим мнением, я сказал бы вам, что нет ничего лучше, чем начинать утро вот с такого лакомства. И с паштета! Роскошного гусиного паштета! Только позволь вы мне говорить, я пожаловался бы вам, что мечтаю о нём с самого своего отъезда из Брассера.

Он говорил мягко. Ковырял ложечкой украшенное ягодами желе. Глядел с обычной приветливостью.

– Поверьте, это гораздо сложнее, чем пустить пыль в глаза паре десятков бездельников на каком угодно балу. Теперь о платье… – продолжил, заметив, что взгляд Клементины потеплел. – Я не вижу в том, что предлагает Оливье, ровным счётом никакой проблемы. Разве вы не взяли с собой те великолепные ткани, которые подарил вам к свадьбе наш упрямец?

Он улыбнулся.

– Они подходят для нашего случая, будьте уверены. Готовясь к встрече с вами, ваш супруг выбирал только самое лучшее.

Она распахнула глаза.

– Ткани? Я… я забыла… я не подумала о них.

– Ну, так вот вам и решение! – воскликнул Северак. – Вы сошьёте лучшее из платьев. Будете блистать на балу! Все дамы станут завидовать и даже, скорее всего, возненавидят вас за то, что вы затмите их всех. А ваш муж… он в своей гордыне вознесётся еще выше.

Северак засмеялся.

– В связи с этим я предвижу массу неприятностей.

Клементина покачала головой, усмехнулась:

– Вы хитрец, господин де Северак.

– Ни в малейшей степени. В чём моя хитрость? Я открыл вам свою слабость – необоримую страсть к гусиному паштету. Я объявил о своей неспособности самостоятельно исполнить свою мечту! А вы можете мне поверить: мужчине признаваться в этом – смерти подобно. И вы, жестокая женщина, называете меня хитрецом?

Клементина склонила голову набок, закусила губу.

– Я не об этом, вы прекрасно понимаете! Впрочем, раз так – я обещаю подавать вам на завтрак паштет каждый день. За одно то, что вы существуете.

Она посмотрела на него с улыбкой.

– И, да, вы меня убедили! Нет причин не попробовать! Но что делать с платьем? Я ведь, правда, не имею ни малейшего представления о том, что сейчас модно!

Северак ответил легко:

– Если пожелаете, я выясню для вас имя лучшего портного Квебека.

– Вы? Как это вам удастся?

– За эти дни у меня здесь тоже появились друзья! – улыбнулся он на этот раз озорно. – Этот «самый лучший портной», правда, наверняка, ничего знает о теперешней парижской моде. Но разве это означает, что у нас нет выхода?

Клементина почувствовала себя вдруг ребёнком, перед которым взрослый держит коробочку с подарком. Ей не терпелось разорвать обёртку и посмотреть, что же там внутри.

– А какой у нас есть выход? – спросила она, подаваясь вперёд.

– Положитесь на меня, графиня, – засмеялся он. – Если ваш муж спросит, шьёте ли вы платье, не вдавайтесь в подробности. Скажите только, что шьёте. Мы приготовим ему сюрприз. А портной завтра будет у ваших ног.

Сюрприз!

Она смотрела на Северака с радостным изумлением. Потом, смутившись вдруг, погасила огонь в глазах. Кивнула – благодарю. Продолжала сидеть за столом неподвижно.

Северак доел десерт, коснулся салфеткой губ. Покачал головой.

– Вы так и не притронулись к завтраку.

Клементина молчала. Смотрела куда-то сквозь него.

– О чём вы задумались?

Она вздрогнула, очнулась. Взглянула ему в глаза.

– Я вспомнила, как, увидев впервые вас двоих в нашем замке, – красивых, важных, недосягаемо величавых… едва обменявшись с вами обоими парой-другой фраз, подумала впервые: как хорошо было бы, если в женихи мне были предназначены вы.

Он нашёлся не сразу. Несколько мгновений молчал. Потом улыбнулся:

– Я всякий раз забываю, что прежде чем задать вам вопрос, следует хорошенько подумать.

– Я вас пугаю?

– Пугаете? – он откинулся на спинку стула. – Нет. Ваша способность говорить то, что вы думаете, – очень привлекательна. Беда в том, что мы, испорченные жизнью при королевском дворе, не всегда умеем этой привычке соответствовать.

Глава 3. Вечер триумфа

Хотя слова Северака и были приятны Клементине, она понимала, что её успехи на поприще ведения домашнего хозяйства были в значительной степени преувеличены. Если бы не помощники, ей навряд ли удалось бы так быстро наладить жизнь большого дома.

В частности, необычайно любезен был барон д`Авогур. На следующий же день после их прибытия в Квебек он прислал служанку – молоденькую девочку, которая должна была помочь им устроиться.

«Она может оставаться в вашем доме столько, сколько вы посчитаете необходимым», – написал в сопроводительной записке губернатор.

Девочка – звали её Клодин – оказалась сообразительной и шустрой. Представ перед Клементиной, она тут же забросала её вопросами и предложениями об обустройстве дома. Клементина попыталась посоветоваться с Лорансом. Тот отмахнулся – делайте что хотите.

Клементина пожала плечами – как угодно.

Благодаря Клодин самостоятельность далась Клементине легко.

И уже на следующий день жизнь в доме стала налаживаться.

*

Клементина наняла ещё двух служанок. Одну – на кухню. Другую – для работы по дому. Николь по-прежнему исполняла роль горничной. Но со временем стало очевидно, что тут, в Новой Франции, все эти разделения обязанностей – дело весьма условное.

В конце концов, Николь, в добавление к привычным своим заботам, взялась помогать Клодин в приготовлении обедов. Зато наотрез отказывалась сопровождать свою госпожу в город. Она вообще крайне неохотно выходила из дома – панически боялась индейцев, чувствовавших себя в Квебеке весьма привольно.

Обёрнутые в шерстяные попоны, укрытые меховыми плащами, те бродили по улицам города, курили, сидя на корточках, у стен домов, на парапетах. Временами их можно было видеть у дверей таверн – они приходили менять шкурки на водку. Иногда обмен удавался. Но чаще хозяева заведений гнали индейцев от дверей – боялись, что их обвинят в несоблюдении распоряжения властей города, запретивших продавать дикарям спиртное.

Епископ, монсеньор де Лаваль, уже третий год, с самого момента его приезда в Новый Свет, боровшийся за души жителей колонии, даже отлучил одного из ослушавшихся от церкви, а городской совет лишил строптивца возможности держать в городе таверну. Этот пример заметно охладил пыл тех, кто полагал возможным зарабатывать на наивности и неспособности коренных жителей Новой Франции противостоять искушениям.